Болгарская коммунистическая партия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Болгарская коммунистическая партия
Българска комунистическа партия
Лидер:

руководство БКП

Дата основания:

июль 1891

Дата роспуска:

3 апреля 1990

Идеология:

марксизм-ленинизм патриотизм

Союзники и блоки:

Отечественный фронт

Партийная печать:

газета «Работническо дело», журнал «Ново време»

К:Политические партии, основанные в 1891 году

К:Исчезли в 1990 году

Болга́рская коммунисти́ческая па́ртия (болг. Българска комунистическа партия) — политическая партия в Болгарии.





История

1890 - 1944

Первые кружки по изучению марксизма в Болгарии возникли в 1890 году, в июле 1891 года по инициативе первого болгарского марксиста Димитра Благоева была создана Болгарская социал-демократическая партия (БСДП)[1] из социал-демократических кружков Тырнова, Габрова, Сливена, Стара-Загоры, Казанлыка и других городов[2].

В соответствии с решением 2-го съезда партии, в августе 1892 года был начат выпуск газеты «Работник» (официального издания партии)[2].

В 1894 БСДП объединилась с Болгарским социал-демократическим союзом (БСДС) в Болгарскую рабочую социал-демократическую партию (БРСДП). В руководстве объединённой партии большое влияние приобретает Янко Иванов Сакызов (Сакъзов) и другие, чей стиль политики был в дальнейшем определён как оппортунистический[2].

В январе 1897 г. началось издание журнала «Ново време»[2], редактором которого стал Д. Благоев.

В соответствии с решением 4-го съезда партии, в июле 1897 г. началось издание газеты «Работнически вестник»[2].

В 1900 году вокруг журнала «Общо дело» под редакцией Сакызова происходит объединение группы сторонников Сакызова (получившей название "общедельцы"), результатом возникших идейных и тактических разногласий стал раскол БРСДП в июле 1901 года[2]. Получившаяся в результате группа стала называть себя Болгарской рабочей социал-демократической партией тесных социалистов (выступали против включения буржуазии в партию) — БРСДП (т.с.), являлась одной из партий левого крыла Второго Интернационала.

В июле 1904 года тесняки создали Общерабочий профессиональный союз[2], однако в целом, ориентировались на работу среди рабочих и недооценивали роль крестьянства[3].

В 1905-1907 гг. тесняки принимали активное участие в стачечном движении (в том числе, в организации крупнейшей в Болгарии Перникской стачки углекопов, которая продолжалась с 18 июня до 24 июля 1906 года)[3].

В период Балканских войн и первой мировой войны БРСДП (т. с.) руководилась Благоевым, Кирковым, Коларовым, Димитровым и Кабакчиевым.

В 1912 году был создан Союз рабочей социал-демократической молодёжи, вошедший в сферу влияния БРСДП (т.с.)[2].

С весны 1913 года БРСДП (т.с.) выступала с осуждением Второй Балканской войны между странами, ещё недавно бывшими союзниками по антитурецкой коалиции[2] (6 апреля 1913 была опубликована программная статья, а 1 мая 1913 - манифест с разъяснением позиции ЦК БРСДП (т.с.) за подписью Д. Благоева)[4].

После начала первой мировой войны, партия выступала против вступления Болгарии в войну, а депутаты БРСДП (т.с.) голосовали в парламенте против предоставления правительству военных кредитов)[1].

В феврале 1915 года тесняки провели в Софии общебалканский антивоенный митинг[3].

В сентябре 1917 года среди болгарских военнопленных в уездном городе Инсар Пензенской губернии начал действовать марксистский кружок «Революция», который возглавил Георгий Михайлов-Добрев[5].

В октябре 1917 года на территории Российской империи насчитывалось 300 тыс. болгарских колонистов (в основном, потомки тех, кто переселился в Россию в XVIII - первой половине XIX вв., когда болгарские земли находились под властью Османской империи), до 15 тыс. болгарских сезонных сельхозрабочих ("огородников") и свыше 1,5 тыс. болгарских военнопленных[6].

25-26 октября 1917 несколько болгарских коммунистов принимали участие в восстании в Петрограде (В. Г. Геров в составе Выборгского красноармейского отряда принимал участие в штурме Зимнего дворца, П. Таушанов – в захвате городской телефонной станции, И. Николов – во взятии Пересыльной тюрьмы)[7].

В мае 1918 года в Москве была создана Южнославянская группа РКП(б), из состава которой 15 октября 1918 года была выделена Болгарская группа РКП(б), объединявшая болгарских коммунистов в Советской России. Болгарская группа входила в Федерацию иностранных групп РКП(б) и координировала группы Петрограда, Москвы, Липецка, Саратова, Царицына и ещё несколько групп в других городах[6].

В конце апреля 1919 года возникла болгарская коммунистическая группа в Одессе (в период с 1 мая до 2 августа 1919 года выпустившая девять номеров газеты "Комуна" на болгарском языке), курьер которой Х. Боев установил связь между коммунистами Болгарии и Советской Россией[8].

Болгарские интернационалисты участвовали в гражданской войне, около 40 из них были награждены орденом Красного Знамени[6].

Партия стала пропагандистом идей октябрьской революции в Болгарии.

БРСДП (т.с.) приняла активное участие в создании III Интернационала и вступила в его состав с момента создания в марте 1919 года[1].

25-27 мая 1919 года состоялся XXII съезд БРСДП (т.с.) (I съезд БКП), на котором БРСДП (т.с.) была переименована в Болгарскую коммунистическую партию тесных социалистов[1].

В течение 1919 года БКП участвовала в стачечной борьбе, результатом которой стало установление 8-часового рабочего дня (указ от 24 июня 1919 года). Кроме того, летом 1919 года партия начала массовую кампанию «Руки прочь от Советской России!» (с требованием дипломатического признания СССР и невмешательства во внутренние дела СССР)[3]. В ходе кампании докеры Бургаса отказались грузить на прибывшие в порт корабли оружие для армии Деникина[9].

Кульминацией стачечной борьбы БКП стали 7-дневная Всеобщая политическая стачка в декабре 1919 года, а также Всеобщая политическая стачка железнодорожников и работников связи, которая продолжалась 55 дней (в декабре 1919 – феврале 1920 года). На выборах 1919 года БКП получила 120 тыс. голосов избирателей[3].

К концу 1919 года численность БКП (т.с.) составляла 35 476 человек[1].

После разгрома Всеобщей политической стачки железнодорожников и работников связи, в 1920 году в составе партии была создана Военная организация БКП.

В мае – июне 1920 года состоялся II съезд партии, который принял программу партии и тактику работы партии в окружных и общинных советах[1].

В мае 1921 года в Софии состоялся III съезд партии, на котором было принято решение о укреплении союза с крестьянством[2]. В это время общая численность партии составляла 37 191 человек[1].

В июне 1921 года правительство Болгарии разрешило допуск в страну военнослужащих армии Врангеля. В дальнейшем, во второй половине 1921 года в страну прибыло 24 тыс. солдат и офицеров, которые были размещены в основном в казармах демобилизованной болгарской армии. В Тырново был создан штаб, который возглавил генерал А. П. Кутепов, также начала деятельность "военная миссия", которую возглавил генерал В. Е. Вязьмитинов. В сентябре 1921 года БКП были созданы нелегальные группы в Софии, Пловдиве, Горной-Оряховице, Плевене, Старой Загоре, задачей которых являлась работа с белоэмигрантами)[10].

6 - 7 октября 1921 делегаты БКП участвовали в работе международной конференции коммунистических партий стран Центральной и Юго-Восточной Европы. БКП поддержала принятые конференцией решения - оказать помощь голодающим в России, не допустить перевозку правительствами балканских стран оружия к границам Советской России, организовать движение протеста против белого террора в Югославии[11].

В марте - апреле 1922 года болгарские коммунисты начали кампанию по изгнанию из страны штабов армии Врангеля, ликвидации созданных при них военно-полевых судов, разоружению подразделений армии Врангеля и возвращению белоэмигрантов в СССР. Среди военнослужащих распространяли постановление Президиума ВЦИК от 3 ноября 1921 года о амнистии рядовым солдатам и казакам белых армий. 6 мая 1922 года в Болгарии был создан «Союз возвращения на родину», с 24 мая 1922 года союзом был начат выпуск газеты «На родину». К концу июня 1922 года в Болгарии действовали 49 отделений союза, объединявших 4 тыс. членов[10]. В результате кампании, только в 1922 году из Болгарии в СССР вернулись свыше 5800 эмигрантов[12]. В июле 1923 правительство Болгарии запретило деятельность «Союза возвращения на родину» и начало аресты его активистов. Всего в период до окончания деятельности союза из Болгарии в СССР репатриировались не менее 11 тыс. бывших подданных Российской империи[10].

Болгарские коммунисты приняли участие в подписке на международный рабочий заём на восстановление хозяйства Советской России, они собрали и переслали 10 тысяч долларов США[9]. Кроме того, в 1922 году БКП организовала кампанию по сбору помощи голодающим Поволжья[10], в результате которой в 1922 году в СССР было отправлено 200 вагонов пшеницы[3].

В июне 1922 года состоялся IV съезд партии[1].

На выборах 1923 года БКП получила 204 тыс. голосов избирателей, однако 9 июня 1923 года в результате военного переворота правительство А. Стамболийского было свергнуто и к власти пришло правительство Александра Цанкова. Первоначально, руководство партии восприняло переворот нейтрально, оценив как «проявление борьбы между городской и сельской буржуазией» (хотя в дальнейшем это решение было признано ошибочным)[3].

5-7 августа 1923 года БКП приняла решение начать подготовку к вооружённому восстанию[3]. Со стороны Коминтерна было получено одобрение на начало восстания. Коммунисты подготовили и инициировали Сентябрьское восстание 1923 года против диктатуры правительства Александра Цанкова, но были разгромлены и понесли большие потери.

В январе 1924 года правительство Болгарии приняло «Закон о защите государства», а 1 апреля 1924 года запретило деятельность БКП[3].

17 – 18 мая 1924 года на горе Витоша прошла 1-я нелегальная конференция БКП («Витошская конференция»)[1][2].

16 апреля 1925 года во время отпевания генерала Константина Георгиева партия совершила террористический акт с целью убийства царя, во время которого сильно пострадал Собор Святой Недели и погибло около 150 человек.

В 1926 году в результате акции МОПР с требованием освобождения арестованных болгарских коммунистов правительством Болгарии был освобождён один из руководителей компартии Х. Кабакчиев[13].

20 февраля 1927 года в соответствии с решением руководства БКП была создана легальная Болгарская рабочая партия, в 1928 году был создан Рабочий молодёжный союз[3]. Было принято решение, что в изменившихся условиях партия должна сосредоточить усилия на защите повседневных экономических и политических интересов рабочих и крестьян, накапливание сил и упрочение связей с массами[14].

С началом Великой депрессии и осложнением социально-экономической обстановки в стране популярность БРП возрастает, численность партии увеличивается. В 1932 году численность партии составляла 35 тыс. человек[1]. В этом же году партия с успехом участвовала в общинных выборах[3].

В сентябре – декабре 1933 года в Германии состоялся Лейпцигский процесс, на котором нацисты предприняли попытку обвинить болгарских коммунистов в поджоге здания рейхстага.

После начала войны в Испании, в 1936 - 1939 гг. БКП участвовала в оказании помощи Испанской республике.

  • в Болгарии был организован сбор денежных средств на помощь Испанской республике[15]
  • в Праге было открыто бюро, которое занималось организацией и отправкой добровольцев для участия в войне на стороне Испанской республики (бюро возглавил Любчо Ханджиев)[16]
  • среди 460 болгарских интернационалистов, воевавших на стороне Испанской республики, большинство составляли болгарские коммунисты[17] (Захари Захариев, Петр Попов Панчевский[18], Нено Енев[19] и др.). Основная часть болгар воевала в батальоне им. Димитрова, 150 из них погибли[15].

В марте 1938 года состоялись выборы в Народное собрание, в парламенте возникла фракция из шести депутатов коммунистической партии[20]. Также, в 1938 году руководство партии приняло решение об объединении Болгарской коммунистической партии и Болгарской рабочей партии в Болгарскую рабочую партию[3].

Болгарская коммунистическая партия осудила Мюнхенское соглашение, аннексию Судетской области и немецкую оккупацию Чехословакии в марте 1939 года. 17 марта 1939 года в Софии была организована студенческая демонстрация протеста, которая предприняла попытку пройти к чехословацкому посольству, но была остановлена полицией (при этом полицейские избили резиновыми палками и задержали нескольких демонстрантов)[21].

В годы Второй мировой войны болгарские коммунисты принимали активное участие в антифашистской борьбе, однако в период с 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941 года партия действовала легальными средствами (приоритетными направлениями деятельности являлись организационно-массовая работа и ведение антифашистской агитации)[21].

К весне 1940 года партия укрепила позиции в профсоюзах и демонстрация 1 мая 1940 прошла в основном под лозунгами БКП[14].

В июне 1940 года партия организовала стачку рабочих табачной промышленности Пловдива, Асеновграда и Дупницы, а также стачку рабочих текстильной промышленности Софии, Сливена, Кюстендила и др. городов. В результате, правительство Болгарии было вынуждено на 15% поднять заработную плату[21].

Также, в 1940 году болгарские коммунисты провели Соболевскую акцию в поддержку СССР (однако впоследствии, многие участники были репрессированы по закону о защите государства)[21].

Один из самых известных антифашистов того времени был знаменитый болгарский поэт Никола Вапцаров. Он был сослан в Годече за сбора подписей в Разлогском округе и агитацию в пользу СССР. На суде было предъявлено как улика одно из его самых известных стихотворений − «Крестьянская хроника» (болг. Селска хроника). Она заканчивалась стихом:

Селска хроника Крестьянская хроника
... ...
Та казвам аз, А говорю я
понеже няма так, как нет
олио подсолнечного масла
и хлябът е и хлеб
от мъката по-чер, чернее наших мучений,
един е лозунга: один есть лозунг:
Терора долу! Долой террор!
Съюз със СССР! Союз с СССР!
Никола Вапцаров

1 марта 1941 года Болгария присоединилась к Тройственному пакту.

Вслед за этим, 6 марта 1941 года Г. Димитров выступил с декларацией о необходимости начать национально-освободительную борьбу против фашизма[22]

22 июня 1941 года руководство Болгарской рабочей партии (легального крыла БКП) выступило с воззванием, в котором призвало болгарский народ «к борьбе против германского фашизма и поддержке справедливой борьбы СССР»[23]

26 июня 1941 года в районе города Разлог был создан первый партизанский отряд, командиром которого стал Никола Парапунов ("Владо"), секретарь окружного комитета БРП в городе Горна-Джумая[24]

В дальнейшем, Боевые группы БКП уничтожали военное производство и коммуникации страны, использованные прогерманским болгарским правительством против СССР, и известных болгарских коллаборационистов.

Летом 1942 года БРП(к) был создан Отечественный фронт[2].

В марте 1943 года на основе партизанских отрядов была создана Народно-освободительная повстанческая армия[2].

Несмотря на потери, в годы войны численность БРП увеличивалась: с 3,4 тыс. чел. в 1939 году до 25 тыс. в 1944 году[25].

1944 - 1990

26 августа 1944 ЦК БРП разослал партийным организациям письмо, в котором предписало им предпринимать действия, направленные на свержение правительства И. Багрянова. Начавшиеся в стране народные выступления привели к падению правительства Багрянова и формированию правительства К. Муравиева. Последнее в условиях накаливания политической обстановки запретило деятельность партий Отечественного фронта.

6 сентября 1944 г., за два дня до вступления Советской Армии в Болгарию, в Софии началась политическая стачка и манифестации, проводимые под руководством Отечественного фронта. По приказу Главного штаба Народно-освободительной армии повстанческие бригады и отряды спускались с гор и занимали стратегические пункты. В ряде городов и сел устанавливалась власть Отечественного фронта.

В ночь на 9 сентября в Софии началось вооруженное восстание, в котором участвовало порядка 25 000 членов БРП(к). В результате правительство БЗНС, которое вело переговоры о выходе страны из войны, было свергнуто, было образовано правительство Отечественного фронта во главе с К. Георгиевым, в которое вошли Болгарская рабочая партия (коммунисты), БЗНС «Пладне» и ПК «Звено». БРП(к) обеспечила участие армии в войне против Германии и её союзников, около 300 тысяч болгарских солдат воевали на территории Югославии, Венгрии и Австрии вместе с советскими войсками.

В послевоенный период БРП(К) начала народно-демократические преобразования в стране: проведена аграрная реформа, принят закон о национализации промышленности и банков; были ликвидированы фашистские организации, из государственного аппарата и армии удалялись противники социалистических преобразований. В сентябре 1946 по итогам референдума была упразднена монархия и Болгария объявлена «народной республикой».

В мае — августе 1948 Социал-демократическая партия широких социалистов (БРСДП ш.с.) вошла в состав БРП(К) на основе признания идейных и организационных принципов последней.[1]. После этого единственной партией кроме БРП(к) в стране осталась БЗНС, признававшая «руководящую роль БРП(к)»[26].

18 – 25 декабря 1948 года в Софии состоялся V съезд БКП[1], на котором было принято решение о переименовании БРП(к) в Болгарскую коммунистическую партию (БКП). К концу декабря 1948 года численность БКП составила 496 тыс. человек[27]

25 февраля – 3 марта 1954 года в Софии состоялся VI съезд БКП[1].

Вскоре после XX съезда КПСС, на состоявшемся в апреле 1956 пленуме ЦК БКП, был осужден культ личности и намечены меры по ликвидации его последствий.

Под руководством БКП Болгария в течение 10 лет превратилась из аграрной в индустриально-аграрную страну.

2 – 7 июня 1958 года в Софии состоялся VII съезд БКП[1].

По состоянию на 1 января 1961 года, общая численность БКП составляла 515 175 членов и кандидатов в члены партии[1].

На состоявшемся 28-29 ноября 1961 пленуме ЦК БКП постановил, что в Болгарии борьба против культа личности И.Сталина и В. Червенкова не была доведена до конца и под предлогом игнорирования решений апрельского (1956) пленума ЦК вывел Червенкова из состава Политбюро ЦК БКП.[28]

5 - 14 ноября 1962 года в Софии прошёл VIII съезд БКП[2].

14 - 19 ноября 1966 года в Софии прошёл IX съезд БКП[2].

В конце 1969 года численность БКП составляла 672 тыс. человек[2].

После начала перестройки и развала социалистического лагеря партия вошла в тяжелый кризис. 3 апреля 1990 г. была переименована в Болгарскую социалистическую партию. Ряд коммунистов, не согласных с этим, создали собственные партии, самая крупная из которых — Коммунистическая партия Болгарии, руководимая А. Пауновым

Руководство

Руководитель Срок полномочий
Димитр Благоев 19031924
Георгий Кирков 1905 — май 1919
Васил Коларов
Христо Кабакчиев
Димитров, Георгий декабрь 1946 — июль 1949
Червенков, Вылко июль 1949 — март 1954
Живков, Тодор март 1954 — ноябрь 1989
Младенов, Пётр ноябрь 1989 — февраль 1990

Другие известные коммунисты

См. также

Источники

  • Сава С. Арабаджиев. Историческият Първи конгрес на Българската комунистическа партия през 1919 г. // "Исторически преглед", № 5, 1959. с.38-73  (болг.)
  • Костов П. История Болгарской Коммунистической партии, пер. с болг., М., 1960
  • М. Минков. Участието на българите в испанската национално-революционна война (1936-1939) // "Военно-исторически сборник", № 5, 1960.  (болг.)
  • Г. И. Чернявски, Д. Даскалов. Борбата на БКП против врангелистския заговор. София, 1964.  (болг.)
  • В. Г. Дядькин. Коммунистическая партия Болгарии - организатор помощи болгарского народа населению Советского Поволжья в 1921-1922 гг. Ростов-на-Дону, Ростовское книжное издательство, 1966.
  • П. Панайтов. Нови данни и уточнявания за участието на българи в борбата за съветска власт // "Исторически преглед", № 4-5, 1967. с.91-107  (болг.)
  • История на Българската комунистическа партия. София, 1969.  (болг.)
  • Октябрь и болгарские интернационалисты / колл. авт. М. - София, Политиздат - издательство БКП, 1973 - 334 стр.
  • Политические партии: справочник / под общ. ред. В. В. Загладина и Г. А. Киселёва. М., Политиздат, 1981.

Напишите отзыв о статье "Болгарская коммунистическая партия"

Ссылки

  • [swalker.ru/uploads/posts/2011-07/1310881697_swalker.ru_20-kopirovat.jpg Дом-памятник БКП] [swalker.ru/goroda/251-zabroshennyj-pamyatnik-sssr-kommunizmu-bolgariya.html]

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Болгарская коммунистическая партия // Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е. М. Жуков. том 2. М., Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1962. ст.570-574
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Болгарская коммунистическая партия // Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. том 3. М., «Советская энциклопедия», 1970. стр.502-504
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Болгария // Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е. М. Жуков. том 2. М., Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1962. ст.522-563
  4. Ю. А. Писарев. Великие державы и Балканы накануне первой мировой войны. М., "Наука", 1985. стр.168
  5. канд. ист. н. Панайот Панайотов. Болгары - участники революции // журнал "Болгария", № 7, 1967. стр.8
  6. 1 2 3 Болгарская группа РКП(б) // Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / редколл., гл. ред. С. С. Хромов. — 2-е изд. — М., «Советская энциклопедия», 1987. стр.70-71
  7. В дни штурма // журнал «Болгария», № 2, 1967. стр.13
  8. М. А. Бирман. Балканские интернационалисты в Одессе весной и летом 1919 года // Балканские исследования. Выпуск 10. Общественные и культурные связи народов СССР и Балкан XVIII - XX вв. Сб. ст., отв. ред. Г. Л. Арш. М., "Наука", 1987. стр.146-167
  9. 1 2 В защиту революции // журнал "Болгария", № 5, 1967. стр.10
  10. 1 2 3 4 Г. И. Чернявский, Д. Даскалов. Судьбы русской белоэмиграции в Болгарии // "История СССР", № 1, 1961. стр.109-117
  11. Е. И. Спиваковский, В. П. Груздева. III конгресс Коминтерна и коммунистическое движение в Болгарии, Румынии и Югославии // Третий конгресс Коминтерна. Развитие конгрессом политической линии коммунистического движения. Коммунисты и массы. / сб. ст., редколл., гл. ред. Ф. И. Фирсов. М., Политиздат, 1975. стр.562-623
  12. Эмиграция после Октябрьской революции 1917 // Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е. М. Жуков. том 16. М., Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1976. ст.492-500
  13. Ю. А. Львунин. Интернационализм в действии. Интернациональные связи советского рабочего класса в годы социалистического строительства в СССР. М., "Мысль", 1985. стр.61
  14. 1 2 Рубен Аврамов. Коминтерн и рабочее движение в Болгарии // Коминтерн и его революционные традиции. Материалы научной сессии, посвящённой 50-летию образования Коммунистического Интернационала (Москва, 25 - 26 марта 1969) / редколл., гл. ред. П. Н. Федосеев. М., Политиздат, 1969. стр.176-184
  15. 1 2 Л. Б. Валев. Болгарский народ в борьбе против фашизма (накануне и в начальный период второй мировой войны). М., "Наука", 1964. стр.110-111
  16. Здравко Георгиев. Записки начальника штаба зоны. Воспоминания. М., Воениздат, 1976. стр.25
  17. М. Т. Мещеряков. Интернациональные бригады в Испании // "Новая и новейшая история", № 4, 1979. стр.37-54
  18. Пётр Панчевский. Огненные дороги (воспоминания) / пер. с болг. М., Воениздат, 1980. стр.54-84
  19. Пётр Панчевский. Огненные дороги (воспоминания) / пер. с болг. М., Воениздат, 1980. стр.155
  20. В.К. Волков. Мюнхенский сговор и балканские страны. М., «Наука», 1978. стр.70
  21. 1 2 3 4 Н. Горненски (Болгария). О характере и периодизации движения Сопротивления в Болгарии // журнал «Новая и новейшая история», № 3, 1962. стр.108-113
  22. Антифашистское движение Сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны / ред. В.П. Бондаренко, П.И. Резонов. М., Соцэкгиз, 1962. стр.223
  23. Советско-болгарские отношения и связи: Документы и материалы. 1917-1944. М., 1976. — Т. I. стр.559
  24. И. Кинов, И. Маринов, Шт. Атанасов и др. Вклад болгарского народа в разгром фашистской Германии. М., Воениздат, 1967. стр.27
  25. Великая Отечественная война 1941—1945 в фотографиях и кинодокументах / редколл., предс. редколл. П. А. Курочкин. 2-е изд., изм. М., «Планета», 1988. стр.335
  26. >[www.omda.bg/bulg/news/party/BKP.html История БКП].
  27. Болгария // Большая Советская Энциклопедия. / редколл., гл. ред. С. И. Вавилов. 2-е изд. том 5. М., Государственное научное издательство «Большая Советская энциклопедия», 1950. стр.397-424
  28. «Работническо дело», 2 и 3 дек., No 336, 337.[уточнить]

Отрывок, характеризующий Болгарская коммунистическая партия

– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.