Бой в поселке Красноармейском

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Бой в поселке Красноармейском (Красноармейский Рудник, с 1953 года город Доброполье) — бой между арьергардом 4 гвардейского и 10 танковых корпусов и подразделениями 40 танковой армии в Доброполье 1943 году, во время операции «Скачок», один из эпизодов Великой Отечественной войны.

История

21 — 22 февраля 18 — й танковый корпус, 183 танковая бригада и 9 отдельная гвардейская танковая бригада вели бои с немцами почти в окружении на территории нынешнего города. Положение красноармейских частей стало критическим. Командир подвижной группы генерал М. М. Попов отдал приказ про отступление.

В ночь с 22-23 февраля 1943 года остатки четвёртого гвардейского танкового корпус во главе с Г. Я. Андрющенко, отступили из Красноармейска на территорию нынешнего города Доброполье. 23 февраля они в составе 183 танковой бригады покинули территорию Доброполье.

Уход бригады прикрывали два батальона танковый во главе с И. М. Коваленко и мотострелковый во главе с И. М. Магоновим. В течение всего дня 23 февраля они вели неравный бой с немецкой армией. Им помогали добропольцы с оружием, захваченным у врага, и выданной комбригом Г. Я. Андрющенко как добровольцам.

Под огнем вражеских танков погибло более сотни красноармейцев, которые не успели отступить до поселка РККА, куда уже отошла и заняла оборону вся группа прикрытия.

Бой в районе шахты продолжался до позднего вечера. Красноармейцы вели огонь из за шахтных зданий, вагонеток, с террикона. Все поле где сейчас парк, стадиона шахты «Алмазная», было густо покрыто трупами врага и их подбитыми танками. Руководил группой прикрытия комиссар Е. М. Каминин, который погиб в бою на дворе шахты.

Атаки немцев на позиции группы прикрытия усилились, были подтянуты дополнительные танковые группы. Под покровом ночи советские солдаты и самооборона доброполье оставили свой последний рубеж обороны и отошли к с. Степановка Александровского района, где находились их основные силы. Их отступление прикрывал огнем пулемета до последнего патрона тяжело раненный в обе ноги. М. Самойлов, горняк шахты Добропольской, руководитель местной подпольной группы антифашистов.

См. также

• Бой у станции Доброполье

Источники

• Подолян В. В. Слово о Доброполье: годы, события, люди .

Отрывок, характеризующий Бой в поселке Красноармейском

Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.