Болезни Гитлера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Общие сведения

У Гитлера был рост 175 см. Вес — 70 кг (данные 1936 года). Группа крови А.

Отличался не очень крепким строением тела.

Из особенностей строения можно отметить, что нос отличался от нормы, то есть анатомически был сужен. В то же время, кроме частых насморков и закладывания носового канала, особых неприятностей не доставлял.

Согласно стоматологической карте, к концу жизни дела с зубами Гитлера обстояли так: в верхней челюсти — девять зубов из золота и фарфора, в нижней — из 15 зубов 10 — искусственные.

Неверно также утверждение, что Гитлер был не способен к физической близости с женщинами[1][2]. При неоднократном обследовании врачами никаких аномалий с половыми органами не было обнаружено[1][3][4].

В то же время из многочисленных свидетельств следует, что уже в молодости Гитлер обнаруживал ярко выраженные психопатические черты. Легко впадал в шок и депрессивное состояние.

Отличался исключительной памятью. Помнил большое количество фактов и сведений из прочитанных книг и материалов, причем прочитанных иногда очень давно.

В молодости Адольф Гитлер был заядлым курильщиком, выкуривая до 40 сигарет в день, но бросил курить, не желая тратить деньги понапрасну[5]. Впоследствии Гитлер не пил и не курил, но с удовольствием употреблял перед выступлениями и после них таблетки, содержащие коку, кофеин и сахар для стимуляции и снятия усталости — так называемые таблетки Дальмана.

Болезни

Детство и юность

В детстве и юности Гитлер мало болел. Так, до 16 лет он перенес только операцию на миндалинах и корь.

В 16 лет в 1905 году Гитлер во время повторной сдачи экзаменов в школе в Линце заболел в тяжёлой форме заболеванием лёгких. Врач посоветовал матери прекратить занятия в школе хотя бы на год и в будущем позаботиться о том, чтобы сын ни при каких обстоятельствах не работал в конторе. Мать под впечатлением болезни согласилась забрать его из школы и впоследствии дать возможность посещать художественную академию. Мать увозит Адольфа в Шпиталь к родственникам, где он достаточно быстро выздоравливает. Как ни странно, но эта болезнь помогла Гитлеру навсегда бросить школу, к которой у него было отвращение, и попытаться реализовать свою мечту — стать художником.

Первая мировая война

5 октября 1916 года Гитлер был легко ранен в левое бедро осколком гранаты под Ле Баргюр в первой битве на Сомме[1] Лечился в лазарете Красного Креста в Беелице.

15 октября 1918 года Гитлер получил сильное отравление газом под Ла Монтень из-за взрыва рядом с ним химического снаряда. В результате произошла временная потеря зрения.[6] Лечился в начале в баварском полевом лазарете в Уденарде, а затем в прусском тыловом лазарете в Пазевальке, в Померании. 21 ноября 1918 года был выписан из лазарета.

До второй мировой войны

В 1925 году после выхода из ландсбергской крепости у него стали дрожать левая рука и правая нога. Левым предплечьем мог двигать ограниченно. Только через несколько лет дрожь прошла.[7]

С 1931 года после самоубийства его племянницы Гели стал последовательным вегетарианцем. Диеты себе составлял сам. Гитлер, который до этого достаточно много ел мяса и пил пива, стал последовательно отказываться от животного белка и жира. После того, как он отказался от мяса, он начал мучиться от болей в желудке и вздутийК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3339 дней].

В 1932 году страдал от хрипоты и недомоганий в горле. В связи с этим профессор доктор фон Эйкен удалил безобидные полипы голосовых связок.

Весной 1934 года, через год после назначения Гитлера рейхсканцлером, врачи берлинской больницы провели полное его обследование и констатировали, что он полностью здоров. Но Гитлер по каким-то причинам в это не совсем верил. Позже, с 1935 года, внушил себе, что он серьёзно болен. Он плохо спал, жаловался на сердце, частые боли в желудке и в области правой почки и вздутия. Также страдал воспалением дёсен. Врачи всё это связывали с его неконтролируемой и непригодной диетой и ненормальным режимом дня[8]. С этого года стал пользоваться очками.

С 1936 года личным врачом становится Теодор Морелль. В это время боли в желудке (особенно после еды) и в области правой почки продолжают ещё сильнее его мучить. Врачи это связывают с увеличивающейся левой долей печени. На левой ноге появляется экзема. Морелль ставит диагноз — нарушение пищеварения и наличие дисбактериоза кишечника. Морелль, после того как стал личным врачом, достаточно быстро принёс Гитлеру облегчение. По его указанию Гитлер принимал вплоть до 1943 года ежедневно по две капсулы мутафлора и по четыре пилюли антигаз-пилюль доктора Кёстера. Некоторые врачи считали, что Морелль лечил непроверенными и опасными методами и лекарствами, только чтобы добиться сиюминутного эффекта. Так, например, в антигаз-пилюлях доктора Кёстера содержался стрихнин и белладонна, которые не всегда совместимы с другими лекарствами[4].

Лечили Гитлера со времени его прихода к власти в Германии следующие: профессор Карл Брандт (главный хирург фюрера), профессора Ганс Карл фон Хассельбах, Теодор Морелль (личный врач), профессор Карл фон Айкен (хирург-отоларинголог), профессор Гуго Блашке (зубной врач) и последний личный врач Гитлера хирург Людвиг Штумпфеггер. Они не были командой единомышленников, тем более — в методике профилактики и лечения. А Морелля многие просто называли шарлатаном. И все они боролись за влияние Гитлера. Многие считают это одной из главных причин, почему так и не было определено, чем все же болеет Гитлер.

Несмотря на лечение Морелля, Гитлер чувствует себя всё хуже и хуже[1]. Черты лица становятся расплывчаты и отёчны. Он не верит, что долго проживёт[1]. Жалуется на боли в груди. И с 1937 года убеждается, что сердце серьёзно больно[1]. Его окружение замечает, что у него появилось не замечаемое ранее лихорадочное нетерпение.

5 ноября 1937 года он в программном изложении упоминает вариант со своей скорой смертью и формулирует своё политическое завещание. С этого времени он полностью избегает физических нагрузок.

2 мая 1938 года пишет от руки личное завещание. С этого времени вплоть до 1944 года принимает в огромных дозах мультивитамины Ca. Раньше Гитлер, не объясняя причин, всегда отказывался от рентгена, но теперь соглашается его сделать. Рак при обследовании не подтверждён.

Во время второй мировой войны

Начало войны он встречает больным человеком. С 1939 года и до 1944 года дополнительно стал принимать для стимулирования кишечника эйфлат.

1940 год

В 1940 году Гитлер потребовал провести независимое медицинское обследование. 9, 11 и 15 января проводятся обстоятельные врачебные обследования, в том числе, серологически на сифилис. Как ни странно, но обнаружено только слишком высокое кровяное давление и связанные с ним нарушения сердечной деятельности. Прослушивались шумы аорты, сердце было деформировано и левый желудочек увеличен. Реакции Вассермана, а также Мейнике и Кана на сифилис были отрицательные.

Но Гитлер чувствует себя очень больным и начинает читать специальные медицинские журналы и книги, чтобы самому понять, что с ним происходит[1]. 21 декабря 1940 года велит провести повторное подробное обследование.

Результаты несколько отличаются от январских, но незначительно. Однако Гитлер видит в этом ещё одно доказательство того, что он очень серьезно болен.

1941 год

В 1941 году, когда стало ясно, что блицкриг провалился, у него неожиданно появились отёки на икрах ног и большой берцовой кости. Морелль назначает не совсем продуманное лечение, помимо лекарств (кардиозол, корамин), которые действуют на разные органы (в том числе и на мозг), прописывает приём наркотиков (кофеин, первитин). Первитин, между прочим, средство, вызывающее сильную зависимость. В настоящее время аналог этого препарата — метамфетамин, который иногда даже называют «наркотик фюрера». Под влиянием такого лечения Гитлер зачастую не контролирует себя. В речи под влиянием лекарств позволяет себе лишнее, потом сам же убирает сказанное при редактировании в печать.

Возможно, именно приём наркотических препаратов ускорил принятие им окончательного решения по еврейскому вопросу в Европе, которое произошло в это время. Так, с Розенбергом он однажды говорил о таких вещах, что Розенберг не решился занести их в дневник. С этого времени Генрих Гиммлер начинает зондировать почву через посредников, как отнесется Англия на мирное предложение, если вместо Гитлера будет он.

9 августа 1941 года жалуется на желудок, тошноту, озноб и приступы слабости. Появляется понос и дизентерия. 14 августа делают ЭКГ, которая показывает быстро прогрессирующий склероз коронарных сосудов сердца. В связи с этим, боясь не успеть, Гитлер требует как можно быстрее продвигаться на Восток. Соратники только через месяц снова увидели Гитлера. И он в своих монологах за столом опять начинает разговоры о смерти и фактически заново выражает своё видение, как будет устроен мир после его смерти.

До февраля 1942 года состояние Гитлера стабилизировалось, и он не сильно страдает от своих болезней.

1942 год

В феврале 1942 года в ставке в Виннице заболевает тяжелым гриппом. С июня начинает жаловаться на сильные головные боли и впервые признаёт, что его подводит память. С этого времени плохо переносит яркий свет. Опять начинает говорить о смерти. В июле в «Волчьем логове» он говорит, что в могилу он ничего с собой не возьмёт, поэтому все расходы по похоронам берёт на себя.

После битвы за Сталинград меняется буквально на глазах. За совсем короткое время он становится, буквально, другим человеком.

Глаза слезятся, взгляд застывший, осанка не совсем в норме. Опять, как после путча, начинают дрожать левая рука и левая нога, которую он волочит. Его движения явно нарушены. Гневно реагирует на возражения и ситуации, которые ему не нравятся. Стал упрямо придерживаться только своего мнения, даже если его окружение с ним не согласно. С этого момента он боится военного риска и длительных операций. Если раньше он лихорадочно торопился, то теперь он осторожен, упрям и главный принцип своего военного руководства видит в укреплении на каждом квадратном метре. Он не оставляет захваченных территорий добровольно, даже если это необходимо. Любое предложение кажется ему попыткой подчинить его. Появляются болезненные недоверие и подозрительность, которые вместе с приступами ярости и агрессивного упрямства погубили многих военных: фон Хаммерштейн, фон Фрич, фон Браухич, Бек и т. д.[1]

Помимо старых лекарств, начинает до 1944 года дополнительно принимать для возбуждения аппетита и преодоления усталости два раза в день витамины A, D и интелан.

1943 год

В 1943 году каких-то резких обострений нет. Но состояние по прежнему не улучшается . Ещё больше увеличиваются болезненное недоверие и подозрительность. Вследствие кифоза грудного отдела позвоночника и лёгкого сколиоза стал явно ходить согнувшись и несколько криво. Левые рука и нога продолжают дрожать. Стал дополнительно к другим лекарствам принимать для снятия депрессии через день по 2 ампулы простакрина и экстрат из семенных пузырьков и желез простаты.

1944 год

С февраля 1944 года стал хуже видеть правым глазом. Морелль приглашает доктора Вальтера Лёлейнома, который обнаруживает кровь в стекловидном теле и чувствительное помутнение глаза. После лечения облучением, гоматропином и веритолом зрение через несколько недель улучшилось. Гитлеру были сделаны новые очки с двойными линзами (бифокальные) — для того времени большая редкость. Чтобы не носить постоянно очки, он часто пользуется большой лупой. Кратковременное нарушение зрения так подействовало на Гитлера, что его существенная черта характера, недоверие, принимает угрожающие размеры, а невротическая неконтролируемая критика переходит все границы. Так, он вдруг обвинил Венгерское правительство в сговоре с русскими и англосаксами. Одна из причин — это то, что Гитлер считал, что можно доверять только тому, что сам видишь. Искривление позвоночника уже бросается в глаза всем, кто видит его стоящим или сидящим. Морелль впоследствии утверждал, что Гитлер к этому времени уже потерял чувствительность спины и таза.

Практически все предложения военных по оперативным действиям на фронте он отвергает и требует, как и при Сталинграде, только одного — держать фронт на Днестре, обосновывая это нежеланием больших потерь. Эти действия напрямую связаны с его физическим и психическим состоянием. Но, как только он стал лучше видеть, он неожиданно соглашается с предложениями Манштейна по «центрам тяжести».

14 мая оставлен Крым. Через два дня он отдаёт приказ о начале ракетного обстрела Британских островов. Физическая дряблость в эти дни становится ещё заметней. Его постоянно мучают боли в желудке. Левая рука дрожит ещё сильнее. Морелль продолжает вводить гормональный препарат тестовирон, тонофосфан, виноградный сахар, даёт экстраты для сердца и печени, а также мультивитамины и др. Помимо этого, Гитлер ежедневно 2-3 раза дышит чистым кислородом и свободно пользуется кардиозолом.

20 июля 1944 года покушение на Гитлера. Гитлер остался жив, но это не прошло бесследно. После покушения он не в состоянии находиться целый день на ногах, так как из ног было извлечено более 100 осколков. Кроме этого, получил вывих правой руки, волосы на затылке опалены, барабанные перепонки повреждены. Слуховые проходы кровоточат. На правое ухо временно оглох. Помимо этого, на лице и лбу легкие раны и царапины.

Но, что самое интересное, после покушения у него прошла дрожь в левой ноге и исчезли нервные заболевания.[3] В течение пяти недель полностью оправился от покушения.

Но улучшения оказались временными. Уже в конце августа дрожат не только левые нога и рука, но и вся левая сторона. Походка становится волочащаяся. Его действия происходят как в замедленной съёмке. Глаза подвержены тику. Нарушения равновесия такие, что во время прогулок валится в сторону. Начинают постоянно мучить головные боли, которые Морелль лечит кокаином.

Ко всему этому, в сентябре заболевает желтухой и жалуется на боли в области мочевого пузыря. Морелль лечит его галлестолом. Всё это очень сильно ослабляет его. 17 октября 1944 года, узнав о высадке противников, валится с ног от сердечного удара. Но достаточно быстро поправляется.

Недоверие Гитлера принимает угрожающие размеры.

В сентябре и октябре делают рентгеновские снимки головы. Они показали воспаление левой гайморовой пазухи и левых решётчатых клеток. В очередной раз приходится делать операцию по удалению полипов на голосовых связках. 24 сентября делают кардиограмму. ЭКГ показывает склероз коронарных сосудов сердца, гипертрофию и нарушение левого желудочка сердца (скорее всего, это последствия перенесенного инфаркта).

Гитлер тихо говорит и еле двигается, страдает от головокружений, у него постоянная жажда, боли в желудке. Окружающим кажется, что он потерял всякую охоту к жизни. Когда ему 1 октября сообщили о подходе противников к границам рейха, он на непродолжительное время теряет сознание. После этого приступа состояние Гитлера только ухудшается. Очень сильно теряет в весе.

В это время другие лечащие врачи всё-таки узнают о лекарствах, которыми лечит Гитлера Морелль, и высказывают ему свои опасения, считая их опасными. Гитлер после внимательного изучения встаёт на сторону Морелля, а всех врачей, несогласных с ним и Мореллем, приказывает отстранить от работы.

1945 год

1945 год Гитлер встречает абсолютно больным человеком. Внешне выглядит ужасно: лицо серо-пепельного цвета, спина искривлена, передвигается, волоча ноги. Левая часть тела дрожит как и правая верхняя. Сам сесть не в состоянии, кто-то должен помочь. Отсутствует чувство равновесия. Если нужно переместиться на 20-30 метров, ему надо несколько раз сесть на специальную скамейку и держаться за собеседника. Не подводит его только память.

Несмотря на то, что ему печатали документы с увеличением в три раза, ему приходится надевать очки с очень сильным увеличением, чтобы читать текст.

Состояние быстро ухудшается. С февраля — фактически глубокий старик. Провалы памяти, по нескольку раз задает один и тот же вопрос, на который ему уже ответили.

Офицер, не видевший Гитлера достаточно долго и увидевший его 25 марта 1945 года в бункере, испугался его внешности. В это время он начинает допускать возражения ему и даже соглашаться с ними.

21 апреля Морелль покидает Гитлера. К этому времени, по его указаниям, Гитлер принимал в общей сложности около 82 лекарственных препаратов.

Морелль ненадолго пережил своего пациента «А». После того, как он передал американским службам все документы (личные воспоминания, медицинские бумаги, экспертизы, переписку с врачами и т. д.), он умер в лазарете Тегернзее, полностью парализованный.

Медикаменты, употреблявшиеся Гитлером

Окружавшие Гитлера врачи обвиняли Морелля в применении недостаточно испытанных лекарств, во вредных профилактических методах. В настоящее время специалисты считают, что лишь незначительная часть их подтверждается фактами. С 1936 по 1945 гг. Морелль назначил около 30 различных медикаментов. Ниже они приведены в алфавитном порядке.

Из этих медикаментов в наши дни применяются (наряду с ромашкой) бром-нервацит, кардиазол, кортирон, эвфлат, эвкодал, эвпаверин, глюкоза, гоматропин, интелан, луизим, мутафлор, омнадин, опталидон, прогинон В-олеозум, строфантин, симпатол и веритол. Остальные лекарства с течением времени вышли из обращения и заменены новыми. Ни одно из этих лекарств не заслуживает обвинений, которые выдвигались против Морелля. Дозировки, которые назначал Морелль, были правильными, а в некоторых случаях даже слишком осторожными. Лишь в отношении кардиазола и корамина специалисты считают, что он исходил из неправильных показаний.

  1. антигазовые пилюли Кестера для предотвращения вздутий живота. Применялись с 1936 по 1943 г. (с небольшими перерывами) перед каждым приемом пищи;
  2. бром-нервацит (бромид калия, диэтилбарбитурат натрия, пирамидон) каждые два месяца в качестве успокаивающего средства и как снотворное: по 1-2 таблетки;
  3. веритол 1(С4-гидроксифенил)-2-метиламинопропан. В 1 г (20 капель) содержится 0,01 г действующего вещества. В 1 мл раствора 0,02 г сульфата веритола. Применялся для лечения левого глаза с марта 1944 г.;
  4. витамультин с кальцием (витамин А, В-комплекс, С, D, Е, К, Р) применялся в комбинации с другими лекарствами с 1938 по 1944 г. в форме инъекций по 4,4 см³ через день;
  5. гликонорм (ферменты обмена веществ, содержащие козимазу I и II, витамины и аминокислоты), для предотвращения нарушений пищеварения. Применялся редко с 1938 по 1940 г. в виде внутримышечных инъекций по 2 см³;
  6. глюкоза (5-10-процентный раствор для инъекций) для восполнения дефицита калорий и улучшения эффекта строфантина. Применялась с 1937 по 1940 г. (с короткими перерывами) через два-три дня по 10 см³;
  7. гоматропин (глазные капли, 0,1 г гоматропин-гидроброма, 0,08 г хлористого натрия, 10 мл дистиллированной воды) для лечения правого глаза;
  8. интелан (витамин A, D3 и В12) для улучшения аппетита, ускорения процесса восстановления, защиты от инфекций, улучшения сопротивляемости организма и снятия усталости. Применялся с 1942 по 1944 г. (как и витамультин) в форме таблеток, два раза в день до еды;
  9. кардиазол (пентаметилентетразол) и корамин (диэтиламид никотиновой кислоты) для стимуляции кровообращения мозга, сосудистых нервов и дыхательного центра с 1941 г. (после появления отечности на ногах) с перерывами. Использовались в форме раствора по мере появления отеков: по 10 капель в неделю;
  10. кортирон = кортикостерон (ацетат дезоксикортикостерона, на основе гормона коры надпочечников) против мышечной слабости, для улучшения усваиваемости жиров и углеводного обмена. Применялся один раз в виде внутримышечной инъекции;
  11. луизим (пищеварительный фермент: целлюлаза, гемицеллюлаза, амилаза и протеаза) для улучшения пищеварения и усваиваемости белков, предотвращения метеоризма, по одной таблетке после еды;
  12. мутафлор (эмульсия на основе бацилл colli-communis) для лечения заболеваний, связанных с дисбактериозом толстой кишки. Применялся с 1936 по 1940 гг. для регулирования флоры кишечника в форме капсул, растворимых в кишечнике (примерно 25 миллиардов микроорганизмов в одной капсуле). В первый день жёлтая капсула, со второго по четвёртый день по одной красной капсуле и начиная с пятого дня по две красные капсулы;
  13. омнадин (смесь белков, липоидов желчи и животного жира) против простудных инфекций в начальной стадии заболевания. Обычно применялся в сочетании с витамультином в форме внутримышечных инъекций по 2 см³;
  14. опталидон (анальгетик из барбитуратов и амидопиринов: аллилизо-бутилаллил, 0,05 г барбитуровой кислоты, диметиламино-феназон, 0,125 г пирамидона, 0,025 г кофеина) против головной боли по 1-2 таблетки;
  15. орхикрин (экстракт из семенников и предстательной железы молодых быков) для повышения потенции и снятия усталости и депрессии (применен только один раз), 2,2 см³ внутримышечно;
  16. пенициллин-гамма применялся 8 — 10 дней после покушения 20 июля 1944 г. в форме порошка для обработки правой руки;
  17. прогинон В-олеозум (эфир бензойной кислоты фолликулярного гормона) для улучшения обмена веществ в слизистой оболочке желудка, снятия спазмов стенок желудка и сосудов. Применялся внутримышечно с 1937 по 1938 г.;
  18. простакрин (экстракт из семенников и предстательной железы) для профилактики депрессии. Кратковременно применялся в 1943 г. по две ампулы внутримышечно с промежутком в два дня;
  19. прострофанта (0,3 мг строфантина в комбинации с глюкозой и витамином В, никотиновая кислота). Применялась, как и строфантин, для инъекций;
  20. ромашка для клизм, применялась постоянно;
  21. септоид против инфекций дыхательных путей (Морелль считал, что им можно также замедлить развитие атеросклероза). Максимальная доза 20 см³;
  22. симпатол (параоксифенилэтинолметиламин) для увеличения минутного объёма сердца, повышения сердечной активности и профилактики сердечной и сосудистой недостаточности. Применялся с 1942 г. (с перерывами) ежедневно по 10 капель;
  23. строфантин (гликозид, полученный из Strophantus gratus) для лечения склероза коронарных сосудов. Применялся с 1941 по 1944 г. циклами по 2-3 недели в форме ежедневных внутривенных инъекций по 0,2 мг;
  24. тонофосфан (натриевая соль диметиламинометилфенилфосфорной кислоты, неядовитый фосфоросодержащий препарат) для восполнения содержания фосфора и стимулирования гладкой мускулатуры. Применялся периодически с 1942 по 1944 г. в форме подкожных инъекций;
  25. ультрасептил (сульфонамид) для лечения воспалительных процессов в дыхательных путях, а также для предотвращения образования камней в почках. Принимался по 1-2 таблетки с фруктовым соком или водой после еды;
  26. хиневрин (хининосодержащий препарат, средство от гриппа) принимался по терапевтическим показаниям при простудах;
  27. эвбасин (сульфонамид) применялся в виде инъекций по 5 см³ против инфекций и колибактерий;
  28. эвкодал (полученный из тебаина хлоргидрат дигидроксикодеина, наркотическое и обезболивающее средство) для снятия боли и предотвращения спазмов;
  29. эвпаверин (производное изохинолина) против судорог и колик;
  30. эвфлат (активные желчегонные экстракты из Radix angelica, папаверин, алоэ, активированный уголь, панкреатин) для стимулирования пищеварения и предотвращения метеоризма. Применялся с 1939 по 1944 г. в виде таблеток.

См. также

Напишите отзыв о статье "Болезни Гитлера"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Вернер Мазер. Адольф Гитлер. 2004. ISBN 985-438-404-7
  2. Женщины Гитлера
  3. 1 2 Документы Морелля
  4. 1 2 Американский протокол допроса врачей
  5. Борьба с курением в нацистской Германии
  6. Фридолин Золледер. История полка Листа
  7. Герхард Гримм. Ежегодник всеобщей истории. О болезнях Гитлера. т.20. 1969 г.
  8. Распорядок дня и меню Гитлера

Ссылки

  • [myrt.ru/news/history/463-gitler-istorija-bolezni-pacienta-nomer-1.html Гитлер: История болезни пациента номер 1]
  • [www.uni-potsdam.de/u/slavistik/zarchiv/0398wc/n044h161.htm Врач вблизи диктатора]
  • [korrespondent.net/tech/1041428 Гитлер страдал рядом хронических расстройств и болезнью Паркинсона — исследование]
  • [life.ng.ru/health/2001-04-13/4_medic.html Пациент Адольф и его лейб-медик]
  • [partizzan1941.ucoz.ru/load/2-1-0-1336 Тайна Вервольфа. фильм о тайне болезни Гитлера]
  • [www.profiweb.com.ua/2010/04/09/gitler-vrag-1-2010-satrip.html Гитлер. Враг № 1.НТВ ]
  • [www.secret-r.net/publish.php?p=155 Неизвестный Адольф Гитлер ]

Литература

  • Вернер Мазер. Адольф Гитлер. 2004. ISBN 985-438-404-7
  • Фест И. Адольф Гитлер. В 3-х томах. Том 1 / Перевод А. А. Фёдоров. — Пермь: Алетейя, 1993. Глава V стр.87; ISBN 5-87964-006-X, 5-87964-005-1; Том 2 / Перевод А. А. Фёдоров, Н. С. Летнева, А. М. Андронов. — Пермь: Алетейя, 1993. ISBN 5-87964-007-8, 5-87964-005-1; Том 3 / Перевод А. М. Андронов, А. А. Федоров. — Пермь: Алетейя, 1993. ISBN 5-87964-005-1, 5-87964-008-6 /// Fest, J. Hitler. Eine Biografie. — Berlin: Propyläen, 1973.
  • Герхард Гримм. Ежегодник всеобщей истории. О болезнях Гитлера. т.20. 1969 г.
  • Генрих Эберле, Ханс-Иоахим Нойман. Был ли Гитлер болен.
  • Дэвид Ирвинг. Hitler’s War. 1977
  • Х. Р. Тревор-Роупер. Последние дни Гитлера (The Last Days of Hitler)Лениздат 1995 ISBN 5-289-01809-3
  • Лихачева Л. Б., Соловей М. А. Энциклопедия заблуждений: Третий рейх: Военные преступления; Болезни Гитлера; Атомное оружие Третьего рейха и др. Эксмо СКИФ 2006
  • Леонид Млечин. Самая большая тайна фюрера. Центрполиграф. 2008 ISBN 978-5-9524-3482-0
  • Ольга МУХИНА. Гранит-убийца (гипотеза о причине болезни Гитлера)
  • Антон Ноймайр. Диктаторы в зеркале медицины. Наполеон. Гитлер. Сталин. Издательство «Феникс» 2001 г. ISBN 5-85880-443-8

Отрывок, характеризующий Болезни Гитлера

В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.