Бокс на летней Спартакиаде народов СССР 1979

Соревнования по боксу в рамках VII летней Спартакиады народов СССР проходили с 22 июля по 4 августа 1979 года в Москве. Этот турнир также имел статус 45-го Чемпионата СССР по боксу.

Медалисты

Весовая категория	Золото	Серебро	Бронза
Первая наилегчайшая (до 48 кг)	Камиль Сафин Алма-Ата	Олег Деулин Тбилиси	Шамиль Сабиров Краснодар Усен Омаров Ташкент
Наилегчайшая (до 51 кг)	Александр Ткаченко Донецк	Александр Михайлов Владивосток	Канат Жаксыбаев Алма-Ата Алексей Никифоров Кемерово
Легчайшая (до 54 кг)	Самсон Хачатрян Ереван	Серик Нурказов Караганда	Владимир Сердюк Херсон Хизанишвили Амиран Тбилиси
Полулёгкая (до 57 кг)	Виктор Рыбаков Москва	Виктор Наврос Киев	Александр Воробьёв Ленинград Ашот Аветисян Ереван
Лёгкая (до 60 кг)	Виктор Демьяненко Алма-Ата	Василий Соломин Москва	Юрий Прохоров Витебск Владимир Сорокин Оренбург
Первая полусредняя (до 63,5 кг)	Исраел Акопкохян Ереван	Валерий Гришковец Фрунзе	Серик Конакбаев Джамбул Р. Шалавеюс Каунас
Полусредняя (до 67 кг)	Александр Кошкин Москва	Валерий Рачков Алма-Ата	Михаил Терентьев Ленинград Альгирдас Маяускас Каунас
Первая средняя (до 71 кг)	Хамзат Джабраилов Грозный	Турайд Драгунс Лиепая	Мурман Тактакишвили Тбилиси Юрий Баляба Ашхабад
Вторая средняя (до 75 кг)	Анатолий Коптев Владивосток	Владимир Шин Ташкент	С. Михалёв Москва Виктор Савченко Днепропетровск
Полутяжёлая (до 81 кг)	Альгирдас Янчаускас Вильнюс	Альберт Николян Ереван	Давид Квачадзе Тбилиси Юрий Гагарин Москва
Тяжёлая (свыше 81 кг)	Хорен Инджян Ереван	Виктор Ульянич Минск	Михаил Субботин Москва Игорь Высоцкий Москва

Ссылки

• [amateur-boxing.strefa.pl/Nationalchamps/SovietUnion1979.html 45.Soviet Union National Championships (7.Spartakyada) — Moscow — July 22 — August 2 1979]

Спорт   СССР

Отрывок, характеризующий Бокс на летней Спартакиаде народов СССР 1979

Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.