Бой у Юзеевой

Бой у Юзеевой
Основной конфликт: Крестьянская война 1773—1775
Дата	7 (18) ноября — 9 (20) ноября 1773 года
Место	деревня Юзеева
Итог	Поражение правительственных войск
Противники
Восставшие: Яицкие казаки Татары Крестьяне Горнозаводские рабочие Башкиры Мишари Казахи Российская империя
Командующие
А. А. Овчинников И. Н. Зарубин Хлопуша В. А. Кар
Силы сторон
около 2300 человек (+ около 1500 башкир из отряда князя И. Г. Уракова, перешедших 8 ноября на сторону восставших), 9 орудий около 1500 человек 5 орудий
Потери
неизвестно 38 убитых, 42 раненых, 50 пленных и перебежавших

Бой у Юзеевой — сражение Крестьянской войны 1773—1775 годов у деревни Юзеева, одно из крупнейших поражений правительственных войск от повстанцев. Произошло 7 (18) - 9 (20) ноября 1773 года.

Предыстория

14 (25) октября 1773 года Екатерина II назначила генерал-майора В. А. Кара командующим военной экспедицией для подавления мятежа. В конце октября генерал прибыл в Казань из Петербурга и во главе трёхтысячного корпуса направился к осаждённому Оренбургу.

Всего в 100 верстах от Оренбурга (в начале ноября) он узнал от местных жителей, что перебежчик Хлопуша возвращается к Оренбургу с Овзяно-Петровского завода, с отлитыми пушками и «несколькими сотнями заводских крестьян и местных башкирцев», пожелавших служить «государю-амператору Петру Фёдоровичу». Кар решил перекрыть ему дорогу выслав 7 (18) ноября им наперерез 400 солдат пехоты при двух орудиях под командованием секунд-майора Шишкина. Сам же он вместе с генералом Фрейманом и премиер-майором Ф. Варнстедом, только что подоспевшими из Калуги, выступил из Сарманаевой.

Бой

Днем 7 (18) ноября Шишкин столкнулся с авангардом из 60 мятежников у деревни Юзеевой. Те ту же начали атаку, однако в спешки были вынуждены бежать получив по нестройным рядам несколько картечных залпов. Шишкин практический без потерь занял деревню. Около 4 утра, 8 (19) ноября туда прибыли и основные силы корпуса Кара. Солдаты были так утомлены, что никто и не позаботился о выставлении часовых патрулей в окрестностях. Полагая, что мятежники отступают, Кар собирался на рассвете начать их преследование.

В тот же день на рассвете у деревни собралось некоторое число мятежников (около 300 человек) при четырёх орудиях, под командованием А. А. Овчинникова и И. Н. Зарубина. Кар не опасаясь этих сил приказал передать им манифест императрицы в котором было приказано сдаться. Несколько мятежников на лошадях манифест взяли, но «недовольно бранясь» отъехали к своим позициям. Вскоре по солдатам Кара был открыт огонь из пушек. Однако имея численное преимущество над фронтовым мятежным скопищем, регулярные войска без труда заставили его отступить.

Тогда Кар собираясь отдать приказ о преследовании, услышал звук артиллерийской пальбы у себя в тылу. Это стреляли пушки пугачевцев под командованием самого Хлопуши, который пользуясь не предусмотрительностью Кара и отсутствием военных патрулей, ранее пробрался к правительственным войскам в тыл с основной массой мятежников (более 2.000) и 5 орудиями. Бой с переменным успехом продолжался около восьми часов, Ситуация для Кара стала осложняться тем, что он не мог использовать конницу для прикрытия пехоты, так как мятежники держались на расстоянии пушечного выстрела, а конница Кара была немногочисленна и утомлена долгим переходом. Кроме того 1.500 башкир из отряда князя И. Г. Уракова составляющих «костяк» конного отряда, в самый разгар битвы 8 ноября перешли на сторону бунтовщиков.

Отправленное ещё в конце октября из Симбирска подкрепление из 170 гренадер — последняя надежда Кара на победу в сражении также запаздывали из-за сильной метели.

Боевой дух пехоты также был в упадке, большую часть рекрутов составляли «старики» под командованием необстрелянных молодых офицеров, которые не могли «вразумить и ободрить их в достаточной мере», так как и сами были «непрочь сдаться неприятелю».

Наконец видя к вечеру 8 (19) ноября, что мятежники имея численное преимущество начали наседать на него со всех сторон Кар испугался, того, что будет отрезан от Казани, и приказал трубить поспешное отступление. Ему пришлось бросить один из обозов, так как мятежники на лошадях преследовали его ещё «70 верст в направлении Казани»..

Последствия

Кару с трудом удалось увести остатки своего отряда к деревне Сарманаевой, оторвавшись от преследующих его на конях мятежников лишь к утру 9 (20) ноября 1773 года. Первым делом он написал подробный отчет о причинах своего поражения, для военной коллегии в Петербурге. Так, согласно его рапорту в бою было потеряно 120 человек, из них 38 убитыми, 42 ранеными и 50 перебежавшими, и один обоз. Кроме того он написал в донесении, что «для подавления бунта вора и самозванца Емельки Пугачева нужны не слабые отряды, а хорошо организованные пехотные и конные полки, с артиллерией».

Литература

• Шефов Н. А. Битвы России. — М.: АСТ, 2002. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-010649-1.

Ссылки

• [hrono.info/land/russ/yuzeeva.html Юзеева]

Отрывок, характеризующий Бой у Юзеевой

– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.