Бой у Пенанга

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
</tr></tr>
Бой у Пенанга
Основной конфликт: Первая мировая война

Крейсер «Эмден»
Дата

14 (28) октября 1914 года

Место

Малаккский пролив
Пенанг, Малайзия

Итог

Победа немецкой стороны

Противники
Российская империя
Франция
Германия
Командующие
Капитан 2 ранга
И.А.Черкасов
Капитан 2 ранга

Карл фон Мюллер

</td></tr>
Силы сторон
1 лёгкий крейсер
3 миноносца
1 канонерская лодка
1 лёгкий крейсер
</td></tr>
Потери
1 крейсер
1 миноносец
136 человек убито,
свыше 150 ранено
нет
</td></tr>
</td></tr>

</table>

 
Первая мировая война на море
Северное море и Атлантика

Атлантика Гельголанд (1) «Абукир», «Хог» и «Кресси» Ярмут Скарборо Доггер-банка Ютландское сражение Гельголанд (2) Затопление немецкого флота
Балтийское море
Готланд Рижский залив Набег на германский конвой в Норчепингской бухте Моонзундские о-ва Ледовый поход
Средиземное море
«Гёбен» и «Бреслау» Анкона Имброс
Чёрное море
Мыс Сарыч Босфор Бой у Босфора
Тихий и Индийский океан
Занзибар Мадрас Пенанг Папеэте Коронель Кокосовые о-ва Руфиджи Фолклендские острова

Бой у Пенанга — морской бой Первой мировой войны, состоявшийся 28 октября 1914 года. Ранним утром немецкий крейсер «Эмден» потопил в гавани Пенанга крейсер Российского императорского флота «Жемчуг». Спящая команда «Жемчуга» не оказала практически никакого сопротивления атаке германского рейдера. По «Жемчугу» было выпущено две торпеды и открыт артиллерийский огонь. В результате торпедной атаки произошел взрыв носового снарядного погреба и затопление крейсера. Из 335 человек команды корабля погибло 81, впоследствии умерло 7 и было ранено 122[1].





Предыстория

«Жемчуг»

Вскоре после начала Первой мировой войны возникла необходимость противодействия германским крейсерам на Тихом океане. Под командованием вице-адмирала Максимилиана фон Шпее находилась Германская Восточно-Азиатская крейсерская эскадра, представлявшая серьезную угрозу океанским коммуникациям стран Антанты. Союзники предложили России создать объединённую эскадру для действий в Тихом и Индийском океанах. Несмотря на то, что морской министр адмирал Иван Григорович был категорически против этого, командующему Сибирской флотилией контр-адмиралу Максимилиану фон Шульцу удалось получить личное разрешение императора на присоединение крейсеров «Аскольд» (командир капитан 1 ранга С. А. Иванов 6-й) и «Жемчуг» (командир капитан 2 ранга барон И. А. Черкасов) к союзной английской эскадре вице-адмирала Т.-М.Джеррама.

16 августа 1914 года крейсера прибыли в Гонконг. 19 августа они вышли в море на поиск действовавшего в Индийском океане германского крейсера «Эмден». 22 августа «Жемчуг» направился в одиночное плавание. С 30 августа «Жемчуг» находился в Гонконге, ожидая прибытия транспорта «Амирал Орли», перевозившего из Тяньцзиня французских пехотинцев и резервистов из Китая, а затем повёл его в Хайфон. Там транспорт принял на борт войска, и «Жемчуг» отконвоировал его в Сайгон, и далее в Сингапур, прибыв туда 25 сентября. 30 сентября Черкасов получил у вице-адмирала Т.-М. Джеррама новые инструкции: выйти с конвоем четырёх транспортов в Пенанг, там передать их английскому крейсеру «Ярмут», а самому направиться в крейсерство к Никобарским и Андаманским островам.

13 октября «Жемчуг» прибыл в Пенанг для прохождения чистки и щелочения котлов. Черкасов запрашивал у адмирала Джеррама разрешения зайти для производства этих работ в Сингапур, в чём ему было отказано. Капитан «Жемчуга» пытался настаивать, но, получив повторный отказ, вынужден был идти в незащищённый Пенанг. Все котлы, кроме одного, были выведены из действия, при этом не учли, что оставшийся котёл не мог обеспечить нормального энергоснабжения, в частности, работы снарядных элеваторов и водоотливных средств.

По показаниям офицеров крейсера, в течение всего похода обстановка на корабле была нервозной из-за высокомерия и нетерпимости капитана Черкасова. 14 октября в Пенанг приехала жена Черкасова, и он, сославшись на недомогание, съехал на берег в гостиницу, приказав убрать боезапас в погреба, так как снаряды нагревались из-за высокой температуры наружного воздуха. Старший офицер крейсера Николай Кулибин добился разрешения зарядить два орудия и иметь около них по пять снарядов в кранцах первых выстрелов и элеваторах. Несмотря на то что боевые действия шли полным ходом все маяки, входные и створные огни Пенанга светились, как в мирное время.

«Эмден»

Крейсер «Эмден», входивший в состав эскадры вице-адмирала графа М. фон Шпее, базировавшейся в начале войны на Циндао (Киао-Чао), отделился от неё и ушёл для самостоятельных действий сначала к Цусимскому проливу, где первой жертвой стал русский пассажирский пароход «Рязань», приведённый в Циндао и переоборудованный во вспомогательный крейсер «Корморан». Из Циндао «Эмден» направился в Индийский океан, где захватил и потопил 16 английских транспортов, четыре английских транспорта захватил и отпустил, один греческий и один английский пароход использовал как угольщики. Кроме того, «Эмден» успешно обстрелял нефтяные цистерны в порту Мадраса.

Командир «Эмдена» фрегаттен-капитан Карл фон Мюллер хорошо ориентировался в сложной обстановке военного времени, использовал радиопереговоры противника, показания личного состава захваченных транспортов. Кроме того, «Эмден» вводил в заблуждение, искажая свой силуэт устройством фальшивой четвёртой трубы (английские и японские крейсеры, действовавшие в Индийском океане, были четырёхтрубными) и окраской, похожей на английскую. Узнав на одном из остановленных пароходов, что военные корабли противника базируются на незащищённую гавань Пенанг (ныне — Джорджтаун) и очень плохо охраняются, фон Мюллер 13 октября направил туда свой крейсер.

Бой

Рано утром 28 октября крейсер «Эмден», поставив фальшивую четвёртую трубу, что делало его силуэт похожим на английский крейсер «Ярмут», вошёл в гавань Пенанга. Патрулировавший вход в гавань миноносец из-за фальшивой трубы принял «Эмден» за английский крейсер и не поднял тревоги. Обнаружив среди торговых судов русский крейсер «Жемчуг», «Эмден» подошёл к нему на 5 кабельтовых, после чего, подняв германский флаг, выпустил по нему торпеду и открыл артиллерийский огонь. Затем, после разворота, «Эмден» выпустил вторую торпеду, от попадания которой «Жемчуг» взорвался и затонул.

Затем, обнаружив французский миноносец «Муске», «Эмден» направился к нему. Так как несмотря на повреждения французский корабль не поднимал белый флаг, «Эмден» обстреливал его до тех пор, пока миноносец не затонул, после чего спас 36 из 76 человек экипажа «Муске». Затем «Эмден» на полной скорости пошёл прочь, преследуемый французским миноносцем «Пистолет». В 10 часов французский корабль был вынужден снизить скорость из-за перегрева подшипника, и германский крейсер оторвался от преследования.

Последствия

В бою погибли убитыми и утонувшими мичман Сипайло и 85 человек команды русского крейсера. Был тяжело ранен лейтенант Веньяминов, легко ранены лейтенанты Селезнев и Мардарьев. Из спасённых 250 человек команды 112 было ранено[2].

30 октября «Эмден» пересадил пленных французских моряков на британский пароход «Ньюберн», следовавший из Великобритании в Сингапур.

После возвращения в Россию командир «Жемчуга» и его старший помощник были преданы суду и разжалованы в матросы.

Память

В октябре 2013 года военный атташе России в Малайзии провёл серию лекций о Пенангской битве в ряде малайзийских вузов, в том числе в Университете Малайя в рамках читаемого здесь курса по истории и культуре России.

Источники

  • А.Больных «Морские битвы Первой мировой: На океанских просторах», — Москва: издательство «Аст», 2000. ISBN 5-17-004429-1


Напишите отзыв о статье "Бой у Пенанга"

Примечания

  1. [www.proza.ru/2010/03/04/361 Б.Никольский Жизнь и смерть Николая Кулибина]
  2. Официальное сообщение морского министерства от 17 октября 1914. // Летопись войны № 12. Официальный отдел.

Отрывок, характеризующий Бой у Пенанга

Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!