Болгарская рабочая социал-демократическая партия (широких социалистов)
| «Болгарская рабочая социал-демократическая партия (широких социалистов)» | |
| Българска работническа социалдемократическа партия (широки социалисти) | |
| Лидер: | |
|---|---|
| Дата основания: | |
| Дата роспуска: | |
| Идеология: | |
К:Исчезли в 1948 году Болга́рская рабо́чая социа́л-демократи́ческая па́ртия (широ́ких социали́стов) (болг. Българска работническа социалдемократическа партия (широки социалисти)) — политическая партия Болгарии, стоявшая на позициях классового сотрудничества и реформизма. Сокращенно — БРСДП (ш.с.).
Образована в 1903 г. в ходе раскола БРСДП на «тесных» и «широких» социалистов (другая фракция образовала Болгарскую рабочую социал-демократическую партию (тесных социалистов)). Фракция тесных социалистов существовала в партии ещё до раскола, примерно с 1900 года, когда Янко Сакызов основал журнал «Общо дело». Широкие социалисты, по аналогии с меньшевиками, выступали за широкую социальную базу партии и союзы с другими движениями[1][2].
В 1909 году группа Димитра Благоева Социал-Демократический Союз 'Пролетарий', исключённая из партии Тесных Социалистов, присоединилась к Широким Социалистам. Группа в дальнейшем действовала как левое крыло партии[1].
Партия делилась на левую, центристскую и правую фракции. В 1910 году 35 % её членов составляли рабочие[3].
С 1911 по 1934 год партия издавала ежедневную газету Народ, при этом правая фракция с 1923 по 1925 год также издавала собственную газету, Эпоха. Молодёжным крылом партии был Социалистический Союз Молодёжи[4].
С 19 октября 1918 по 6 октября 1919 года партия входила в правительство Теодора Теодорова, а Сакызов был министром труда в этом правительстве. В 1923 году партия вошла в правительство Александра Цанкова, заняв при этом антикоммунистические позиции.
В 1923—1940 годах партия входила в Рабочий социалистический Интернационал (предшественник Социнтерна), при этом всё это время Сакызов представлял партию в правлении Интернационала (до августа 1925 года он делил место в правлении с югославом Живко Топаловичем)[5].
В 1948 году партия вошла в Болгарскую коммунистическую партию, происходившую от Узких Социалистов. В июне 1948 года начался процесс проверки членства, при этом около половине членов партии Широких Социалистов (левому крылу) было разрешено вступить в коммунистическую партию при условии безусловного принятия программы последней. Правое крыло было запрещено. Слияние закончилось в декабре 1948 года[6]. В социалистической Болгарии роль партии Широких социалистов принижалась, а партия рассматривалась как «оппортунистическая». Первая книга по истории партии Широких Социалистов в Болгарии была опубликована в 1981 году (Клара Пинкась, Реформистская социал-демократия в Болгарии: Идеология, политика, организация, 1903—1917)[1].
Напишите отзыв о статье "Болгарская рабочая социал-демократическая партия (широких социалистов)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Linden, Marcel van der, and Jürgen Rojahn. [books.google.com/books?id=wMkUAAAAIAAJ The Formation of Labour Movements, 1870—1914: An International Perspective. Contributions to the history of labour and society, v. 2]. Leiden: E.J. Brill, 1990. p. 406
- ↑ Nation, R. C. [books.google.com/books?id=nU8jMfkZ-OsC War on war: Lenin, the Zimmerwald Left, and the origins of communist internationalism]. Durham [u.a.]: Duke Univ. Pr, 1989. p. 12
- ↑ Linden, Marcel van der, and Jürgen Rojahn. [books.google.com/books?id=wMkUAAAAIAAJ The Formation of Labour Movements, 1870—1914: An International Perspective. Contributions to the history of labour and society, v. 2]. Leiden: E.J. Brill, 1990. p. 408
- ↑ Kowalski, Werner. [books.google.com/books?id=83QdPwAACAAJ Geschichte der sozialistischen arbeiter-internationale: 1923 — 19]. Berlin: Dt. Verl. d. Wissenschaften, 1985. p. 288
- ↑ Kowalski, Werner. [books.google.com/books?id=83QdPwAACAAJ Geschichte der sozialistischen arbeiter-internationale: 1923 — 19]. Berlin: Dt. Verl. d. Wissenschaften, 1985. p. 283
- ↑ Kersten, Krystyna. [books.google.com/books?id=RD3-e7Zx-rEC The Establishment of Communist Rule in Poland 1943—1948]. Societies and culture in East-Central Europe, 8. Berkeley [u.a.]: Univ. of California Press, 1991. p. 432
Отрывок, характеризующий Болгарская рабочая социал-демократическая партия (широких социалистов)
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
