Бой у Гибралтара (1799)
| Бой у Гибралтара | |||
| Основной конфликт: Французские революционные войны | |||
 Северное побережье Гибралтара, 1852 год | |||
| Дата |
19 января 1799 года | ||
|---|---|---|---|
| Место |
около Пунта-Европа, Гибралтарский пролив | ||
| Итог |
Победа испанцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение 19 января 1799 года, или Бой у Гибралтара — второстепенное морское сражение периода французских революционных войн, которое произошло в водах Гибралтарского пролива, возле Пунта-Европа. Испанская эскадра из 14 канонерских лодок, с мистико в качестве флагмана, под командованием Франсиско де ла Руа, напала на британский торговый конвой, который сопровождали несколько военных кораблей Королевских флота, и среди них 74-пушечный линейный корабль. Британские военные корабли не смогли защитить конвой, потеряв при этом две канонерские лодки —- одна канонерская лодка затонула, другую захватили испанцы. Конвой также лишился торгового корабля и двух бригов. За успешное выполнение операции Морелль де ла Руа был повышен до капитана фрегата.[1]
Содержание
Предыстория
После того, как в военно-морском флоте Испании поняли насколько могут быть полезны канонерские лодки в морской войне, они создали для них базу в Альхесирасе. Развертывание канонерок преследовало две цели: во-первых помешать британской морской торговле с Гибралтаром и, во-вторых, защитить собственную коммерцию Испании.[2]
Во время Большой осады Гибралтара адмирал Антонио Барсело командовал военно-морскими силами, ответственными за блокаду залива, которые включали флотилию из нескольких шебек и канонерских лодок. Одним из его преемников был Франсиско Антонио Морелль де ла Руа, который был назначен командовать канонерскими лодками в Альхесирас в 1797 году и принял участие более чем в 40 операциях против англичан.[2]
Сражение — Испанские источники
В 2 часа дня 19 января 1799 года британский торговый конвой, состоящий из четырёх кораблей и трех бригов отплыл из Гибралтара в сопровождении 74-пушечного линейного корабля и 18-пушечного брига Королевского флота.[2] Когда они вышли из Гибралтара, их также сопровождали три канонерские лодки, чтобы защитить конвой от испанских канонерских лодок, базирующихся в Альхесирасе.[2] Через час показались четырнадцать испанских канонерок и мистико (небольшое парусное судно типа фелуки) под командованием лейтенанта Франсиско Антонио Морелля де ла Руа, которые прибыли чтобы перехватить конвой. Они выстроились в линию, в то время как ещё четыре канонерки остались в резерве, а две были отправлены к Пунта-Европа, чтобы напасть на конвой с тыла.[2]
После нескольких часов преследования, в 7:30 вечера, Морелль де ла Руа смог отрезать корабль и два брига от остальной части конвоя.[3] Три британских канонерских лодки сразу пришли к ним на помощь.[3] Одна из британских канонерок затонула, а остальные попали в плен вместе с торговыми судами.[3] И хотя огонь британских береговых батарей на Пунта-Европа и неожиданная вылазка семи канонерских лодок из Гибралтара помогли одному из призов сбежать, но испанцы смогли отбить контратаку.[3]
Сражение — Британский источник
Во второй половине дня 19 января 1799 года, HMS Strombolo, канонерская лодка вооруженная одной пушкой под командованием лейтенанта Уильяма Дэвиса, была отправлена, чтобы покрыть отплытие торгового конвоя. Она отбуксировала Transport 55 за мол Гибралтара, а затем вернулась, чтобы помочь другому судну. Её деятельность привлекла внимание испанцев, которые выслали флотилию канонерских лодок и катеров. Strombolo бросила буксируемое судно и попыталась перехватить испанцев. Восемь испанских лодок окружили её, и в перестрелке испанское ядро попало Strombolo в носовую часть левого борта. Судно стало быстро заполняться водой, и экипаж был вынужден его покинуть. Испанцы вытащили их из воды.[4]
Второй британской канонерской лодкой, потерянной в тот день, был HMS Wilkin, под командованием лейтенанта Генри Пауэра. Она буксировала Esther подальше за мол, когда подошли испанские канонерки. Она тоже двинулась им навстречу и тоже оказалась в окружении восьми канонерских лодок и катеров. Её длинноствольное орудие вышло из строя, поэтому экипаж был вынужден использовать для защиты стрелковое оружие. В коротком бою Wilkin потеряла главную стеньгу и бизань. Когда несколько испанских канонерских лодок поравнялись с ней, она была вынуждена сдаться.[4]
Последствия
Вскоре после окончания сражения испанская эскадра вошла в залив Альхесираса, взяв на буксир четыре приза со 120 пленными, среди которых был командующий британских канонерских лодок Гибралтара.[3] Ни одна из последующих британских контрмер, предпринятых против испанских канонерских лодок, включая обстрел картечью на расстоянии, не возымели никакого эффекта. Испанские канонерские лодки доказали свою ценность и в последующие годы, когда они защищали два крупных торговых каравана.[5]
Напишите отзыв о статье "Бой у Гибралтара (1799)"
Ссылки
Литература
- Landín Carrasco. = Mourelle de la Rúa, explorador del Pacífico. — Amancio: Ediciones Cultura Hispánica, 1971.
- Rodríguez González, Agustín Ramón. = Victorias por mar de los Españoles. — Madrid: Biblioteca de Historia, 2006. — ISBN 978-84-96281-38-7.
- Rodríguez González, Agustín Ramón. = Trafalgar y el conflicto naval anglo-español del siglo XVIII. — Madrid: Actas Editorial, 2005. — ISBN 978-84-9739-052-1.
- David Hepper. = British Warship Losses in the Age of Sail, 1650-1859. — Rotherfield: Jean Boudriot, 1994. — ISBN 0-948864-30-3.
Отрывок, характеризующий Бой у Гибралтара (1799)
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
