Бой Кальдера

Бой Кальдера
Основной конфликт: Наполеоновские войны
Бой у мыса Финистерре 22 июля 1805 года, Уильям Андерсон
Дата	22 июля 1805 года
Место	возле мыса Финистерре, Испания
Итог	Неопределенный, стратегическая победа Британии
Противники
Великобритания Великобритания Испания Испания Франция Франция
Командующие
Роберт Кальдер Пьер-Шарль де Вильнёв Федерико Гравина
Силы сторон
15 линейных кораблей, 2 фрегата, люгер, куттер 20 линейных кораблей, 7 фрегатов, 2 шлюпа
Потери
198 убитых и раненых 2 испанских корабля захвачены, 647 убитых и раненых, 1200 взято в плен

Бой Кальдера или Сражение у мыса Финистерре — морское сражение периода Французских революционных войн, происходившее 22 июля 1805 года у берегов Галисии, Испания, в котором британский флот под командованием вице-адмирала Роберта Кальдера вступил в бой против объединенного франко-испанского флота под командованием адмирала Вильнева. Сражение закончилось с неопределенным результатом, ни одна из сторон не понесла заметных потерь. Кальдер не смог предотвратить соединение эскадры Вильнева с эскадрой находящейся в Ферроле, и не смог нанести сокрушительного удара, который бы окончательно избавил Великобританию от опасности французского вторжения. За свои действия Кальдер был позже предан военно-полевому суду и получил строгий выговор за свою пассивность и нежелание возобновить сражение 23 и 24 июля. С другой стороны, после битвы Вильнев решил не продолжать свой путь к Бресту, где его флот должен был вместе с другими французскими кораблями очистить Ла-Манш для французского вторжения в Великобританию.

Предпосылки

Хрупкий Амьенский мир 1802 года подошел к концу, когда Наполеон захватил итальянскую провинцию Пьемонт и присоединил её к Франции, а Англия отказалась выводить свои войска из Египта и с Мальты. 18 мая 1803 года Англия в очередной раз оказалась в состоянии войны с Францией.

Наполеон планировал прекратить британскую блокаду организовав вторжение в Британию. По состоянию на 1805 год его Английская Армия состояла из 150000 человек, которые расположились лагерем в Булони. Если бы эта армия смогла пересечь Ла-Манш, то победа над плохо обученными и слабо вооруженными британскими войсками вряд ли оказалась бы трудной задачей. План Наполеона состоял в том, что французский флот должен был прорвать британскую блокаду Тулона и Бреста и угрожая напасть на Вест-Индию оттянул туда британский флот, защищавший Западные подходы. Объединенный франко-испанский флот должен был достигнуть Мартиники, а затем двинуться обратно в Европу, в то время как сухопутные войска в Ирландии должны были поднять восстание, разгромить ослабленные британские патрули в Канале, и помочь в транспортировке Английской Армии через пролив Па-де-Кале.

Вильнев отплыл из Тулона 29 марта 1805 года с эскадрой из одиннадцати линейных кораблей, шести фрегатов и двух шлюпов. Он смог избежать столкновения с эскадрой адмирала Нельсона и прошел через Гибралтарский пролив 8 апреля. В Кадисе он прорвал британскую блокаду вице-адмирала Орда и соединился с эскадрой из шести испанских линейных кораблей под командованием адмирала Гравины. Объединенный флот отплыл в Вест-Индию, достигнув Мартиники 12 мая. Нельсон попытался догнать их, но его задержали в Средиземном море западные ветра, и он не смог пройти через пролив до 7 мая 1805 года. Британский флот из десяти линейных кораблей достиг Антигуа только 4 июня. Вильневу было приказано оставаться на Мартинике до 22 июня, ожидая флота адмирала Антуана Гантомы из Бреста, который должен был присоединиться к нему (впрочем тот остался в порту не сумев прорвать английскую блокаду и так и не появился). 7 июня Вильнев узнал от захваченного британского торгового судна, что Нельсон прибыл в Антигуа, и 11 июня он решив не ждать Гантома отправился обратно в Европу. Нельсон узнал об уходе союзников 12 июня и он с 11 кораблями вновь пустился в свою неутомимую погоню. Однако Вильнёв взял курс на Ферроль, а Нельсон на Кадис, полагая что противник направляется в Средиземное море.

19 июня бриг Кьюриос, посланный Нельсоном в Англию для уведомления Адмиралтейства о возвращении франко-испанской эскадры, заметил в 900 милях к северо-востоку от Антигуа этот неуловимый флот, который Нельсон тщетно искал на протяжении трех месяцев. По курсу Вильнёва легко можно было угадать, что он не имеет намерения идти в Средиземное море. Капитан Беттсуорт немедленно понял всю важность этой счастливой встречи: вместо того, чтобы вернуться к эскадре Нельсона, которую он мог и не встретить, он продолжал свой путь. Милях в 180 от Финистерре союзная эскадра была встречена противными ветрами; английский же бриг достиг Плимута 9 июля и капитан Беттсуорт сообщил новости лорду Адмиралтейства. Тот тотчас же предписал Корнуоллису, снять блокаду под Рошфором, послав пять своих кораблей к сэру Роберту Кальдеру, наблюдавшему тогда за Ферролем с десятью кораблями. Кальдеру же после увеличения таким образом его эскадры до пятнадцати кораблей было предписано крейсировать в расстоянии ста миль к западу от Финистерре для встречи Вильнева и предупреждения соединения его с Феррольской эскадрой. 15 июля на параллели Ферроля к 10 кораблям вице-адмирала Кальдера присоединились 5 кораблей контр-адмирала Стерлинга, между тем как Вильнёв, все ещё удерживаемый северо-восточными ветрами, достиг района Финистерре только 22 июля.

Сражение

Противники увидели друг друга около 11:00 22 июля. Сражение началось около 17:15, после нескольких часов маневрирования, когда британский флот, с 74-пушечным Hero (капитан Алан Хайд Гарднер) в авангарде, атаковал франко-испанскую линию. Из-за плохой видимости строй вскоре был сломан и дальше битва происходила в условиях ближнего боя.

В густом тумане некоторые из судов обоих флотов были вынуждены сражаться с несколькими противниками сразу. Основное действие развернулось между британскими кораблями Windsor Castle, Ajax, Prince of Wales, Thunderer и Malta (которому пришлось особенно тяжело) с одной стороны, и San Rafael, Firme и España с другой. Видя тяжелое положение Firme, Pluton пришел к нему на помощь и на некоторое время прикрыл испанское судно от разрушительного огня противника, но обстрел был настолько сильным, что Pluton сам с трудом смог отойти на прежнюю позицию. Критическое положение España вынудило капитана Жюльена Космао во второй раз прикрыть собой своих испанских союзников от огня англичан. На этот раз, благодаря помощи Mont-Blanc и Atlas, Pluton удалось спасти España. При этом Atlas пострадал наиболее сильно, и если бы не помощь других кораблей, он, скорее всего, был бы захвачен англичанами.

Примерно в 8 часов вечера Firme, потеряв грот и бизань-мачты, а впоследствии и фок-мачту был вынужден спустить флаг. Через несколько минут San Rafael, лишившись главной стеньги, а впоследствии и всех мачт, вынужден был сдаться призовой партии с Malta. Кальдер поднял сигнал выйти из боя в 20:25, с намерением продолжить битву на следующий день. В наступающих сумерках и условиях всеобщей неразберихи некоторые корабли продолжали вести огонь ещё в течение часа.

Рассвет 23 июля застал два флота на расстоянии 27 км друг от друга. Кальдер не хотел вновь атаковать превосходящие силы противника, вместо этого он направил усилия на защиту поврежденных Windsor Castle, Malta и захваченных испанских призов. Кроме того он опасался, что ранее блокированные флоты в Рошфоре и Ферроле могут выйти в море и впоследствии соединиться с объединенным флотом Вильнева. В таком случае Кальдер мог потерять весь свой флот, и чтобы избежать такого развития событий он отказался атаковать и направился со своими призами на северо-восток.

Вильнев утверждает, что сначала он намеревался атаковать противника, но в условиях очень слабого ветра потребовался бы весь день, чтобы подойти к англичанам, и он решил не рисковать вступать в бой в наступающих сумерках. 24 июля изменение ветра поставило франко-испанский флот с наветренной стороны англичан — идеальное положение для атаки, но вместо этого Вильнев отвернул к югу. Когда он прибыл в Ла-Корунья 1 августа он получил приказ от Наполеона немедленно проследовать к Бресту и Булони, но, возможно из-за ложного сообщения о появлении британского флота в Бискайском заливе, он вернулся в Кадис, достигнув этого порта 21 августа.

Последствия

Бой закончился с неопределенным результатом, оба адмирала, и Вильнев и Кальдер, заявили о своей победе. Британские потери составили 39 солдат и офицеров убитыми и 159 ранеными; потери союзников составили 476 солдат и офицеров убитыми и ранеными и ещё 1200 пленными.

Кальдер был отстранен от командования и предан военно-полевому суду. Разбирательство дела состоялось в декабре 1805 года, и адмирал, хотя и вполне освобожденный от обвинения в трусости или нерадивости, тем не менее был признан не сделавшим всего, что от него зависело для возобновления сражения и для взятия или уничтожения какого-то количества неприятельских судов. Его поведение было признано достойным чрезвычайного осуждения, и он был приговорен к строгому выговору. Он никогда больше не служил в море.

Вильнёву не удалось добраться до Бреста, вместо этого он, вынужденный считаться с ветром, вошел в Виго 28 июля для ремонта. 31-го числа, оставив три из наиболее пострадавших своих судов в Виго, он отплыл в Ферроль с пятнадцатью кораблями, из которых только два были испанскими. Там адмирал получил депеши, воспрещавшие ему становиться на якорь в Ферроле. Если вследствие повреждений, полученных в сражении, или аварий от каких бы то ни было причин он не будет в состоянии войти в Канал, как ему предписывалось, то император предпочитал, чтобы он, соединившись с Феррольской и Рошфорской эскадрами, шел в Кадис. Вследствие запрещения войти в Ферроль, Вильнёв отвел свою эскадру в смежную с ней гавань Ла-Корунья, где и стал на якорь 1 августа. Таким образом совершилось соединение союзных сил, воспрепятствование которому было возложено на Кальдера.

Отплытие Вильнёва в Кадис разрушило все надежды Наполеона на организацию вторжения и высадку десанта в Англии. Вместо этого его Английская Армия, переименованная теперь в Великую Армию, оставила Булонь 27 августа, чтобы противостоять угрозе со стороны Австрии и России. Через несколько недель после боя он писал:

Гравина просто гений во всём, что касается боя. Если бы Вильнев имел те же качества, битва при Финистерре окончилась бы полной победой.

Вильнев и объединенный флот оставались в гавани Кадиса до тех пор, пока они не вышли из него чтобы потерпеть сокрушительное поражение в битве при Трафальгаре 21 октября.

Силы сторон

Британский флот

• У Кальдера было пятнадцать линейных кораблей (Prince of Wales, Glory, Barfleur, Windsor Castle, Malta, Thunderer, Hero, Repulse, Defiance, Ajax, Warrior, Dragon, Triumph, Agamemnon и Raisonnable), два фрегата (Egyptienne и Sirius), люгер и куттер.

Флот	Корабль, пушек	Потери
		Убито	Ранено
	Hero (74), капитан Алан Хайд Гарднер	1	4
	Ajax (74), капитан Уильям Браун	2	16
	Triumph (74), капитан Генри Инман	5	6
	Barfleur (98), капитан Джордж Мартин	3	7
	Agamemnon (74), капитан Джон Харви	0	3
	Windsor Castle (98), капитан Бойлес	10	35
	Defiance (74), капитан Филипп Дарем	1	7
	Prince of Wales (98), флагман Кальдера, капитан Камминг	3	20
	Repulse (74), капитан Артур Кей Легг	0	4
	Raisonnable (64), капитан Йозиас Роули	1	1
	Dragon (74), капитан Эдвард Гриффит	0	4
	Glory (98), флагман контр-адмирала сэра Чарльза Стерлинга, капитан Сэмюэль Уоррен	1	1
	Warrior (74), капитан Самуэль Худ	0	0
	Thunderer (74), капитан Уильям Лечмер	7	11
	Malta (80), капитан Эдвард Буллер	5	40
	Egyptienne (40), капитан Чарльз Флиминг	0	0
	Sirius (36), капитан Уильям Проуз	0	0
	Nile (люггер), лейтенант Джон Феннел	0	0
	Frisk (куттер), лейтенант Джеймс Николсон	0	0

Франко-испанский флот

• У Вильнева было двадцать линейных кораблей (шесть испанских: Argonauta, Terrible, America, España, San Rafael, Firme; четырнадцать французских: Pluton, Mont Blanc, Atlas, Berwick, Neptune, Bucentaure, Formidable, Intrépide, Scipion, Swiftsure, Indomptable, Aigle, Achille и Algésiras) семь фрегатов и два шлюпа.

Флот	Корабль, пушек	Потери
		Убито	Ранено
	Argonauta (80), флагман адмирала Федерико Гравины, капитан Рафаэль-де-Хор	6	5
	Terrible (74), капитан Франциско Васкес де Мондрагон	1	7
	América (64), капитан Хуан Даррак	5	13
	España (64), капитан Бернардо Муньос	5	23
	San Rafael (80), капитан Франсиско де Монтес (захвачен)	41	97
	Firme (74), капитан Рафаэль де Вильявисенсио (захвачен)	35	60
	Mont-Blanc (74), капитан Гийом де Лявильгрис	5	16
	Pluton (74), капитан Жюльен Космао	14	24
	Atlas (74), капитан Ролланд	15	52
	Berwick (74), капитан Жан-Жиль де Кама	3	11
	Neptune (80), капитан Транкиль Местраль	3	9
	Bucentaure (80), флагман адмирала Вильнева, капитан Жан-Жак Мажанди	5	5
	Formidable (80), флагман контр-адмирала Дюмануара, капитан Жан-Мари Летелье	6	8
	Intrépide (74), капитан Луи Энферне	7	9
	Intrépide (74), капитан Шарль Берранже	0	0
	Swiftsure (74), капитан Шарль де Вильмадрен	0	0
	Indomptable (80), капитан Жан Жозеф Юбер	1	1
	Aigle (74), капитан Пьер-Полен Гурреж	6	0
	Achille (74), капитан Луи-Габриэль Деньепор	0	0
	Algesiras (74), флагман контр-адмирала Рене Магона, капитан Габриэль Огюст Бруар	0	0
	Cornélie (44)	0	0
	Rhin (44), капитан Мишель-Жан-Андре Шено	0	0
	Didon (40), капитан Пьер-Бернар Милиус	0	0
	Hortense (40), капитан Луи Шарль Огюст Деламар	0	0
	Hermione (40), капитан Жан-Мишель Маэ	0	0
	Sirène (40)	0	0
	Thémis (40)	0	0

Литература

• Жюрьен-де-ла-Гравьер, Пьер Рош. [militera.lib.ru/h/graviere/index.html Война на море: Эпоха Нельсона]. — тип. А. Дмитриева, 1851.

• Алфред Тайер Мэхэн. [militera.lib.ru/science/mahan2/index.html Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812] = The Influence upon the French Revolution and Empire, 1793–1812. — Terra Fantastica, 2002.

• G. Bennett. The Battle of Trafalgar. — Barnsley, 2004. — ISBN 1-84415-107-7.

• Arthur Brytant. Years of Victory 1802 - 1812. — London: Harper & Brothers, 1945.

• William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_II/Contents.html The Naval History of Great Britain, Volume 4, 1797–1799]. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.

• London Literary Gazette and Journal of Belles Lettres, Arts, Sciences. — London, 1823.

• Barnes Fremont Gregory. The Royal Navy 1793 - 1815. — Osprey Publishing, 2007. — ISBN 978-1-84603-138-0.

• Barnes Fremont Gregory. Trafalgar 1805, Nelson's crowning victory. — Osprey Publishing, 2005. — ISBN 1-84176-892-8.

• Broadley Alexander Myrick. Napoleon And The Invasion of England - The Story of The Great Terror. — Read Country Books Publishing. — ISBN 978-1-4097-6504-2.

• Michael Palmer. Command at sea: naval command and control since the sixteenth century. — Harvard University Press. — ISBN 978-0-674-02411-3.

• William Stewart. Admirals of the World: A Biographical Dictionary, 1500 to the Present. — McFarland & Co Inc, 2009. — ISBN 978-0786438099.

• Spencer Tucker. A Global Chronology of Conflict: From the Ancient World to the Modern Middle East. — ABC-CLIO, 2007. — ISBN 978-1851096671.

• Russell Weigley. The Age of Battles: The Quest For Decisive Warfare from Breitenfeld to Waterloo. — Indiana University Press, 1991. — ISBN 0-7126-5856-4.

Отрывок, характеризующий Бой Кальдера

Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.