Бодуэн IV (граф Фландрии)
| Бодуэн IV Бородатый фр. Baudouin IV le Barbu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бодуэн Бородатый. | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 30 марта 987 — 30 мая 1035 | |||
| Предшественник: | Арнульф II Фландрский | ||
| Преемник: | Бодуэн V Фландрский | ||
| Рождение: | ок. 980 | ||
| Смерть: | 30 мая 1035 | ||
| Род: | Фландрская династия | ||
| Отец: | Арнульф II Фландрский | ||
| Мать: | Сусанна (Розалия) Итальянская | ||
| Супруга: | Огива Люксебургская Элеонора Нормандская | ||
| Дети: | Бодуэн V Юдифь | ||
Бодуэ́н (Балдуин) IV Бородатый (фр. Baudouin IV le Barbu (Belle-Barbe) de Flandres, ок. 980 — 30 мая 1035) — граф Фландрии с 987, сын Арнульфа II, графа Фландрии, и Сюзанны (Розалии), дочери Беренгара II Иврейского, короля Италии. Происходил из Первого Фландрского дома.
Содержание
Биография
Правление
Когда отец Бодуэна умер в 988 году, он был ещё несовершеннолетним, и независимости графства Фландрии, угрожал захват королевством Франция. Однако второй брак матери Бодуэна Сусанны Итальянской с Робертом II Благочестивым, королём Франции, сыном и преемником Гуго Капета, мог предотвратить эту опасность.
Около 1000 года, император Оттон III собрал войско для военной кампании против Фландрии. Король Германии Генрих II Святой также направился против Бодуэна IV, который принял сторону графов Лувена и Намюра, отказавшихся от сюзеренитета, утверждённого Генрихом II, герцога Нижней Лотарингии Годфрида I в 1006/1007.
В отличие от своих предшественников, Бодуэн обратил своё внимание на восток и на север своих владений, тогда как на юге управляли его вассалы графы Булони, Гина, Хесдина и Сен-Поля.
В 1006 году, Бодуэн IV захватил город Валансьен, принадлежавший Священной Римской империи. Следовательно, он столкнулся с императором Священной Римской империи Генрихом II и его союзниками королём Робертом Благочестивым и Ричардом II, герцогом Нормандии, которым, однако, не удалось победить Бодуэна.
Весной следующего года император Священной Римской империи Генрих II вновь вторгся во Фландрию и захватил в Генте крупную добычу, также взяв в плен жителей города. Бодуэн был вынужден сдать Валансьен и лишиться Ахена, так как император Гернрих обвинил его во вмешательстве в дела графов Намюра и Левена.
Однако около 1012—1015 Бодуэн получил посредством переговоров в лен Зеландию, находящуюся к северу от Фландрии, и даже некоторые острова этой области: Валхерен, Борссель, Норд-Бевеланд и Зейд-Бевеланд, а на правом берегу реки Шельды — Валансьен, часть Камбре и Эно от Генриха II, который взял обещание с Бодуэна не вмешиваться в дела герцогов Нижней Лотарингии и графов Намюра и Левена. Во французской территории Фландрии Бодуэн организовал большие колонизации болот вдоль побережья Фландрии и увеличил Брюгге и городской порт.
В 1028 году состоялся брак сына Бодуэна IV Бодуэна, ставшего впоследствии графом Фландрии, с Аделой Французской, дочерью Роберта II, короля Франции. После этого сын Бодуэна IV поднял восстание против отца, спровоцированное королём Робертом, встав во главе недовольных баронов. Бодуэн IV даже был изгнан из графства и был вынужден искать убежище в Нормандии. С мощной поддержкой своего покровителя Роберта, герцога Нормандии, он быстро восстановил себя на престоле графов Фландрии и ему удалось окончательно подавить восстание.
Во времена правления Бодуэна были основаны Дюнкерк и крепостные стены города Лилль. Бодуэн столкнулся с опасностью феодальной раздробленности, которая обрушилась на территории империи Каролингов ещё в предыдущем столетии. Однако он имел хорошо развитые регионы страны: Гент, Брюгге, Лилль и Сент-Омер. Можно отметить появление нескольких дворянских семей (Обиньи, Бетюн, Фоконберг, Худен, Ланс, Лилль, Пас, Фалемпин, Ворвин). До 993—994 годов, Бодуэн создал совет регионов. Первоначально на собрании пристуствовали представители четырёх административных округов. Именно Бодуэн IV положил начало дальнейшего могущества графства Фландрия.
Бодуэн скончался 30 мая 1035 года. Его владения унаследовал сын Бодуэн V.
Брак и дети
1-я жена (с ок. 1012): Огива Люксембургская (ум. 21 февраля или 9 марта 1030), дочь Фридриха Люксембургского, графа Мозельгау, сына Зигфрида, графа Люксембурга. Дети:
2-я жена (после 1030): Элеонора Нормандская, дочь Ричарда II, герцога Нормандии. Дети:
- Юдифь (ок. 1033—5 марта 1094, похоронена в монастыре Сент-Мартин); 1-й муж (с до сентября 1051) — Тостиг Годвинсон, эрл Нортумбрии; 2-й муж (с ок. 1071) — Вельф I, герцог Баварии
Напишите отзыв о статье "Бодуэн IV (граф Фландрии)"
Литература
- Флодоард. [www.vostlit.info/Texts/rus/Flodoard/frameFlodoard.htm Анналы]. // Рихер Реймский. История. / Пер. с лат., сост., коммент. и указ. А. В. Тарасовой ; отв. ред. И. С. Филиппов. — М.: РОССПЭН, 1997. — ISBN 5-86004-074-1.
- Пиренн А. Средневековые города Бельгии. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 512 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0093-X.
- Édouard André Joseph Le Glay, [books.google.fr/books?id=23o2AAAAMAAJ&pg=PA190&dq=Robert+Frison+p%C3%A9lerinage+J%C3%A9rusalem#v=onepage&q=&f=false Histoire des comtes de Flandre], 1843, p. 215
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/FLANDERS,%20HAINAUT.htm#_Toc212185310 Сайт Foundation for Medieval Genealogy: графы Фландрии] (англ.). Проверено 22 декабря 2009. [www.webcitation.org/66Jzfk6Fd Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/balduine_grafen_von_flandern/balduin_4_schoenhaar_graf_1035/balduin_4_schoenhaar_graf_von_flandern_1035.html Balduin IV. Schönhaar, Graf von Flandern] (нем.). Проверено 22 декабря 2009. [www.webcitation.org/66tHgCLEs Архивировано из первоисточника 13 апреля 2012].
- [sbaldw.home.mindspring.com/hproject/prov/baldw004.htm Baudouin IV le Barbu, Balduinus Barbatus] (фр.). Проверено 23 декабря 2009. [www.webcitation.org/66tHgetDq Архивировано из первоисточника 13 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Бодуэн IV (граф Фландрии)
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
