Бой «Ондины» c японскими рейдерами
| Бой «Ондины» с японскими рейдерами | |||
| Основной конфликт: Вторая мировая война | |||
 Танкер «Ондина» | |||
| Дата |
11 ноября 1942 г. | ||
|---|---|---|---|
| Место |
в Индийском океане к юго-западу от Кокосовых островов | ||
| Итог |
победа союзников | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой танкера «Ондина» и тральщика «Бенгал» с японскими рейдерами 11 ноября 1942 года — сражение в Индийском океане конвоя из вооруженного голландского танкера и англо-индийского эскортного судна против японских вспомогательных крейсеров-рейдеров, закончившееся потоплением слабовооруженными союзными судами более сильного японского корабля.
Содержание
Обстоятельства сражения
В 1942 году после оккупации Юго-Восточной Азии Япония направила в Индийский океан отряд своих рейдеров — вспомогательных крейсеров (вооружённых грузопассажирских теплоходов) — «Хококу Мару» (яп. 報国丸) и «Айкоку Мару» (яп. 愛国丸) под командованием капитанов 1-го ранга Хироси Имасато (яп. 今里博) и Тамоцу Оиси (яп. 大石保). Каждый из рейдеров имел водоизмещение 10,4 тыс. тонн и скорость 21 узел; их вооружение включало: восемь 140-мм орудий главного калибра, два 80-мм и четыре 25-мм зенитных орудия, два спаренных 533-мм торпедных аппарата, два разведывательных гидросамолёта. На корабли был нанесён экспериментальный искажающий камуфляж. 1 ноября 1942 г. «Хококу Мару» и «Айкоку Мару» вышли в поход из Сингапура для действий на коммуникациях между Австралией и Ближним Востоком.
5 ноября 1942 года из австралийского Фримантла вышел в Абадан под балластом нидерландский танкер «Ондина» (6,3 тыс. т., 12 узлов) под командованием капитана Вильяма Хорсмана. Для защиты от подводных лодок на корме танкера было установлено 102-мм орудие (расчёт орудия состоял из англичан и австралийцев). Танкер сопровождал тральщик или, по другой классификации, шлюп «Бенгал» Индийского Королевского флота под командованием лейтенанта-командера резерва Вильяма Дж. Вилсона. При тоннаже в 650 т. и скорости в 16 узлов «Бенгал» был вооружён носовым 76-мм орудием, а также 40-мм и двумя 25-мм зенитными орудиями.
11 ноября 1942 года в 11.45 утра, находясь в 19 градусах 45 минутах южной широты и 92 градусах 40 минутах восточной долготы, на «Бенгале» заметили идущее на сближение неизвестное судно без флага, идентифицированное как японский вспомогательный крейсер. Была пробита боевая тревога. Вскоре был обнаружен и второй рейдер. В 11.55 «Бенгал» радировал на «Ондину» указание действовать самостоятельно, после чего повернул навстречу японским рейдерам. Хотя тральщик не имел никаких шансов против двух вспомогательных крейсеров, его командир В. Вилсон намеревался задержать рейдеры и дать танкеру время скрыться. Японцы рассчитывали на бой с одним эскортным судном, предполагалось, что танкер не окажет сопротивления, огня по нему вначале не велось. Однако капитан «Ондины» В. Хорсман решил, что поскольку у его тихоходного судна нет шансов уйти от японцев, ему следует принять бой вместе с «Бенгалом».
Бой «Бенгала»
В 12.12 идущий впереди «Хококу Мару» открыл огонь с дистанции в 3500 ярдов (3,2 км). Рейдер бил по тральщику залпами четырех 140-мм орудий правого борта. «Бенгал» отвечал из 76-мм пушки. Практически одновременно по «Хококу Мару» стало стрелять с дистанции 8000 ярдов (7,3 км) 102-мм орудие «Ондины». Почти сразу «Хококу» был поражен в надстройку, а затем — в кормовую часть. Снаряд попал в снаряженный торпедный аппарат и вызвал детонацию торпеды. Мощный взрыв уничтожил на рейдере ангар гидросамолетов и воспламенил запасы авиационного бензина. Авторство столь удачного попадания приписывали себе артиллеристы и «Бенгала», и «Ондины». Японцы склонялись к тому, что их поразило орудие с голландского танкера.
В бой вступил второй японский рейдер «Айкоку Мару». Он вел огонь по «Бенгалу», который вскоре получил попадание 140-мм снарядом в полубак, в результате был затоплен носовой провизионный отсек. «Бенгал» стал отходить на север, сбросив дымовые буи. Однако они не сработали, и «Бенгал» получил от идущего следом «Айкоку Мару» еще один 140-мм снаряд в корму. В офицерских каютах вспыхнул пожар, но его удалось погасить. В 12.45 «Бенгал» смог, наконец, поставить дымовую завесу и, вновь сменив курс, вышел из боя. К тому времени на нем был исчерпан боезапас к 76-мм орудию. Оторвавшись от противника, «Бенгал» направился на Диего-Гарсия, куда благополучно прибыл 17 ноября. В бою японцы выпустили по нему около 200 снарядов, тральщик имел две пробоины, корпус и надстройки были иссечены осколками, однако ни один человек из команды не был ни убит, ни ранен.
Бой «Ондины»
Между тем танкер «Ондина» продолжал бой с охваченным пожаром «Хококу Мару». Японцы добились попадания в мостик и сбили на танкере фок-мачту. В свою очередь несколько снарядов с «Ондины» попали в надстройку японского корабля. Положение «Хококу Мару», несмотря на все усилия экипажа погасить пожар, становилось всё более критическим. Огонь охватил машинное отделение, прекратилось электроснабжение. Убедившись в бесполезности попыток спасти корабль, командир «Хококу Мару» отдал приказ команде оставить судно. Эвакуация не была завершена, когда в 13.12 на рейдере произошел страшный взрыв. Огненный столб поднялся на несколько сотен футов — видимо, пожар добрался до погреба боеприпасов. «Хококу Мару» быстро затонул.
После гибели «Хококу Мару» танкер «Ондина» попытался уйти, но вскоре был настигнут вторым японским рейдером. «Айкоку Мару» с дистанции 3, 5 км поразил «Ондину» двумя снарядами в носовую части и двумя — в надстройку, вызвав пожары. Танкер вел ответный огонь, но вскоре были расстреляны последние из небольшого боезапаса 102-мм снарядов. Капитан «Ондины» распорядился спустить флаг, застопорить машину и покинуть судно. Почти сразу после этого приказа В. Хорсман погиб на мостике своего корабля, пораженный осколками разорвавшегося японского снаряда.
Команда «Ондины» села в спущенные шлюпки и отошла от танкера. Подойдя к нему на 400 метров, «Айкоку Мару» выпустил в «Ондину» две торпеды, проделавшие большие пробоины в правом борту. После этого японцы обстреляли из пулеметов шлюпки «Ондины» и занялись спасением экипажа «Хококу Мару». На борт «Айкоку» было поднято 278 человек, 76 японцев, в том числе капитан «Хококу» Имасато, погибли. Затем рейдер вернулся к накренившейся на 30 градусов «Ондине» и выпустил в неё еще торпеду, которая прошла мимо. Решив, что танкер вскоре затонет, «Айкоку Мару» удалился, оставив экипаж «Ондины» на верную гибель в шлюпках среди океана.
Однако старпом танкера Рехвинкель организовал спасательную команду и вернулся на «Ондину». Были потушены пожары, корабль был выровнен контрзатоплением левобортных отсеков. В 21 час удалось запустить машину. «Ондина» медленно двинулась обратным курсом. «Ондина» просила по радио об оказании срочной помощи. Однако после сообщений с «Бенгала» танкер считали уничтоженным или захваченным японцами. Поэтому, радиограммы были сочтены ловушкой. «Ондина» самостоятельно добралась через неделю во Фримантл. Кроме капитана Хорсмана, погибшего на судне, команда потеряла четырех человек во время пулеметного обстрела шлюпок, один человек был тяжело ранен. Капитан Хорсман был посмертно награждён голландским правительством Военным орденом Вильгельма 4-й степени; а расчет орудия «Ондины» — Бронзовыми крестами.
Последствия сражения
Помимо морально-психологического фактора потопления японского вспомогательного крейсера слабым кораблем эскорта и гражданским судном бой «Ондины» и «Бенгала» имел важные стратегические последствия. После потери своего сильного рейдера при столкновении с ничтожным конвоем Япония отказалась от рейдерских операций, которые могли бы создать серьёзные проблемы союзникам.
Напишите отзыв о статье "Бой «Ондины» c японскими рейдерами"
Литература
- [www.netherlandsnavy.nl/battle_ondina.html The Ondina-battle]
- [tsushima.su/RU/libru/iii/bibl-iii-wars/bibl-iii-ww2/bibl-iii-pacific/bibl-ww2-pacific-stat/alex-boy-jap-kreuz/ Александров А. Бой «Бенгала» с японскими вспомогательными крейсерами]
- [commi.narod.ru/bmc/mk1th/th13.htm Родословная «Бенгальского тигра»]
Отрывок, характеризующий Бой «Ондины» c японскими рейдерами
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
