Болейн, Мария

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Болейн
Mary Boleyn (Bullen)
Дата рождения:

ок. 1499

Место рождения:

Бликлинг-холл, Норфолк, Англия

Дата смерти:

19 июня 1543(1543-06-19)

Место смерти:

Эссекс

Отец:

Томас Болейн, 1-й граф Уилтшир

Мать:

Элизабет Говард

Супруг:

1. Уильям Кэри
2. сэр Уильям Стаффорд

Дети:

От 1-го брака:
Екатерина Кэри
Генри Кэри, 1-й барон Хансдон
От 2-го брака:
Энн Стаффорд
Эдвард Стаффорд

Мария Болейн (англ. Mary Boleyn, употреблялось также написание Bullen, род. 1499, Норфолк — 19 июня 1543, Эссекс) — сестра английской королевы Анны Болейн, второй жены английского короля Генриха VIII.

Некоторые историки считают, что Мария была младшей сестрой Анны Болейн, но её дети считали, что Мария была старшей сестрой, с чем соглашается большинство учёных.

Мария была одной из фавориток Генриха VIII и, возможно, также и фавориткой французского короля Франциска I. Дважды состояла в браке.





Биография

Первые годы

Мария родилась в Бликлинг-холле, графство Норфолк, и выросла в замке Хивер в Кенте, резиденции семейства Болейн. Отцом Марии был вельможа Генриха VIII, Томас Болейн, человек, не являвшийся потомком знатных придворных особ, но сумевший сделать неплохую карьеру при дворе, матерью — леди Элизабет Говард. Не представляется возможным определить точную дату рождения, но известно, что родилась Мария между 1499 и 1508 годами. Большинство историков сходятся во мнении, что она родилась в 1499 году. В 1597 году её внук, лорд Хансдон, претендовал на титул графа Ормонда, будучи законным наследником семейства Болейн. Согласно строгим правилам наследования аристократических титулов, если бы Анна была старшей из дочерей, этот титул должен был перейти к её дочери, королеве Елизавете.

Некоторое время считалось, что это Мария начала своё образование за рубежом и составляла компанию герцогине Маргарите Австрийской, но сейчас стало ясным, что это была её младшая сестра, Анна. Мария оставалась в Англии большую часть своего детства. В 1514 году, когда она была в возрасте между двенадцатью и пятнадцатью годами, её отправили за рубеж. Её отец добился для неё места фрейлины сестры короля, принцессы Марии Тюдор, которую отправляли в Париж для бракосочетания с королём Людовиком XII. Через несколько недель многие фрейлины вернулись в Англию, кроме Марии, ей было разрешено остаться, возможно, благодаря связям её отца, который стал послом Англии при французском дворе. Даже когда Мария Тюдор вернулась в Англию после смерти своего мужа 1 января 1515 года, Мария Болейн осталась при дворе новой монаршей пары, преемника Людовика Франциска I и королевы Клод.

Королевский роман во Франции

В Париже Марию навестил её отец, сэр Томас, и её сестра Анна, которая до этого училась год в Нидерландах. В период пребывания во Франции у Марии, предположительно, было несколько романов, возможно, включая самого короля Франциска, который год спустя отозвался о ней как о «большой любительнице приключений, самой бесстыжей из всех». Когда отношения Марии с королём прекратились, она начала искать утешения в других любовных связях, что в конечном счёте и привело к тому, что она была вынуждена покинуть французский двор и вернуться в Англию. Однако некоторые историки убеждены, что свидетельства о её любовных похождениях во Франции сильно преувеличены, но все сходятся во мнении, что по крайней мере часть из них правдива.

Родители Марии были крайне озабочены поведением своей дочери и испытали облегчение, когда смогли вернуть её в Англию. Она получила должность фрейлины при Екатерине Арагонской, королеве Англии, при которой и оставалась в последние десять лет их брака с Генрихом VIII.

Фаворитка

Через год после возвращения в Англию, 4 февраля 1520 года, Мария выходит замуж за Уильяма Кэри, состоятельного вельможу с большими связями, который был приближённым короля. Генрих VIII был приглашён на церемонию бракосочетания, и, возможно, через некоторое время он завязал отношения с Марией. Эта неясность относительно начала их отношений имеет несколько факторов. Во-первых, неизвестно, как долго продолжался их роман. Во-вторых, они никогда не афишировали своих отношений, Мария не относилась к тому типу женщин, которых интересовали слава, богатство и влияние, в отличие от королевских фавориток во Франции. Ходили слухи, что один из её детей или даже оба были рождены от Генриха VIII. Один из свидетелей утверждал, что сын Марии, Генри Кэри, был как две капли воды похож на Генриха VIII. Джон Хэйл, викарий Айзлворта, через десять лет после рождения ребёнка рассказывал, что познакомился с «молодым мистером Кэри, про которого утверждают, что он бастард короля Генриха». Но, кроме слухов, нет никаких доказательств того, действительно ли сын Марии Болейн был королевским отпрыском. Документы того периода утверждают, что Генри Кэри родился в 1526 году, когда, как считается, отношения между королём и Марией уже были прекращены.

Её сестра всходит на трон

Сестра Марии, Анна Болейн, вернулась в Англию в 1522 году, завоевав сразу большую популярность при дворе. Сёстры не были особо близки, и Анна вращалась в других социальных кругах. Хотя Мария была привлекательнее своей сестры, у Анны были большие запросы. Она отказала королю в предложении сделаться его фавориткой, возможно, более из амбиций и ума, нежели из добродетели. Анна была прекрасно осведомлена о характере короля, о его особенности желать недосягаемого, и после нескольких решительных отказов король воспылал страстью к ней. С середины 1527 года Генрих твёрдо решил жениться на ней. Это побудило его искать пути для аннулирования его брака с Екатериной Арагонской.

Год спустя, когда муж Марии скончался от потницы, Генрих поручил Анне Болейн заботу о её племяннике, Генри Кэри. Эта традиция английской аристократии поручать заботу о детях более богатым родственникам была очень кстати в случае с Марией, так как муж оставил ей большое количество долгов, и лишь сестра могла бы помочь ей избавиться от них. Анна устроила сына Марии в престижную монастырскую школу Кистер. Отец Марии даже не оказывал попытки принять участие в решении её финансовых проблем, но Анна добилась для неё небольшой годовой пенсии в сто фунтов стерлингов.

Второй брак

Когда Анна в 1532 году сопровождала Генриха VIII в официальном визите во французский Кале, Мария была одной из её компаньонок. Анна была коронована 1 июня 1533 года и родила свою первую дочь, ставшую впоследствии королевой Англии Елизаветой I, той же осенью, 7 сентября. В 1534 году Мария тайно вышла замуж за Уильяма Стаффорда, человека незнатного и небогатого. Историки полагают, что это был брак по любви, потому что нет никаких других предположений относительно того, что побудило её вступить в брак с человеком низкого социального положения. Когда семейству Болейн стало известно об этом браке, пара была изгнана со двора самой же королевой Анной.

Помогла сестре Анна. Она прислала Марии большую золотую чашу и некоторое количество денег, но продолжала противиться её возвращению ко двору. Это частичное примирение было единственным, к чему пришли сёстры после ссоры, потому что они так и не встретились до самой казни Анны Болейн в 1536 году.

Жизнь Марии с 1534 до 19 мая 1536 года, когда королева Анна была обезглавлена, не совсем известна историкам. Она не навещала ни свою мать, ни Анну, когда та была заключена в Тауэр. Также она не пыталась встретиться со своим братом Джорджем Болейном, который был тоже приговорён к казни за измену — об этом периоде не сохранилось никаких письменных данных. Возможно, она, как и её дядя Томас Говард, 3-й герцог Норфолк, не хотела быть уличённой в связях со своими опальными родственниками.

Мария и её муж оставались в Рочфорде, графство Эссекс. После казни Анны их мать покинула двор и умерла всего год спустя в одиночестве. Сэр Томас скончался ещё год спустя. После смерти родителей Мария унаследовала некоторую собственность семейства Болейн в Эссексе. Предполагается, что она прожила остатки своих дней в уединении и относительном благополучии со своим мужем. Она умерла чуть за сорок, в возрасте достаточно молодом даже для того времени, 19 июня 1543 года.

Потомки

От брака с Уильямом Кэри (возможно от Генриха VIII) родились двое детей:

От брака с сэром Уильямом Стаффордом (умер в 1556 году) родился сын Эдвард (1535—1545) и дочь Энн (приблизительно родилась в 1533—1534), чьи годы жизни неизвестны.

Мария Болейн в искусстве

  • Образ Марии Болейн впервые появился на экране в фильме «Анна на тысячу дней» в 1969 году, её сыграла Вэлери Гирон.
  • В литературе Мария отображена в романах «Тайный дневник Анны Болейн» Робина Максвелла, «Елизавета I» Розалинды Майлз, «Роза Хевера» Морин Питерс, «Леди в Тауэре» Джин Плейди, «Госпожа Анна» Норы Лофтс, «Анна Болейн» Эвелин Энтони. Как главная героиня романа Мария появляется в следующих произведениях: «Сестры Тюдор» британского автора Эйлин Эрмитэйдж, «Последняя Болейн» Карен Харпер и «Ещё одна из рода Болейн» Филиппы Грегори (эта книга была экранизирована дважды — в 2003 и 2008 годах). Роман Грегори сделался бестселлером и пережил пять изданий подряд. Тем не менее, историки считают этот роман спорным, указывая на неточности отображения исторических событий и характеров героев.
  • В экранизации романа «Ещё одна из рода Болейн» (в русском прокате фильм появился под названием «Сёстры Болейн») 2003 года роль Марии сыграла Наташа Макэлхон. Фильм снят студией BBC.
  • В голливудской экранизации «Ещё одна из рода Болейн» Марию играет актриса Скарлетт Йоханссон.

Библиография

  • BRUCE, Marie-Louise; Anne Boleyn, Putnam Pub Group, 1972, ISBN 0-698-10480-3
  • DENNY, Joanna, Anne Boleyn: A new life of England’s tragic queen, Portrait, 2004, ISBN 0-7499-5017-X
  • FRASER, Antonia The Wives of Henry VIII; Londres; Weidenfeld & Nicholson, 1992, ISBN 0-297-81242-4
  • IVES, Eric; The Life and Death of Anne Boleyn; Londres; Blackwell Publishing, 2004; ISBN 0-631-23479-9
  • LINDSEY, Karen; Divorced Beheaded Survived: A Feminist reinterpretation of the wives of Henry VIII, Reading, Perseus Books, 1995, ISBN 0-201-60895-2
  • WEIR, Alison; The Six Wives of Henry VIII; Londres; The Bodley Head Ltd, 1991, ISBN 0-370-31396-8

Напишите отзыв о статье "Болейн, Мария"

Отрывок, характеризующий Болейн, Мария

– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея: