Болдырев, Владимир Иванович
| Владимир Иванович Болдырев | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
17 декабря 1907 (41 год) |
| Место смерти: | |
Владимир Иванович Болдырев (18 июля 1866, Тифлис — 17 декабря 1907, Кисловодск) — штабс-капитан, начальник участка управления Грозненского, Надтеречного округа, полицмейстер Кисловодска.
Убит у входа в Казенный ресторан. Это был один из первых террористических актов, совершенных в Кисловодске.[1].
Биография
Сын подполковника родился 18 июля 1866 года. Православного вероисповедания, окончил курс в Тифлисском реальном училище. На службу поступил в 82-й пехотный дагестанский полк, где он и дослужился до штабс-капитана. Был последовательно начальником участка управления Грозненского округа, начальником Надтеречного участка, находился на Грозненских нефтяных промыслах, затем был назначен приставом Кисловодска.
Предшественник Болдырева, бывший пристав Кисловодска капитан Высоцкий был убит революционерами. Однако назначение на такой пост не смутило Болдырева.
В 1907 году на Грозненских нефтяных промыслах Болдырев решительно подавил восстание. После своего назначения в Кисловодске на должность полицмейстера, Болдырев принялся за профилактические меры среди молодежи. Благодаря чему в городе прекратились беспорядки. 17 декабря 1907 года около часа ночи, Болдырев возвращался домой. В парке было темно неожиданно грянул залп. Болдырев получил шесть пулевых ранении, телохранитель Болдырева Якуб тяжело раненный в голову и грудь упал на землю. Метким выстрелом из карабина Якуб убил одного из нападавших.
Убитый был опознан, благодаря чему было арестовано ещё три человека.Всех участников убийства в Кисловодске пристава Болдырева было четверо, Трое, успевших скрыться, вчера с рассветом были застигнуты на конспиративной квартире, оцепленной городовыми и казаками. При открытии дверей квартиры тяжело ранена пулей злоумышленника хозяйка дома. Двое злоумышленников, видя безвыходность своего положения, застрелились, третий из них выпрыгнул из окна второго этажа и бежал, но был убит преследовавшими его казаками. Все злоумышленники оказались местными русскими рабочими. При обыске конспиративной квартиры найдены печать кисловодской группы минераловодского комитета социал-революционной партии, небольшой типографский станок и и революционная переписка.[2].
Похороны Болдырева состоялись 19 декабря 1907 года при огромном скоплении народа.
Напишите отзыв о статье "Болдырев, Владимир Иванович"
Примечания
Источники
- Книга русской скорби / Изданіе Рускаго Народнаго Саюза имени Михаила Архангела под председательством В. М. Пуришкевича. — Том 6. — СПб.: Типо-литография т-ва «Светъ», 1910. — С.123-126.
- Революция 1905—1907 годов на Тереке: 1906—1907 годы стр 277
- Владимир Гнеушев Полынная слава "Воскресенье, 1998 - стр: 45
- Запад—Россия—Кавказ, Объёмы 1-2 Пятигорский государственный лингвистический университет, 2002 стр 253
- Второй период революции, 1906-1907 годы, Том 1,Часть 1 стр 1045
Отрывок, характеризующий Болдырев, Владимир Иванович
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
