Бой под Вертингеном
| Бой под Вертингеном | |||
| Основной конфликт: Наполеоновские войны Война третьей коалиции Ульмская кампания | |||
 Бой под Вертингеном | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Вертинген, курфюршество Бавария (ныне Германия) | ||
| Итог |
Победа французов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой под Вертингеном — сражение, состоявшееся 8 октября 1805 года у немецкого города Вертинген, между французскими и австрийскими войсками в рамках Войны третьей коалиции.
Содержание
Предыстория
Император Наполеон с началом войны против Третьей антифранцузской коалиции повел свою 200-тысячную Великую Армию за Рейн. Эта огромная масса солдат двинулась на юг и пересекла реку Дунай к востоку от лагеря австрийского генерала Карла Мака в районе Ульма. Не зная о силе надвигавшейся на него армии, Мак оставался на месте, пока корпуса Наполеона не пересекли Дунай и не отрезали австрийскую армию от Вены.
Силы сторон
Авангард принца Мюрата включал в себя 1-ю драгунскую дивизию генерала Луи Клейна (6 эскадронов 1-го и 2-го драгунских полков) и 3-ю драгунскую дивизию генерала Марка-Антуана Бомона (18 эскадронов 5-го, 8-го, 9-го , 12-го, 16-го и 21-го драгунских полков) плюс дивизия тяжёлой кавалерии генерала Этьена Нансути (18 эскадронов 1-го и 2-го карабинерских, 1-го, 2-го, 3-го и 5-го кирасирских полков). Помимо них в бою участвовали две бригады лёгкой кавалерии из 5-го корпуса маршала Ланна генералов Жан-Луи Фоконне и Шарля Трейяра (12 эскадронов 9-го и 10-го гусарских, 13-го и 21-го конно-егерских полков). В общей сложности 54 эскадрона. Они были поддержаны десятью элитными батальонами сводной гренадерско-вольтижёрской дивизии генерала Николя Удино. Всего 7,000 пехотинцев, 7,400 кавалеристов и 14 орудий.
Силы австрийского генерала Ауффенберга включали 5,000 пехотинцев (9 батальонов), 400 кавалеристов (4 эскадрона) и 9 орудий.
Битва
Вероятно, из-за неожиданности французского нападения Ауффенберг привел в боевую готовность лишь девять батальонов и один эскадрон[1], общей численностью около 5500 человек. О ходе боя имеются противоречивые сведения. Одни историки рассказывают о том, как австрийские пехотные порядки были взломаны французской кавалерией, и австрийцы были окружены и вынуждены сдаться[2]. Другие утверждают, что австрийские гренадеры построились в плотный ромб и сопротивлялись кавалерийским атакам, пока французы не пустили в ход гренадеров Удино[3].
Французские потери составили 140 человек убитыми и ранеными, двое попали в плен. Австрийцы потеряли 101 человек убитым, 233 раненым, 1 469 солдат пленными (по австрийским данным) и 2 200 (по данным Мюрата), а также 3 знамени и 6 пушек. Сам генерал Ауффенберг попал в плен. Отрезанные от Вены австрийцы отступили на запад, в сторону своей базы в Ульме. (Соколов О.В. Аустерлиц. Москва 2006 год. стр. 176)
Напишите отзыв о статье "Бой под Вертингеном"
Примечания
Литература
- (англ.) Bowden, Scott, «Napoleon and Austerlitz», Chicago, The Emperor’s Press, 1997, ISBN 0-9626655-7-6
- (англ.) Chandler, David. Dictionary of the Napoleonic Wars. New York: Macmillan, 1979. ISBN 0-02-523670-9
- (англ.) Emmert, H. D. Wargamers Digest Magazine. «A History of Broken Squares 1798—1915,» January 1979.
- (англ.) Smith, Digby. The Napoleonic Wars Data Book. London: Greenhill, 1998. ISBN 1-85367-276-9
| ||||||
Отрывок, характеризующий Бой под Вертингеном
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
