Бой у Калабрии

Бой у Калабрии
Основной конфликт: Вторая мировая война
Линкор «Конте ди Кавур» ведёт огонь из кормовых орудий главного калибра
Дата	9 июля 1940 года
Место	Средиземное море у побережья Калабрии
Итог	неопределённый, моральная победа англичан
Противники
Великобритания Великобритания Австралия Австралия Королевство Италия Королевство Италия
Командующие
Эндрю Каннингхэм Иниго Кампиони
Силы сторон
3 линкора 1 авианосец 5 лёгких крейсеров 16 эсминцев 2 линкора 6 тяжёлых крейсеров 8 лёгких крейсеров 16 эсминцев
Потери
1 лёгкий крейсер повреждён 2 эсминца повреждены 1 линкор поврежден 1 тяжёлый крейсер повреждён 1 эсминец повреждён

Бой у Калабрии (англ. Battle of Calabria) — морское сражение, в итальянских источниках также известное под названием Бой у Пунто-Стило (у мыса Стило) (итал. Battaglia di punta Stilo). Произошло 9 июля 1940 года на Средиземном море во время Второй мировой войны между Итальянским флотом и Средиземноморским флотом Великобритании. Являлось первым крупным столкновением обоих флотов в начавшейся войне.

Стратегическая обстановка перед боем

В начале июля 1940 года перед флотами Англии и Италии были поставлены задачи обеспечить проведение конвоев с важными грузами.

Итальянской армии в Ливии для подготовки к вторжению в Египет требовалось подкрепление (около 13000 солдат) и большое количество военных грузов (около 40000 тонн). Для доставки основной части войск и грузов в Африку, командование флота приняло решение организовать конвой из 5 транспортных судов. Итальянцы были уверены, что британский флот попытается перехватить столь важный конвой, поэтому для его охраны задействовали довольно мощное соединение флота. Конвой вышел из Неаполя 6 июля в сопровождении шести миноносцев, на следующий день его прикрытие было значительно усилено. Для обеспечения ближнего и дальнего охранения конвоя в море вышли 42 эсминца, 12 лёгких крейсеров, 6 тяжёлых крейсеров («Пола», «Зара», «Фиуме», «Гориция», «Тренто», «Больцано») и 2 линкора (флагман «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур»). Кроме того, около 30 итальянских подводных лодок патрулировали районы, где появление британского флота было наиболее вероятным. Итальянским соединением командовал адмирал Иниго Кампиони.

В это время англичане также начали свою конвойную операцию, флот должен был охранять 2 конвоя, отправленные с Мальты в Александрию. Прикрытие конвоя осуществлялось Средиземноморским флотом Великобритании под командованием адмирала Эндрю Каннингхэма. Вечером 7 июля британское соединение вышло в море, оно состояло из 3 линкоров («Уорспайт» - флагман, «Малайя», «Ройал Соверен»), авианосца «Игл», 5 лёгких крейсеров и около 20 эсминцев. Английские подводные лодки и самолёты базирующиеся на Мальте, также были развернуты для прикрытия конвоя.

Общим планом операции англичан было предусмотрено, что базирующееся в Гибралтаре Соединение H (2 линкора, линейный крейсер, авианосец, 3 лёгких крейсера и 11 эсминцев) совершит отвлекающую вылазку в Западное Средиземноморье и проведет воздушную атаку аэродрома в Кальяри на Сардинии. Командование надеялось, что это отвлечёт часть итальянской авиации и внесёт путаницу в догадки итальянцев относительно своих планов. Но итальянцев больше заботило благополучное прибытие своего конвоя в Ливию, они не собирались отвлекаться на маневры Соединения Н, при условии, что оно не зайдёт слишком далеко на восток. Итальянцы подозревали, что Средиземноморский флот англичан вышел в море, эти опасения были подтверждены сообщением подводной лодки «Бейлул», патрулировавшей в центральном районе Средиземного моря. Лодка сообщила о контакте с противником, но атаковать англичан не сумела. В свою очередь, адмирал Каннингхэм получил первое точное подтверждение того, что итальянский линейный флот находится в море. Утром 8 июля подводная лодка «Феникс» передала по радио координаты и курс двух итальянских линкоров в сопровождении четырёх эсминцев, которые находились в 180 милях восточнее Мальты и в 500 милях к западу от англичан. Лодка дала торпедный залп с предельной дистанции, но успеха не добилась.

Бой

Обнаружив английское соединение, итальянцы провели против него серию воздушных атак, используя горизонтальные бомбардировщики SM-79 «Спарвиеро» с аэродромов на островах в Эгейском море. В результате атак лёгкий крейсер «Глостер» получил прямое попадание, погиб командир корабля, 6 офицеров и 11 матросов, был повреждён контрольно-дальномерный пост. Хотя крейсер остался в строю, в бою активного участия он не принял. Итальянские лётчики заявили о множестве попаданий в британские корабли (которые на деле оказались ложными) и командование решило, что англичанам нанесён значительный урон. Тем не менее, согласно последним сообщениям авиаразведки, британское соединение продолжало упорно двигаться на запад. Намерения англичан отрезать итальянские линкоры от их базы в Таранто становились всё очевиднее. К вечеру 8 июля итальянский конвой благополучно прибыл в Бенгази и адмирал Кампиони понимал, что при возвращении на базы в Италии его соединение может встретиться с британскими кораблями. Эта встреча должна была произойти на выгодных для итальянцев условиях: вблизи собственных баз, при мощной поддержке береговой авиации и возможности успешных атак итальянских подводных лодок, развёрнутых на пути британских кораблей. Однако расчет на помощь авиации не оправдался - итальянские ВВС проявляли поразительную пассивность, несмотря на многочисленные радиограммы отправленные Кампиони в их штаб в Мессине. Более того, за итальянскими кораблями безнаказанно наблюдали британские летающие лодки «Сандерленд», которые передавали своим данные о координатах и курсе итальянцев. Всё это происходило менее чем в 50 милях от побережья Калабрии, но итальянские самолёты так и не появились. Когда около 13.00 9 июля тяжёлые крейсера Кампиони были атакованы торпедоносцами «Суордфиш», стало очевидным, что британское соединение находится где-то рядом (английские торпедоносцы могли атаковать итальянцев только с авианосца). Крейсерам удалось уклониться от торпед, торпедоносцы благополучно вернулись на «Игл», который находился уже менее чем в 90 милях от итальянских кораблей. В это время Кампиони наконец получил донесение от самолётов-разведчиков, которого ожидал всё утро: 2 линкора и 8 эсминцев находятся всего в 80 милях от его собственного соединения. Если же учесть недавно закончившуюся атаку авианосных самолётов, то итальянскому адмиралу стало понятно, что англичане прекрасно осведомлены обо всех его передвижениях. Это позволило Каннингхэму занять позицию между итальянским флотом и его главной базой. Поэтому Кампиони решил ещё раз изменить курс до того, как англичане окончательно отрежут его. В 14.15 итальянцы подняли 3 гидросамолёта с лёгких крейсеров и уже через 15 минут один из них сообщил, что видит на юго-востоке подозрительный корабль. У англичан первым заметил дым на горизонте австралийский крейсер «Сидней». Одновременно другой гидросамолёт сообщил Кампиони, что вражеский флот находится на расстоянии примерно 30 миль от итальянского и разбросан на большой площади. Фактически с английской стороны в столкновении принял участие один линкор («Уорспайт»), так как «Малайя» и «Ройал Соверен» имели слишком низкую скорость и отстали от флагмана. Столкновение началось с перестрелки лёгких крейсеров противников, затем к месту боя подошли тяжёлые корабли. Бой представлял собой перестрелку кораблей на дальних дистанциях (14000-20000 метров), так как итальянцы избегали сближения с кораблями англичан и имели превосходство в скорости. «Уорспайт» дал около 10 залпов по лёгким крейсерам, после чего те отошли под прикрытие дымовой завесы, поставленной эсминцами. Они постарались укрыться за кормой подходящих с запада линкоров «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур».

В 15.51 итальянский и британский линейный флоты увидели друг друга, они шли почти параллельно, постепенно сближаясь. Линкоры противников одновременно открыли огонь, артиллеристы «Уорспайта» накрыли несколькими залпами флагман «Джулио Чезаре». Тем временем в бой вступил линкор «Малайя», он дал по «Конте ди Кавур» четыре залпа, подняв свои 381-мм орудия на максимальное возвышение, однако снаряды легли недолётами, как и 320-мм снаряды самого «Кавура», которые упали возле «Уорспайта». Итальянские тяжелые крейсера так же открыли огонь с предельной дистанции. Перестрелка шла в течение 7 минут, обе стороны добились накрытий, но прямых попаданий не было. Тем не менее, каждый новый залп «Уорспайта» ложился всё ближе к «Чезаре», и в 15.59 381-мм снаряд британского линкора попал в середину корпуса итальянского флагмана. Этот снаряд уничтожил одно из лёгких зенитных орудий правого борта вместе с расчётом. Взрыв и осколки серьёзно повредили корпус. Вспыхнул пожар, дым от которого затянуло вентиляторами в котельные отделения, находиться там стало невозможно и личный состав был эвакуирован. После потери четырёх котельных отделений скорость линкора упала до 18 узлов. «Чезаре» вышел из строя, оставив «Кавур» продолжать бой вместе с тяжёлыми крейсерами. Однако в 16.05 «Кавур» также отвернул и пошёл вслед за «Чезаре», увеличивая расстояние от англичан. Кампиони приказал эсминцам поставить дымовую завесу и выйти в торпедные атаки, чтобы прикрыть отход линкоров. Завеса была выставлена оперативно, но торпедные атаки проводились довольно разрозненно. Однако из-за них Каннингхэм не рискнул преследовать итальянские линкоры скрывшиеся в завесе. Попытка догнать противника до входа в завесу ни к чему не привела, так как «Уорспайт» смог развить всего 17 узлов, что было на 1 узел меньше, чем скорость повреждённого «Чезаре». Тяжёлые крейсера итальянцев участвовали в постановке дымовой завесы и прикрывали отход линкоров. Во время перестрелки с английскими лёгкими крейсерами получил повреждение тяжёлый крейсер «Больцано». Осколки от близких разрывов снарядов пробили корму и заклинили рулевое управление. Крейсер описал циркуляцию, но последующие близкие разрывы освободили рули. Во время этой перестрелки тяжёлые крейсера подверглись атаке торпедоносцев «Суордфиш» с авианосца «Игл» и им пришлось уворачиваться от сброшенных торпед (что им успешно удалось). После этой атаки с 16.15 по 16.25 итальянские крейсера прекратили огонь и скрылись в дымовой завесе. Активная фаза боя была завершена.

Итоги боя

Единственное точное попадание «Уорспайта» в итальянский флагман с расстояния 13 миль решило исход столкновения, итальянский адмирал прекратил бой, пока он не привёл к более тяжелым последствиям для итальянцев. Эти последствия вполне могли наступить, если бы в непосредственный бой вступили 2 других английских линкора. Поэтому решение Кампиони следует считать вполне благоразумным, тем более, что основная задача, поставленная перед его соединением была выполнена - стратегический конвой благополучно прибыл по назначению. Выгодное положение итальянского флота не принесло ему никакой пользы (естественно, за исключением возможности своевременно укрыться в своих базах). Итальянские бомбардировщики появились уже после окончания боя, причем часть из них сбросила бомбы на собственные корабли, нанести какой либо урон противнику они также не сумели. Кампиони перед боем пришлось планировать свои действия основываясь лишь на предположениях, а не на точных докладах авиаразведки. Тогда как Каннингхэм практически постоянно имел информацию о перемещениях итальянского флота. Не оправдался также расчёт итальянцев на свои подводные лодки, англичанам удалось благополучно избежать контакта с ними.

Итальянского адмирала можно отчасти упрекнуть в неэффективном использовании тяжёлых крейсеров, он крепко «привязал» их к линкорам для усиления своей боевой линии, хотя попытка охвата английского соединения с северо-запада прямо-таки напрашивалась. Если бы эти быстроходные и мощные корабли успели выполнить такой маневр до повреждения «Чезаре», это серьёзно осложнило бы положение Каннигхэма. Ему пришлось бы разделить огонь своих кораблей в двух направлениях и позаботиться о том, чтобы противник не прорвался к авианосцу «Игл», который находился под охранением повреждённого лёгкого крейсера «Глостер».

Результаты боя можно определить как ничью, оба флота выполнили главные задачи, которые они ставили перед собой. Стали очевидными полная несостоятельность итальянской авиаразведки и отсутствие согласованности в действиях флота и авиации. В целом англичане одержали безусловную моральную победу у берегов Калабрии, владея инициативой и оставив за собой поле боя.

Ссылки

• [www.wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Battle_Sred_Win/Part_1_01.htm Д. Макинтайр «Битва за Средиземное море»]
• [militera.lib.ru/h/smith_p4/02.html Смит Питер Чарлз Бой неизбежен!]

Источники

• Брагадин М. А. Битва за Средиземное море. Взгляд побежденных. — М.: «АСТ», 2001. — 624 с. — 8000 экз. — ISBN 5-17-002636-6.
• Питер Ч. Смит (перевод с английского). Бой неизбежен!. — «АСТ»,«Транзиткнига», 2005. — 428 с. — 3000 экз. — ISBN 5-17-030340-8.

Отрывок, характеризующий Бой у Калабрии

– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.