Бой под Островно

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бои под Островно
Основной конфликт: Отечественная война 1812 года

Литогр. по рис. А.Адама. 1830-е гг. Сражение у Островно 25 июля 1812 г.
Дата

25—27 июля 1812 г.

Место

с. Островно под Витебском

Итог

Тактическая победа французов

Противники
Россия Франция
Командующие
Остерман-Толстой, Коновницын и Пален Мюрат и Богарне
Силы сторон
14—20 тысяч 22—28 тысяч
Потери
3760 солдат,
из них 827 убито
3700 солдат,
из них 300 пленных
   Отечественная война 1812 года

Бой под Островно — арьергардные бои 25 (13) — 27 (15) июля 1812 года отступающей 1-й русской армии Барклая с французской армией под Витебском с целью сдержать продвижение французского авангарда.

Трёхдневные бои часто именуются во французской истории как бои под Витебском.





Предыстория

Русские армии Багратиона и Барклая-де-Толли с боями отступали, планируя соединиться в районе Витебска. Однако Даву отрезал Багратиону дорогу на Витебск, и Багратион принял решение двигаться на Смоленск. Не зная об этом и отступая из Полоцка, Барклай-де-Толли 23 июля (11 по ст. стилю) достиг Витебска и стал ожидать Багратиона. К Витебску также последовал Наполеон с главными силами. Барклай оказался перед выбором: либо отступать дальше на Смоленск, отдавая без боя российскую землю, либо оставаться на месте и по мере сил задержать продвижение французов, пока не подойдет Багратион. Барклай решил, по возможности не вступая в генеральное сражение, затягивать время частными боями, пользуясь лесистой и пересечённой местностью. Такому решению способствовала раздробленность сил Наполеона, корпуса которого шли разбросанным фронтом и испытывали большие трудности в снабжении.

1-я русская армия отдыхала в Витебске 2 дня, прежде чем французские разъезды, пропущенные казачьими заставами, довольно неожиданно были обнаружены в 3 км от города по дороге Бешенковичи—Витебск (вдоль левого берега Двины), в то время как арьергард армии ожидал появления неприятеля на другой стороне Двины. Чтобы перекрыть дорогу, командующий 1-й армией Барклай выслал по ней 4-й пехотный корпус графа Остермана-Толстого с несколькими полками кавалерии. По словам Ермолова: «Надобен был генерал, который дождался бы сил неприятельских и они бы его не устрашили».

Основная часть армии заняли оборонительную позицию под Витебском, на позиции за рекой Лучесой, впадающей в Двину в районе Витебска. В тылу русской армии оставались дороги на Поречье и Смоленск.

Ход сражения

25 июля

Арьергард Остермана-Толстого в своём составе имел 4-й пехотный корпус, два гусарских полка, драгунскую бригаду и конно-артиллерийскую роту. Участники боя говорят примерно о 6 тысяч солдат в распоряжении Остермана. По другим сведениям, русский отряд составлял 9 тысяч солдат.

Находившиеся в арьергарде лейб-гвардии гусарский и Нежинский драгунский полки наткнулись на французский пикет, атаковали его и преследовали в сторону села Островно (примерно в 25 км на запад от Витебска), где, не доходя 8 км до Островно, столкнулись с основными силами французского авангарда под руководством Мюрата, состоящие из гусарской 1-й дивизии (генерал Брюйер) и 1-й кирасирской дивизии (генерал Сен-Жермен). Мюрат имел конную артиллерию, но не обладал пехотой.

Разгорелся встречный бой, который продолжался весь день. Французам поначалу сопутствовал успех, 8-й гусарский полк разбил 2 эскадрона русских лейб-гусар и захватил в лесу 6 орудий конной артиллерии, следовавшей в упряжках за гусарами. Чтобы остановить успех французов, Остерман ввёл в бой второй гусарский полк и выстроил войска, перекрывая дорогу на Витебск. Левый фланг авангарда упирался в болотистый лес, правый фланг прикрывался Двиной. Русская артиллерия простреливала дорогу, нанося большие потери сгрудившейся вдоль неё вражеской коннице.

Из-за тесноты позиции и отсутствия пехоты Мюрат не мог полностью реализовать численное превосходство, поэтому ему пришлось проделать серию ожесточённых фронтальных атак. Атаки производились кавалерией по дороге, где 2 батальона русской пехоты были построены по обеим сторонам дороги в каре, что делало пехоту уязвимой для действия французской артиллерии. Войска стойко отражали атаки, неся при этом ощутимые потери. С. Н. Глинка в «Записках о 1812 годе» пишет:

"Яростно гремела неприятельская артиллерия и вырывала целые ряды храбрых полков русских. Трудно было перевозить наши пушки, заряды расстрелялись, они смолкли. Спрашивают графа: «Что делать?» «Ничего, — отвечает он, — стоять и умирать!»"

Участники боя вспоминают крылатую фразу, ставшую позднее символом стойкости русского солдата, по другому. Подпоручик артиллерии Г. П. Мешетич передает её так[1]:

«В сие время выведен был один батальон пехоты из кустов, множество неприятельских орудий устремилось на него ядрами, целые ряды жестоко вырывались из фронта; когда было доложено графу Остерману-Толстому о напрасной убыли и потере людей, он, под березой стоя, нюхая табак, сказал: „Стоять и умирать“.»

Солдаты Остермана атаковали французов прямо через лес, и в лесу же отбивали контратаки. Французы не могли прорвать конницей строй пехоты, русские атаки сдерживались артиллерией французов. Когда к Мюрату подошла 13-я пех. дивизия Дельзона из корпуса Богарне, он пустил её через лес в обход левого фланга русских. Остерман отошёл к Витебску на новую позицию. Ночь принесла передышку 4-му корпусу русских.

26 июля

На смену 4-му корпусу Остермана были посланы 3-я пехотная дивизия Коновницына и кирасирская дивизия из кавалерийского корпуса Уварова. Они заняли позицию за оврагом у деревни Куковачино. Остерман ночью занял позицию позади Коновницына как его резерв, усиленный кирасирской дивизией, так и не вступившей в дело из-за сильно пересечённой местности.

К Мюрату подошёл корпус Евгения Богарнэ. С утра 26 июля бой на узкой дороге в лесу возобновился. В то время как Мюрат нацелился атаковать левый фланг русских, русские удачно атаковали левый фланг французов, где рассеяли батальон хорватов и 84-й полк. Левый фланг французов дрогнул и обратился в бегство. Мюрат повёл за собой польских улан, одновременно другие французские генералы сумели остановить бегство солдат и вернуть их в бой. Позиции левого фланга были восстановлены, русские отошли в лес. На правом фланге продвижение французов сдерживал сильный артиллерийский огонь и овраги, стеснявшие французскую кавалерию. Барклай прислал на усиление арьергарда генерал-лейтенанта Тучкова 1-го с гренадерскою дивизией, к нему же перешло командование. Как признаёт французский офицер: «Многочисленные стрелки [русских] заставляли дорого оплачивать почву, которую мы у них отвоёвывали.»[2]

К французским корпусам примерно в 2 часа дня явился лично Наполеон, взяв командование на себя. Он повёл дело так, что примерно к 3 часам дня французы опрокинули русских, и отход едва не обратился в бегство из-за беспорядка в командовании.

Из записок Ермолова А.П, начальника штаба 1-й армии:

Ни храбрость войск, ни самого генерала Коновницына бесстрашие не могли удержать их [французов]. Опрокинутые стрелки наши быстро отходили толпами. Генерал Коновницын, негодуя, что команду над войсками принял генерал Тучков, не заботился о восстановлении порядка, последний не внимал важности обстоятельств и потребной деятельности не оказывал. Я сделал им представление о необходимости вывести войска из замешательства и обратить к устройству.

К вечеру французы приблизились к Витебску, но утомленные боем остановились для передышки и разведки, выйдя с лесной дороги на оперативный простор.

27 июля

Узнав об отходе полков, Барклай стянул все войска под Витебском в единое место и разрушил сообщение с правым берегом Двины. В его намерении было дать сражение французам, задержать их продвижение и соединиться со 2-й армией Багратиона. 1-я армия заняла позиции за рекой Лучесой, упираясь правым флангом в Двину и закрываясь лесом на левом фланге. Однако ранним утром 27 июля в лагерь Барклая примчался курьер от Багратиона с извещением, что тот двигается к Смоленску. К тому же пленные известили русских о появлении Наполеона, а это означало 150 тыс. французов против 75 тыс. русских. В ночь с 26 на 27 июля русская армия переменила позицию, перейдя с берегов Лучесы на дорогу на Бабиновичи, то есть готовилась к отходу, хотя продолжала создавать впечатление подготовки к генеральному сражению.

27 июля арьергард возглавил граф Пален со свежими войсками: 3-4 тысячи пехоты, 4 тысячи конницы и 40 орудий. Пален занял позицию в 8 километрах от Витебска за деревней Добрейка, имея в тылу реку Лучесу. Арьергард Палена сражался с 5 часов утра и до 3 часов дня, после чего отступил за Лучесу, где незадолго до того находились позиции 1-й армии Барклая. Клаузевиц, лично присутствовавший в штабе Палена, приписывает вялый натиск французов на слабый русский заслон стремлению Наполеона основательно подготовиться к генеральному сражению, намеченному императором на следующий день. По воспоминаниям графа Сегюра Наполеон даже приказал в 11 часов утра прекратить атаки на Палена, чтобы иметь возможность проинспектировать поле предстоящего сражения, а также подтянуть отставшие корпуса.

Наполеон обратился к Мюрату: «Завтра в 5 утра солнце Аустерлица!» Французы накануне с высот наблюдали развёрнутую русскую армию на берегах Лучесы. После перемены позиции они, согласно свидетельству генерала Ермолова, не имели возможность видеть основную армию, но продолжали верить в намерение русских отстаивать Витебск.

Но в 1 час дня 27 июля 1-я армия Барклая бесшумно двинулась тремя колоннами в Смоленск, о чём французы не догадывались. Лесистая местность и заслон Палена скрыли отход русской армии, о котором Наполеон узнал только утром 28 июля.

После битвы

Французы не могли понять, куда ушла русская армия. Преследовать её они тоже не могли. Генерал Бельяр на вопрос Наполеона о состоянии кавалерии ответил просто: «Еще 6 дней марша, и кавалерия исчезнет.» После совещания с военачальниками Наполеон решил остановить дальнейшее продвижение в Россию.

Вернувшись 28 июля в штаб-квартиру в Витебске, Наполеон бросил свою саблю на карту со словами[3]:

«Здесь я остановлюсь! Здесь я должен осмотреться, дать отдых армии и организовать Польшу. Кампания 1812 года закончена, кампания 1813 года завершит остальное.»

Русские армии, соединившись в Смоленске 3 августа, скоро заставили Наполеона изменить планы.

В трехдневном сражении под Витебском с русской стороны был убит генерал-майор Окулов, выбыло из строя около 3764 человек, из них убито 827[4].

Французские потери оценивают как равные русским (3704, из них 300 пленных), был убит дивизионный генерал Руссель.[5]

Память об этом сражении увековечена в обелиске, установленном в 1962[6] году у деревни Островно (Бешенковичский район). Надпись на нём гласит:

Здесь, на полях сражений под
Островно, Куковячино,
Добрейкой 13-14/25-26/
июля 1812 года 9-тысячный
отряд русских войск под коман-
дованием генералов
Остермана-Толстого и
Коновницына стойко дер-
жал оборону против 20-тысяч-
ной армии Наполеона, чем обес-
печил беспрепятственное сое-
динение 1-й и 2-й русских армий
у Смоленска

Напишите отзыв о статье "Бой под Островно"

Примечания

  1. [www.museum.ru/MUSEUM/1812/LIBRARY/Meshetich/ Г. П. Мешетич, «Исторические записки…»]
  2. [www.hrono.ru/libris/lib_n/12n036.html Бой при Островно и под Витебском, ] мемуары Лабома
  3. Count Philip de Segur, History of the expedition to Russia undertaken by the emperor Napoleon in the year 1812, 4.8
  4. Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 г. Т. 1. СПб., 1859. с. 203 ;
    Надпись на 4-й стене Храма Христа Спасителя
  5. Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 г. Т. 1. СПб., 1859. с. 203
  6. Свод памятников истории и культуры Белоруссии. — Минск: БелСЭ им. Петруся Бровки, 1985. — С. 124. — 496 с. — 8000 экз. (На белор. языке)

Ссылки

  • [www.tyl.mil.ru/page1044.htm Действия 1-й Западной Армии], «Отечественная война 1812 г.», Материалы военно-ученого архива, Спб., 1911, т. XV, стр. 10-13
  • [www.tyl.mil.ru/page1047.htm Рапорт генерала Барклая-де-Толли Александру I 15 июля 1812 г. из Велижат, № 538 ], «Отечественная война 1812 г.», Материалы военно-ученого архива, Спб., 1911, т. XIV, стр. 136—138
  • [www.museum.ru/museum/1812/Library/Ermolov/part4.html Записки генерала Ермолова, начальника Главного штаба 1-й Западной армии, в Отечественную войну 1812 года]
  • [www.hrono.ru/libris/lib_n/12n035.html Бой при Островно и под Витебском, ] мемуары Тириона

Отрывок, характеризующий Бой под Островно

Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.