Бой тридцати

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бой тридцати
Основной конфликт: Столетняя война

Бой тридцати
Дата

26 марта 1351 года

Место

территория между замками Жослен и Плоэрмель, Бретань

Итог

победа французов

Противники
Англия
Бретонские союзники
германские наёмники
Бретань
Командующие
Роберд (Ричард) Бембро† Жан де Бомануар
Силы сторон
30 рыцарей и сквайеров 30 рыцарей и оруженосцев
Потери
9 воинов 6 воинов
 
Война за бретонское наследство
Шантосо (1341) Энбон (1342) Ван (1342) Брест (1342) Морле (1342) Кадорет (1345) Сен-Поль-де-Леон (1346) Ла-Рош-Дерьен (1347) Тридцать (1351) Морон (1352) Монмюран (1354) Ренн (1356—1357) Оре (1364)


Бой тридцати (англ. Combat of the Thirty, фр. Combat des Trente) — знаменитый[1] эпизод Столетней войны, представлявший собой пеший поединок английских рыцарей и сквайров, а также их немецких, фламандских и бретонских союзников, с одной стороны, против тридцати бретонских (французских) рыцарей и оруженосцев с другой, который состоялся 26 марта 1351 года во время так называемой войны за бретонское наследство. Этот бой стал одним из самых знаменитых эпизодов войны, хотя сведения относительно причин, места и условий поединка в разных источниках значительно разнятся.





Описание

Формальным поводом для поединка послужило грубое нарушение Робертом (или Ричардом) Бембро, капитаном замка Плоэрмель, перемирия в округе, находившимся под управлением Жана де Бомануара, французского командующего крепостью Жослен и коннетабля Бретани. Разбойничьи действия английского гарнизона не могли ускользнуть от внимания французов, однако просьбы и обвинения не возымели никакого эффекта. Бомануар в ответ на это послал англичанам вызов, в результате чего стороны условились встретиться «у дуба Ми-Вуа (то есть на полпути)» между замками Жослен и Плоэрмель. С обеих сторон в бою должны были принять участие по 30 воинов. Французы горели желанием расквитаться с нарушителями, поэтому с их стороны желающих было гораздо больше, чем формально требовалось для участия в поединке. Французы выставили в бой девять рыцарей и двадцать одного оруженосца (все бретонцы). С английской стороны также было тридцать бойцов (англичан было всего восемь – Хью Кэлвли, Роберт Ноллес, Томас Уолтон и Ричард де ла Ланд, эсквайр Джон Пессингтон, латники Дэгуорт и Джон Рассел, остальные – немецкие, фламандские и бретонские наемники, сам Бембро – бранденбуржец).

Ход боя

Воины договорились и сражались пешими в ожесточённой схватке с применением мечей, кинжалов, копий, булав и топоров. Воины произвольно выбирали оружие, поэтому некоторые рыцари сражались весьма оригинальными образцами, например, молотом или кривым ножом. За турниром, длившимся несколько часов, наблюдали многочисленные зрители из числа местных крестьян. Специальные наблюдатели по сигналу объявляли начало боя, а также оказывали медицинскую помощь раненым участникам.

Первый акт ожесточённого боя был за английской стороной. В бою погибло двое англичан, включая и самого Бембро, пятеро французов были убиты или пленены, а Бомануар был тяжело ранен. После передышки исход схватки решила подлость французского оруженосца Гийома де Монтобана: видя, что французская сторона терпит поражение, он неблагородно ускользнул с поля боя и сев на лошадь, обогнул ряды сражающихся и врезался в группу англичан, опрокинув восьмерых. Воспользовавшись этим, бретонцы из последних сил набросились на англичан и с большим трудом всё-таки одолели сбитых с ног и оглушенных противников. Семеро сторонников английской партии погибло, остальные, будучи тяжело ранеными, попали в плен, однако вскоре были отпущены за символическое вознаграждение.

Последствия битвы

Битва не имела никаких политических последствий, однако заняла важное место в сознании современников, став образцом подлинно рыцарского поведения и отваги (за исключением французского оруженосца, неблагородно ударившего в спину). Её особый статус определялся также тем, что большинство современников критически относились к подобным действам, считая их бессмысленными, однако эта схватка стала ярким исключением, хоть и весьма подпорченной действиями французской стороны. Кроме того, в 1373 году под впечатлением битвы бретонцы сочинили известную балладу, не терявшую популярности ещё долгое время.

Массовая культура

Данная битва описана в историческом романе Артура Конан Дойля «Сэр Найджел Лоринг»; главный герой романа принимал в ней участие.

Описание этого сражения имеется в цикле романов "Дитя Всех Святых" Жана-Франсуа Намьяса.

Примечания
  1. [books.google.com/books?id=uVZ893wOWgoC&printsec=frontcover&hl=de&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA103,M1 Combat of the Thirty (1351) in: John A. Wagner. Encyclopedia of the Hundred Years War. — Westport: Greenwood Press, 2006, p. 103.]

Напишите отзыв о статье "Бой тридцати"

Ссылки

  • Нечитайлов М. [xlegio.ru/armies/max/war100_battles.htm Малоизвестные битвы Столетней войны (1351—1359 гг.)]

Литература и источники

  • [books.google.com/books?id=uVZ893wOWgoC&printsec=frontcover&hl=de&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA103,M1 Combat of the Thirty (1351) in: John A. Wagner. Encyclopedia of the Hundred Years War. — Westport: Greenwood Press, 2006, p. 103.]
  • [www.nipissingu.ca/department/history/muhlberger/chroniqu/texts/AINSWORT.HTM A Verse Account of the Combat of the Thirty]
  • Steven Muhlberger, Deeds of Arms: Formal combats in the late fourteenth century, (Highland Village, TX, The Chivalry Bookshelf, 2005), 76-120.
  • [www.britannica.com/EBchecked/topic/592565 Battle of the Thirty] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 27 июня 2012.

Отрывок, характеризующий Бой тридцати

– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.