Бой за Галац
Бой за Галац (греч. Μάχη τού Γαλατσίου) произошедший 1 мая 1821 года стал первым крупным сражением в княжествах Валахия и Молдавия между революционерами греческой Филики Этерия и войсками Османской империи,[1] на первоначальном, Придунайском, этапе Освободительной войны Греции 1821—1829 гг.
Хроника событий
В 1820 г. А.Ипсиланти, генерал русской армии, возглавил организацию Филики Этерия, поставившую себе цель освобождение Греции от османов. 22 февраля 1821 г. Ипсиланти перешёл Прут . Российский император Александр I, под давлением Меттериниха [2] своим письмом из Лейбаха от 14 марта и своей позицией на конгрессе в том же городе, отмежевался от движения Ипсиланти. Почти сразу же, 23 марта, Григорий V (Патриарх Константинопольский) предал анафеме Греческую революцию и Ипсиланти [3].
Бой
Не имевшие до того, согласно договорам 1812 года, право иметь войска в княжествах, турки после Лейбаха получили согласие российской стороны на ввод войск для подавления бунта. Из Константинополя выступили 25 тыс. янычар, чьё командование, вместе с придунайскими гарнизонами, возглавил правитель Силистрии Селим Мехмет[1].
В конце апреля комендант крепости Браила Юсуф Перкофчали получил приказ отбить у гетеристов Галац. Перкофчали выступил располагая 2 тыс. пехотинцев, 3 тыс. всадников и артиллерией.
Оборона Галаца была поручена греческому военачальнику Танасису Карпенисиотису, который к тому времени сумел организовать гарнизон в 600 бойцов и восстановить 3 заброшенных с войны 1806—1812 гг. русских бастиона, установив на них 19 пушек посланных греками Одессы и Бессарабии[4]. Оставив 400 бойцов для защиты города Карпенисиотис расположил 200 бойцов на бастионах[5].
30 апреля турецкий авангард перешёл приток Дуная реку Сирет, а по самому Дунаю подошли 18 шаланд вооружённых пушками для обстрела греческих позиций. Карпенисиотис взял на себя командование центральным бастионом. Левым и правыми бастионами командовали братья Манглерис с острова Кефалиния, Г. Папас из Адрианополя (Эдирне), Дамианакос из Сфакия, Крит и поп Петрос Моник покинувший Измаил и «взявший крест и оружие и пришедший для участия в священной борьбе за Веру и за Отечество»[6].
На рассвете 1 мая 1821 года турки приступили к атаке, расположив пехоту в центре а кавалерию по флангам[4]. Гетеристы отбивали атаки одну за другой. Через 4 часа боя защитники правого и левого бастионов отступили, кроме гетериста Котираса и его 32 бойцов, которые продолжали сражаться не теряя ни "одной пули без вражеской крови[7]. Когда иссякли боеприпасы, Котирас и его бойцы обнажив клинки пробились через турецкое кольцо в Галац, но турки были уже в городе. Продолжая сражаться в городе, Котирас и его бойцы погибли до последнего. Карпенисиотис и 45 бойцов продолжали удерживать центральный бастион, отражая своими пушками и ружьями атаки тысяч турок, которые оставили у этого бастиона 700 человек убитыми[8].
С наступлением темноты бой прекратился. У защитников не было никакой надежды на спасение. Перед рассветом, запалив фитили пушек для самопроизвольного выстрела, они выбросили, пользуясь старым приёмом клефтов, свои бурки. Турки разрядили по буркам свои ружья и пока турки вновь заряжали свои ружья, 20 повстанцев во главе с Карпенсиотисом сумели живыми пробиться через турецкое кольцо. Как писал гетерист, в дальнейшем историк, А.Ксодилос[9]:
|
Этот бой 1 мая в Галаце, хоть и завершился ущербом для греков, был достаточно славным для них и большим знамением конечной победы греков над турками | 
|
Напишите отзыв о статье "Бой за Галац"
Ссылки
- ↑ 1 2 [Δημήτρης Φωτιάδης, Επανάσταση τού 21,ΜΕΛΙΣΣΑ,τ.Α,σ.414]
- ↑ [Ενεππεκίδης,Α΄'εξανδρος Υψηλάντης,Η αιχμαλωσία του είς την Αυστρίαν 1821—1828,σ.129]
- ↑ [Φιλήμων,έ.ά.,τ.Α.σ.112]
- ↑ 1 2 [Δημήτρης Φωτιάδης, Επανάσταση τού 21,ΜΕΛΙΣΣΑ,τ.Α,σ.415]
- ↑ [Κλεομένης Κουτσούκης, www.evrytania.eu/…/AthanasiosKarpenisiotis/AtanasiosKarpenisiotis.htm ]
- ↑ [Ιωάννης Φιλήμων, Δοκίμιον ιστορικόν περί της Ελληνικής Επαναστάσεως ,τ.Β.,σ.379]
- ↑ [Αδ.Ξόδιλος,Ή Εταιρεία των Φιλικών καί τα πρώτα συμβάντα τού 1821,εκδ. Λ.Βρανούση καί Ν.Καμαριανού,Αθήνα 1964,σελ.57]
- ↑ [Δημήτρης Φωτιάδης, Επανάσταση τού 21,ΜΕΛΙΣΣΑ,τ.Α,σ.416]
- ↑ [Αδ.Ξόδιλος,Ή Εταιρεία των Φιλικών καί τα πρώτα συμβάντα τού 1821,εκδ. Λ.Βρανούση καί Ν.Καμαριανού,Αθήνα 1964,σελ.60]
Отрывок, характеризующий Бой за Галац
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
