Бой в Пишкоревцах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бой в Пишкоревцах
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Дата

13 ноября 1944

Место

Пишкоревци, община Джяково, Хорватия

Итог

победа подразделений НОАЮ, разгром немецкого гарнизона

Противники
Югославия Югославия Третий рейх Третий рейх
Командующие
Миливое Бабац Обилич неизвестно
Силы сторон
около 1400 человек гарнизон около 600 человек
Потери
22 человека погибли, 77 получили ранения 399 человек погибли, 4 попали в плен

Бой в Пишкоревцах — бой между югославскими партизанами Осиекской ударной бригады 12-й славонской дивизии НОАЮ и немецким полицейским батальоном в населённом пункте Пишкоревци (сербохорв. Piškorevci), расположенном недалеко от города Джяково в Хорватии, состоявшийся 13 ноября 1944 года. Активное участие в бою принял «русский» батальон бригады, состоявший из граждан СССР различных национальностей.





Характеристика военной обстановки

С освобождением Белграда от немецких оккупантов части НОАЮ перешли реку Сава и 22 октября 1944 года овладели городом Земун. Форсировав Саву около населённых пунктов Обреновац и Скела, 12-й воеводинский корпус преследовал отходящие немецкие войска до города Рума. До конца октября был освобождён Восточный Срем. Здесь немцам удалось остановить дальнейшее продвижение югославских войск, в результате чего на линии Дунай (Шаренград) — Босут — Сава (Брчко) установился так называемый Сремский фронт[1].

С целью содействия наступлению Красной армии в Венгрии и югославским войскам в Воеводине, Главный штаб народно-освободительной армии и партизанских отрядов Хорватии приказал 6-му славонскому и 10-му загребскому корпусам максимально активизировать удары на железной дороге Белград — Загреб. В этой связи, 12-й славонской дивизии, входившей в состав 6-го корпуса, был отведен район дороги Стари-Перковци — Стари-Микановци[2][3].

Боевая задача и действия бригады

Перед бригадами 6-го славонского корпуса, действовавшими в Славонии в ближнем тылу Сремского фронта, стояла задача сорвать движение немецких войск и грузов на фронт и в обратном направлении в Славонски-Брод и Загреб. В рамках этой операции, Осиекская ударная бригада в конце октября совершила марш-бросок по маршруту: Чачинци — Ораховица — Кутьево — Бектеж — Чаглин — Леваньска-Варош — Клокочевци — Врховне — Сушневци. Ей надлежало атаковать эшелоны, колонны и опорные пункты противника в районе Джяково. Численность бригада составляла около 1460 бойцов. В «русском» батальоне бригады было свыше 250 бойцов.

После серии диверсий на главной железной дороге, бригада получила задание уничтожить укреплённый опорный пункт фашистов в селе Пишкоревци, в 5 км к югу от города Джяково. Оборонял его 2-й немецкий полицейский батальон СС. На гарнизон в Пишкоревцах возлагалась задача обеспечения охраны линий коммуникаций с городом Славонски-Брод, а также частично городами Шамац и Винковцы.

Нападение Осиекской бригады на опорный пункт в Пишкоревцах прикрывала с северного направления 12-я славонская ударная бригада. Её задачей было предотвратить подход подкреплений противника из Джяково. С юга, со стороны Врполе, операцию обеспечивала 4-я славонская бригада[1].

Ход боя

Около полуночи с 12-го на 13-е ноября 1944 года началась атака Осиекской бригады на позиции немецкого батальона. С севера наступал 1-й батальон, на восточной стороне села — 2-й, с запада атаковал 3-й батальон, а с юга — 4-й. Батальоны продвигались вперед под сильным огнём противника. Ведя огонь из всего оружия и приближаясь на расстояние броска гранаты, бойцы подавляли огневые точки немцев. Бой велся всю ночь и продолжился днем фактически без перерыва. Последний очаг сопротивления на подворье священника, где остатки гарнизона оборонялись в большом и массивном здании с толстыми стенами, был подавлен к 16 часам[1].

Вот что рассказал о впечатлениях боя его участник, боец «русского» батальона бригады Г. К. Платонов:

«Русский батальон должен был занять исходные позиции в овраге и фланговой атакой поддержать наступление бригады. В 23:30 наш батальон тихо подошел к оврагу и, никем не замеченный, сосредоточился в нём, наскоро оборудовав огневые позиции для пулемётов и противотанковых ружей... Ровно в полночь в небо взвилась красная ракета. В этот же миг из балки послышался сильный пулемётный и автоматный огонь. В селении начали глухо рваться мины. Противник был начеку и ответил сильным огнём... Приготовиться к атаке, приготовиться к атаке, - передали по цепи русского батальона... В этот момент командир батальона красной ракетой подал сигнал к атаке. По оврагу пронеслось дружное «ура» и четыреста русских партизан бросились вперёд. Неприятель не выдержал атаки с фланга, дрогнул и в панике побежал из селения. Огонь не прекращался лишь в центре села, где на перекрестке у немцев имелся дзот. Русские партизаны выдвинули противотанковые ружья и несколькими меткими выстрелами заставили замолчать немецкие пулемёты. Селение было полностью освобождено от противника. Враг оставил на улице и во дворах около четырёхсот трупов своих солдат и офицеров...»[4].

Победе Осиекской бригады способствовали бойцы 4-й и 12-й бригад. Как только в Пишкоревцах начался бой, немецкое подразделение из Врполе поспешило на помощь своим и попало в засаду 4-й бригады. Понеся потери, немцы отступили, бросив на поле боя 1 миномёт, 60 винтовок и 30 пистолетов. 12-я бригада также успешно предотвратила продвижение противника из Джяково[1].

Итоги боя

Почти весь немецкий батальон был уничтожен, его командир покончил жизнь самоубийством. Лишь часть солдат гарнизона вырвалась из окружения под покровом ночи. Были убиты 399 человек, в том числе 8 офицеров и 26 унтер-офицеров, 4 человека попали в плен. Партизаны захватили 1 миномёт, 31 пулемёт, 6 автоматов, 260 винтовок, свыше 200 000 патронов, 1267 ручных гранат и другие трофеи.

Командир 12-й дивизии Милан Станивукович, восхищённый успехом бригады, сказал: «Это второй Подгорач!» (похожую победу одержала 12-я славонская ударная бригада во время нападения на немецкий гарнизон в селе Подгорач летом 1944 года).

В приказе 12-й дивизии № 51 от 26 ноября 1944 года, за «храбрость и самоотверженность», проявленные в бою, были отмечены ряд бойцов и командиров, среди них советские граждане Летнев Александр, Гречаный Иван, командир роты в 3-м батальоне, Горян Векослав (в другом приказе упоминается как Алексей), комиссар роты оружия 3-го батальона.

Во время штурма опорного пункта в Пишкоревцах погибли 22 бойца Осиекской бригады, 77 получили ранения. В бою был тяжело ранен командир бригады Миливое Бабац Обилич. В момент, когда победа уже была достигнута, он был ранен пулей, пущеной тремя немцами, укрывшимися в стогу соломы. Все трое тут же были окружены и убиты в перестрелке солдатами 3-й роты 1-го батальона. 20 ноября комбриг умер в госпитале[1].

В числе убитых в отчёте о потерях значатся также имена советских граждан: партизан 3-го батальона Ефима Кудашова[5], уроженца Новосибирской области и Владимира Слезовьева (Slezovjev: в отчёте фамилия вероятно искажена), уроженца Смоленска.

Напишите отзыв о статье "Бой в Пишкоревцах"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Zdravko B. Cvetković. Osječka udarna brigada. Monografija. — Beograd: Vojnoizdavački zavod — 1981
  2. Velimir Terzić. Završne operacije za oslobođenje Jugoslavije: 1944—1945. — Beograd: Vojni istorijski institut Jugoslovenske narodne armije, 1957 — S. 380.
  3. Nikola Božić. Batinska bitka. — Beograd: Izdavačka organizacija «Rad», 1978. — S. 420—424.
  4. Платонов Г. К. «По сигналу красной ракеты», в сборнике «О чем не говорилось в сводках», составитель Куликов И. Н. - Москва: Госполитиздат — 1962 год — Стр.146-147.
  5. [pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_dopolnitelnoe_donesenie65122534/ Как показал поиск по электронной базе данных портала Память народа, в список погибших Ефим Алексеевич Кудашов был включен преждевременно. Несмотря на тяжёлое ранение, он выжил. В январе 1945 года вместе с другими бойцами бригады прибыл в расположение Красной армии на Вировитицком плацдарме. 3 февраля 1945 года его зачислили в 233-й армейский запасный стрелковый полк 57-й армии. Дальнейшая судьба бойца неизвестна.].

Литература

  • Здравко Б. Цветкович. «Осиекская ударная бригада» (Zdravko B. Cvetković «Osječka udarna brigada»). Монография — Белград: Vojnoizdavački zavod — 1981



Отрывок, характеризующий Бой в Пишкоревцах



Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».