Боков, Николай Константинович
В 1969 году окончил философский факультет МГУ[1]. В 1970 году там же поступил в аспирантуру, но в 1972 году по требованию КГБ был отчислен. С 1973 года открыто преследовался, неоднократно обыскивался и допрашивался органами государственной безопасности[2][1].
Работал в Фундаментальной библиотеке общественных наук АН СССР[1].
Студентом в 1965—1966 годах был близок к литературной группе «СМОГ». Совместно с Константином Боковым выпустил самиздатские сборники «Качели судьбы» и «Альманах N», несколько выпусков самиздатского журнала «Шея».
С 1970 года анонимно и под псевдонимами публиковался в литературных изданиях русской эмиграции, в том числе в журналах «Грани» и «Посев», газете «Русская мысль»[1].
С 1972 года начали печататься переводы произведений Бокова на иностранные языки.
25 апреля 1975 года[3] через Австрию эмигрировал во Францию[2]. Работал в газете «Русская мысль», издавал журнал «Ковчег» (вышло 6 номеров), опубликовал ряд новых сочинений. В начале 1980-х гг. оставил литературу, путешествовал по США и Европе бомжем, жил в монастырях Афона и Святой Земли. Вернулся в литературу в 1998 году. Вёл рубрику в журнале «La Vie» (Париж; до 2002). Премия Дельмас Института Франции, 2001, член французского ПЕН-клуба.
Основные публикации
- роман «Никто», «Грани», № 81, 1971, по-французски изд. Denoël, Париж, 1973, по-английски изд. John Calder, 1975.
- повесть «Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова», «Русская мысль», 26.11.1970, там же вышла отдельной книжкой; по-польски в подпольном изд. Anti/K, по-немецки, Diogenes Verlag, Цюрих, 1972.
- повесть «Город Солнца», «Грани», № 81, 1971.
- повесть «Смех после полуночи», «Грани», № 85, 1972.
- пьеса «Чудеса химии (мистерия)», «Русская мысль», 6.4.1972.
- пьеса «Наташа и Пивоваров (мистерия)», «Грани», № 102, 1976.
- памфлет «Попугаев. Обзор прессы за 1984 год», «Посев», № 1, 1971; по-французски «Minute» 19-25.1.1971.
- поэма «Реквием о Виолетте», «Грани», № 89-90, 1973, под псевд. Аркадий Цест.
- сб. прозы «Бестселлер и другое», Париж, 1978.
- роман «Чужеземец» (по-немецки Der Fremdling, Diogenes Verlag, 1983).
- Созерцания и вздохи. Стихи 2010-2015. Editions de la Caverne/Amazon, Paris, 2015. ISBN 978-1517354787
- Дни памяти и Ночи сновидений. Новая проза. Editions de la Caverne/Amazon, Paris, 2015. ISBN 978-1519138132
Автор книг 1998—2009: «Dans la rue, à Paris», «Déjeuner au bord de la Baltique», «La Conversion», «Or d’automne et la pointe d’argent» и др. (изд. Noir sur Blanc). Изд. «Дятловы Горы» (Нижний Новгород) выпустило двухтомник его прозы, 2007. А также: «Фрагментарий» (шорт-лист премии А. Белого, 2009), роман «Цельсий и Смерть», «Où va la Russie, et la France avec elle?», «Envie de miracle» (изд. Franc-Tireur USA). Книги 2010 г.: Opération Betterave, éd. Noir sur Blanc, Lausanne/Paris; Текстотворения, Franc-Tireur USA. Участник Совещания журнала «Мосты», Франкфурт, Совета изд. Franc-Tireur USA. Публиковался в ж. «Зеркало», Израиль, «Новый Журнал», Нью-Йорк, «Крещатик», "Новый Берег", Копенгаген.
Напишите отзыв о статье "Боков, Николай Константинович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.poesis.ru/poeti-poezia/bokov/biograph.htm Николай Боков]. Поэзия Московского университета (7 июня 2006). Проверено 26 апреля 2015. [archive.is/kJP6A Архивировано из первоисточника 26 апреля 2015].
- ↑ 1 2 Боков, Николай. [zerkalo-litart.com/?p=9742 У могилы сестры Александры]. Зеркало (12 ноября 2014). — «В Вену мы прилетели 25 апреля 1975 в состоянии ошеломления.» Проверено 26 апреля 2015. [archive.is/JbEpW Архивировано из первоисточника 26 апреля 2015].
- ↑ [nkbokov.livejournal.com/1389838.html 40 лет тому назад… 25 апреля 2015]
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/b/bokov/ Боков, Николай Константинович] в «Журнальном зале»
-
— Боков, Николай Константинович в «Живом Журнале»
Отрывок, характеризующий Боков, Николай Константинович
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
