Бой с конвоем Эсперо
| Бой с конвоем Эсперо | |||
| Основной конфликт: Вторая мировая война | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Средиземное море, юго-западнее Крита | ||
| Итог |
победа Великобритании | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бой с конвоем Эсперо (англ. Battle of the Espero Convoy; итал. Battaglia del Convoglio Espero) — морской бой, состоявшийся 28 июня 1940 года юго-западнее Крита между итальянским конвоем из трех эсминцев, под командованием капитана 1-го ранга Энрико Барони и 5 британских легких крейсеров под командованием командующего легкими силами Средиземноморского флота вице-адмирала Джона Тови. Сражение названо по флагманскому эсминцу итальянского конвоя, который своим самопожертвованием позволил спастись другим итальянским кораблям.
Содержание
Состав сил
С самого начала войны боевая обстановка в Северной Африке потребовала посылки конвоев в Ливию. Уже 25 июня Итальянский военно-морской флот занялся доставкой конвоев в Африку. Первый конвой отправился в Триполи. Он прибыл без происшествий два дня спустя. В то же время опасаясь наступления британцев в Африке, командование пришло к выводу направить туда как можно быстрее противотанковое подразделение. Из-за трудностей проводки судов в Тобрук было решено использовать для доставки грузов подводные лодки и надводные корабли. 27 июня в Таранто был сформирован конвой из 3-х эсминцев: «Эсперо», «Остро» и «Зеффиро», на борту которых было 120 тонн боеприпасов, 10 противотанковых орудий и 162 артиллериста. Этот конвой направился в Тобрук. Эсминцы были выбраны из-за своей вместимости и большой скорости хода (36 узлов), позволяющей избежать возможного неравного боя. Несколько часов спустя в море также вышли миноносцы «Пило» и «Миссори», которые везли еще 52 солдата и несколько десятков тонн грузов.
В это время британцы также проводили конвойные операции. В море находился конвой из Греции в Александрию, а еще два, с Мальты — готовились выйти, также направляясь в Египет. Для их прикрытия из Александрии вышел большой отряд. Всего 7 крейсеров: Caledon и Capetown — прикрывающие греческий конвой, и 7-я эскадра крейсеров: Liverpool, Gloucester, Neptune, Orion (флагман эскадры), Sydney под флагом командующего легкими силами Средиземноморского флота вице-адмирала Джона Тови и 16 эсминцев. Передвижению британцев активно содействовали разведывательные самолёты из Александрии и Мальты.
Бой
в полдень 28 июня 3 итальянских эсминца были замечены в открытом море, приблизительно в 50 милях западнее Занте, британским разведывательным самолетом Сандерленд, который некоторое время следовал за ними, в то же время для итальянцев передвижения английских эскадр были абсолютно неизвестны. Разведчик донес информацию об обнаружении Тови, который предпринял попытку перехвата обнаруженных кораблей.
Располагая явным преимуществом и диспозицией итальянских кораблей, британский адмирал построил свои крейсера уступом, разделив их на 2 крыла: «Ливерпуль» и «Глостер» на левом, «Сидней», «Нептун» и «Орион» — на правом. Таким образом он пытался взять итальянцев в клещи. Британцы появились в пределах видимости вскоре после 18:00 подойдя к итальянцам, двигающимся на юго-восток с левого траверза, однако неблагоприятная видимость на закате помешала последним заметить врага.
В 18:33 головной «Ливерпуль» открыл огонь с дистанции 85 кбт. К нему немедленно присоединился «Глостер», а к 18:59 в бой вступили все три правофланговых крейсера. Англичане находились на темной стороне горизонта и до последнего момента оставались необнаруженными, тогда как итальянские корабли были четко видны на фоне заката. Застигнутые врасплох итальянцы с максимально возможной скоростью стали отходить на юго-запад под прикрытием дымовой завесы. Стреляя из носовых башен, крейсера преследовали противника.
В исходе боя сомнений не было, несмотря на более высокую скорость итальянских кораблей. Палубы всех 3 устаревших итальянских эсминцев были загромождены ящиками, мешавшими вести ответную стрельбу. В этой ситуации командир эскадры (капитан 1 ранга Барони) решил пожертвовать своим кораблем, чтобы спасти 2 других.
Он продолжал бой в одиночку, поставив дымовую завесу и маневрируя так, чтобы прикрыть 2 остальных эсминца, которым приказал отрываться и уходить на юго-запад полным ходом. Неравный бой оставшегося один на один с врагом продолжался до 19:30. Британская стрельба оказалось довольно неточной, и «Эсперо» был накрыт лишь пятнадцатым залпом в 19:20, когда расстояние сократилось до 12 800 метров. Эсминец потерял ход, но продолжал отважно отстреливаться, пока у орудий оставались расчеты. Его самопожертвование, а также огромный расход припасов (крейсера Тови на потопление Эсперо затратили более 5000 152-мм снарядов) вынудили адмирала завершить погоню и начать отход. Только спустя 2 часа 10 минут после начала ожесточенной перестрелки (в 20:40) итальянский эсминец затонул. Крейсер Sydney подобрал из воды 47 человек. Еще 6 человек спустя 20 дней были подобраны итальянской подводной лодкой, однако ни среди тех, ни среди других не было командира — капитана 1-го ранга Энрико Барони, погибшего вместе с кораблем. Посмертно, он получил Золотую медаль за военную доблесть.
Итоги боя
2 оставшихся итальянских корабля смогли оторваться от противника и прибыли в Бенгази вместе со своим грузом. Позже они перешли в Тобрук.
Этот бой наглядно показал успех британской авиаразведки, которая обнаружила итальянские корабли и навела на них свои крейсера.
Ход самого боя показал высокий боевой дух экипажей малых итальянских кораблей, который еще не раз проявлялся в ходе боев, в отличие от тяжелых. Маленький эсминец пожертвовал собой, добившись при этом попадания 120-мм снарядом в в броневой пояс в районе кормы крейсера Ливерпуль, не причинившего последнему больших повреждений.
Британские крейсера при этом израсходовали более 5000 снарядов. На Ливерпуле осталось около 40 снарядов на ствол. Столь большой расход снарядов командующий флотом адмирал Каннингем объяснял перед Адмиралтейством позже неопытностью экипажей и ведением боя в наступающих сумерках. Расход боеприпасов привел к переносу операции MA.3 — проводки с Мальты 2-х конвоев: MF-1 и MS-1 на срок в 2 недели, что позже вылилось в бой у Калабрии.
Напишите отзыв о статье "Бой с конвоем Эсперо"
Литература
- Брагадин Марк Антонио. [militera.lib.ru/h/bragadin/02.html Итальянский флот во Второй мировой войне] = Bragadin М'А. La Marina Militare Italiana nella 2a Guerra Mondiale, 1948. — Москва: АСТ, 2000.
Отрывок, характеризующий Бой с конвоем Эсперо
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»
На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
