Бой при Глостере (1775)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 42°36′23″ с. ш. 70°39′49″ з. д. / 42.60639° с. ш. 70.66361° з. д. / 42.60639; -70.66361 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=42.60639&mlon=-70.66361&zoom=14 (O)] (Я)

Battle of Gloucester (1775)
Основной конфликт: Война за независимость США

Часть Массачусета, включая Глостер; карта, 1775
Дата

8 августа 1775

Место

в районе Кейп-Энн и Глостер (Массачусетс)

Итог

победа колонистов

Противники
 Великобритания Провинция залива Массачусетс
Командующие
Джон Линзи Джозеф Фостер
Брэдбери Сандерс
Силы сторон
1 шлюп 2 шхуны
Потери
1 убитый,
4 раненых;[1]
24 человека и
3 шлюпки захвачены
2 убитых,
1 раненый[1]
 
Американские воды, 1775−1782
Махиас – Глостер – Фалмут – Блок–Айленд – Рейд Грея – Санди-Хук – Ньюпорт – Чесапикский рейд – Рейд Трайона – Пенобскот – м. Генри – Луисбург – Чесапик – Делавэр – Гудзонов залив
 
Бостонская кампания
Лексингтон и Конкорд Бостон Челси-Крик Махиас Банкер-Хилл Глостер Фалмут Экспедиция Нокса Дорчестер

Бой при Глостер (1775) — столкновение около Глостера в начале Американской войны за независимость 8 или 9 августа 1775 года. Капитан Королевского флота Джон Линзи (англ. John Linzee), командуя шлюпом HMS Falcon (16), обнаружил две шхуны, которые возвращались из Вест-Индии. Захватив одну, Линзи преследовал и загнал вторую в бухту Глостер, где она села на мель. Жители города созвали ополчение, взяли в плен британских моряков, отправленных овладеть шхуной, а также отбили уже захваченную.

Эта стычка, наряду с другими, подтолкнула флот на ответную экспедицию во главе с капитаном Генри Моуэтом (англ. Henry Mowat) в октябре 1775 года. Главное событие его похода, сожжение Фалмута, было упомянуто Вторым Континентальным конгрессом как причина создания Континентального флота.





Предыстория

В апреле 1775 года напряженность в отношениях между британскими колонистами провинции Массачусетс и королевским губернатором генералом Томасом Гейджем вылилась в войну. Когда генерал Гейдж направил войска в Конкорд, чтобы отыскать военные припасы колонистов, поднялась тревога и 19 апреля колонисты столкнулись с солдатами при Лексингтоне и Конкорде. Роты ополчения продолжали прибывать в последующие дни, и британские войска были осаждены в Бостоне.

Осада, которая блокировала доступ к городу только с суши, поставила армию в зависимость от флота в снабжении её свежими припасами. Во многих общинах недалеко от города, скот и сено были убраны с островов Бостонской гавани и прибрежных районов, так как генерал Гейдж и вице-адмирал Самуэль Грейвз разослали партии в рейды по прибрежным районов в поисках скота и сена, а также для пресечения колониального судоходства. Когда эти экспедиции высаживались, солдаты и моряки сгоняли скот, и местами встречали сопротивление. Вскоре после начала осады колонисты столкнулись с армией 27 мая неподалеку от Бостона из-за припасов на близлежащем острове.

5 августа 16-пушечный HMS Falcon, под командованием Джона Линзи, появился у бухты Ипсвич. Капитан Линзи послал к берегу баркас с людьми в поисках скота. Местные фермеры его заметили, и вместе с другими жителями отогнали мушкетным огнём. Когда баркас вернулся к Falcon, Линзи послал его, чтобы обследовать шхуну в порту, на ней нашелся только балласт. Следующие несколько дней Линзи продолжал крейсировать у Кейп-Энн, и спрессовал в свою команду несколько человек из местных портов и судов.

Бой

8 или 9 августа (источники расходятся относительно точной даты[2]), около 8 утра капитан Линзи заметил две американских шхуны курсом на Салем. Быстро захватив одну из шхун, он поместил на неё призовую команду, затем начал погоню за другой. Капитан второй шхуны, видимо, знакомый с этими водами, повел своё судно вглубь Глостер-Харбор и вскоре после полудня высадил его на мель у острова Файв-паунд Айленд. Линзи заставил местного рыбака провести Falcon и пленную шхуну в гавань. Затем он послал 36 человек на двух баркасах и вельботе под командованием лейтенанта овладеть судном. Среди них были 10 прессованных колонистов, в том числе четверо из Глостера. Появление британских кораблей вызвало тревогу среди горожан, начало собираться ополчение, во главе его капитаны Джозеф Фостер и Брэдбери Сандерс. Вооружившись мушкетами и двумя старыми фальконетами, они открыли огонь с берега по шлюпкам, когда те приблизились к шхуне. Британцы налегли, подошли и поднялись на шхуну через окна кормовой каюты.[1] Там они оказались фактически в ловушке, под постоянным обстрелом с берега. Линзи на Falcon, пытаясь отвлечь горожан, начал стрельбу из пушек по городу, и позже отправил десантную партию, в попытатке сжечь город. Однако эта попытка не удалась, и партию на сидящей на мели шхуне по-прежнему беспокоил огонь с берега. Лейтенант был ранен в бою, и около 4 часов пополудни он с несколькими людьми смог бежать на малом скифе, оставив за себя мастера Falcon. Оставшиеся люди в конечном итоге попали в плен, в том числе прессованные колонисты. К 7 часам вечера все британские шлюпки были взяты. Тогда Линзи решил отправить призовую шхуну, снять своих людей. Она также попала в плен. Позже Линзи докладывал о своем подозрении, что команда захваченной шхуны воспользовалась случаем подавить призовую партию и вернуть судно. Согласно его рапорту,

После того как мастера перевели на берег, я обнаружил, что не могу ничего для него сделать, или даже навредить бунтовщикам огнём, и поэтому прекратил попытки.

Последствия

Попытка Линзи сжечь город в качестве наказания была поддержана флотом в дальнейшем. В октябре 1775 года адмирал Грейвз послал капитана Генри Моуэта в карательную экспедицию против прибрежных поселений Новой Англии. Среди её целей был специально указан Глостер, с упоминанием, среди других обоснований, поражения капитана Линзи.[4] Моуэт решил не атаковать Глостер, поскольку счел, что его дома слишком широко разбросаны, и обстрел не окажет существенного воздействия. Новость о единственном крупном успехе Моуэта, сожжении Фалмута, сыграла важную роль в решении Второго Континентального конгресса одобрить создание Континентальный флота.

Напишите отзыв о статье "Бой при Глостере (1775)"

Примечания

  1. 1 2 3 Allen,… p. 15.
  2. Allen,… p. 14.
  3. Garland,... p. 116.
  4. Garland,… p. 128.

Литература

  • Allen, Gardner W. A Naval History of the American Revolution. Vol. 1. Boston-New York: Houghton Mifflin Co, 1913.
  • Garland, Joseph. The Fish and the Falcon: Gloucester’s Resolute Role in America’s Fight for Freedom. Charleston: The History Press, 2006. ISBN 978-1-59629-007-5
  • Lehman, J. F. On Seas of Glory. New York, et al.: Simon & Schuster, 2002. ISBN 0-684-87176-9

Отрывок, характеризующий Бой при Глостере (1775)

– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.