Боково-Платово

Посёлок городского типа Боково-Платово укр. Боково-Платове Страна УкраинаУкраина Область ЛуганскаяЛуганская область Городской совет Антрацитовский Поселковый совет Боково-Платовский Координаты 48°06′52″ с. ш. 39°01′27″ в. д.48.11444° с. ш. 39.02417° в. д. / 48.11444; 39.02417    Основан 1796 Официальный язык украинский, русский Население 3100 человек (2001) Плотность 1550 чел./км² Часовой пояс UTC+2, летом UTC+3 Телефонный код +380 6431 Почтовый индекс 94626 Автомобильный код BB, НВ / 13 КОАТУУ 4410345300

К:Населённые пункты, основанные в 1796 году

Бо́ково-Пла́тово (укр. Боково-Платове) — посёлок городского типа, относится к Антрацитовскому городскому совету Луганской области Украины. Де факто — с 2014 года населённый пункт контролируется самопровозглашённой Луганской Народной Республикой.

География

Посёлок расположен на реке Крепенской. Соседние населённые пункты: город Антрацит (примыкает) на востоке, посёлки Крепенский (ниже по течению Крепенской), Верхний Нагольчик, Нижний Нагольчик на юго-востоке, Есауловка (также ниже по течению Крепенской) на юге, Садовый на юго-западе, город Красный Луч на западе, посёлки Мельниково и Христофоровка (выше по течению Крепенской) на севере.

Общие сведения

Почтовый индекс — 94626. Телефонный код — 6431. Код КОАТУУ — 4410345300.

Население

Население по переписи 2001 года составляло 3100 человек.

Достопримечательности

В Боково-Платово расположены церковь-собор Александра Невского, памятник воинам Великой Отечественной войны «Память о Вас сохранит Отчизна» и ландшафтный заповедник «Боково-Платово».

Ландшафтный заказник Боково-Платово

Расположен вдоль реки Крепенькая, территория занимает 600 га и находится под управлением Антрацитовского лесничества Ивановского Государственного лесо-охотничьего хозяйства. Там же расположен туристический кемпинг на 240 мест с рестораном и деревянной баней. Эти места неразрывно связаны с творчеством великого русского писателя Антона Павловича Чехова.

«Донецкая дорога. Невеселая станция, которая одиноко белеет в степи, тихая, со стенами, горячими от жары, без единственной тени, и, похоже, без людей. Поезд уже ушел, оставив вас здесь, и шум его слышится едва-едва и замирает на конец… Вы садитесь в коляску, — это так приятно после вагона, — и катитесь по степной дороге, и перед вами мало-помалу открываются картины, которых нет под Москвой, большие, бесконечные, очаровывая своим однообразием. Степь, степь, — и больше ничего, вдали старый курган, или ветряк; везут на волах каменный уголь… Птицы, по одиночке, низко носятся над равниной, и размеренные движения их крыльев нагоняют дремоту. Жарко. Прошел час-другой, а все степь, степь, И все курганы вдалеке»

Так писал Антон Павлович Чехов в рассказе «В родном углу». Эта степь, полная неповторимых красок и очарования, великий писатель увидел во время своего пребывания в донецком крае летом 1887 г. Антону Павловичу было тогда 27 лет. Будучи уже известным писателем, автором 4-х сборников рассказов, Чехов начал поездку с Москвы в родные места — в Таганрог. «Живу в Рагозиной Балке у Кравцова», — писал Чехов Марии Павловне 30 апреля 1887 г. Впечатлённый природой края Чехов ещё не раз бывал у Гавриила Павловича Кравцова и впоследствии высылал журналы «Европейская библиотека», «Зритель» и «Спутник».

Про жизнь у отставного хорунжего Кравцова‎ Антон Павлович рассказывает и в письме к Н. А. Лайкину: «Жил я последнее время в Донской Швейцарии, в центре который называют Донецким кряжем: горы, балки, леса, речушки и степь, степь, степь… Живя у Кравцова, можно вылечиться от 15 чахоток и 22 ревматизмов… Впечатлений тьма…».

Очень богата природа в урочище Рагозина балка — это байрачные леса, дубравы со значительной примесью ясеня обычного. Подлесок образуют бересклет (бруслина) бородавчатый, бузина чёрная, крушина слабительная. Довольно часто подлесок отсутствует. В травяном ярусе растут фиалка приятная и душистая, яглица обычная, медуница тёмная. В лесных группировках встречаются редкие (физалис, горошек горохолистный), также часть растений в заповеднике занесена в Красную книгу Украины. Среди них — тюльпан дубравный, рябчик русский, коротконожка лесная.

Чеховский колодец

Там же находится источник, у которого бывал Антон Павлович Чехов. На дне источника было обнаружено 20 ручьёв разной силы. Сейчас это государственный гидрологический памятник природы «Чеховский колодец» работы Константина Спиридоновича Жолоса.

Местный совет

94625, Луганская обл., Антрацитовский горсовет, пгт Боково-Платово, ул. Октябрьская, 31.

См. также

• Платово

Ссылки

• [w1.c1.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rf7571=18906 Боково-Платово на сайте Верховной рады Украины]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Боково-Платово

– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.