Юрий II Болеслав
| Болеслав-Юрий Тройденович Boleslaw Jerzy II Mazowiecki<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение с личной печати Юрия II Болеслава</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1325 — 1340 | |||
| Предшественник: | Владимир Львович | ||
| Преемник: | Любарт (Дмитрий) Гедиминович | ||
| Рождение: | 1308 Мазовия | ||
| Смерть: | 1340 Владимир-Волынский | ||
| Род: | Пясты, по матери из галицкого королевского дома Романовичей | ||
| Отец: | Тройден І Мазовецкий | ||
| Мать: | Мария Юрьевна, дочь Юрия Галицкого | ||
| Супруга: | Офка (Евфремия), дочь великого князя Литовского Гедимина | ||
| Дети: | бездетный | ||
Юрий II Болеслав (польск. Boleslaw Jerzy II Mazowiecki), Болеслав-Юрий Пяст, Болеслав II Мазовецкий, Болеслав Тройденович (1308 — 21 марта 1340[2]) — князь галицкий (с 1323/1325 гг.).
Болеслав был сыном Тройдена I Пяста, князя мазовецкого и Марии Юрьевны, дочери Юрия Львовича, короля Руси. В документах называл себя князем и наследником («дедичем») королевства Руси[3]. Однако на печати Юрия II титул короля Руси присутствует[4]. Первый и последний князь Галицко-Волынского княжества из династии Пястов.
Биография
После смерти его дядьев Андрея и Льва Юрьевичей претензии на их богатые земли выдвинули несколько правителей: король польский Владислав I Локетек, король венгерский Карл Роберт, князь мазовецкий Тройден I и князь литовский Гедимин. Кандидатура мазовецкого князя первоначально казалось самой слабой, но затем стороны конфликта пришли к выводу, что смогут иметь полный контроль над землями, если их займет его юный сын Болеслав.
На рубеже 1323—1324 годов польский и венгерский короли начали военные экспедиции в галицкие земли. В результате Болеслав был призван боярами на галицкий престол вместо последнего галицкого князя из Рюриковичей — Владимира Львовича. Он также стал князем Белзским. Принял православие с именем Юрий. На престол он вступил во Владимире, придав ему статус столицы этих земель[5].
Существовала версия, что Болеслав правил в Галиче всего 4 года (1336—1340), а до этого княжество возглавлял якобы сын Андрея Юрьевича Галицкого — Юрий Галицкий. Однако чешским историком Яном Ржежабеком было доказано[6], что Юрий Галицкий и Болеслав Юрий (или Георгий Казимир) — одно лицо. Поэтому непосредственным предшественником Болеслава-Юрия был его двоюродный брат Владимир Львович.
По настоянию папы Иоанна XXII он довольно быстро оставил православный обряд. В 1324 году даровал городу Владимиру-Волынскому, а в 1339-м — Санку Магдебургское право.
От Юрия II до нас дошло несколько грамот. В одной из них Юрий называется «Божьей милостью природный князь Малой Руси» — «Dei gratia natus dux minoris Russiae» (здесь в первый раз встречается термин Малая Русь). Кроме подписи и печати князя, на этих грамотах имеются подписи и печати вельмож; поименованы и должности этих вельмож: епископ, дядька князя (влиятельный боярин Дмитрий Детько), судья и воеводы — бельзский, перемышльский, львовский и луцкий. Таким образом, власть князя в это время была, по-видимому, очень ограничена, и в его непосредственном ведении был едва ли не один город Владимир, где даны некоторые из грамот[7].
На протяжении всего периода правления Юрий II был вынужден считаться с относительно сильной боярской оппозицией, которой не нужна была слишком сильная власть. Местной знати не нравились попытки Юрия ограничить их влияние, ввести в его землях католические законы, а также его опора на иностранцев. Другим фактором была опасность вторжения от литовцев и татар. Чтобы нейтрализовать все эти опасности, он полагался на свои хорошие отношения с Польшей. Кроме того, пытался перевести на свою сторону Тевтонский орден, но безуспешно.
Для того чтобы защитить свои земли от опасности со стороны Литвы, Юрий через своего дядю Вацлава Плоцкого установил контакт с великим князем литовским Гедимином. В 1331 году формальный союз был укреплен женитьбой на дочери Гедимина, которая также приходилась сестрой жене польского короля Казимира Великого Альдоне[8]. Это позволило Польше и Литве выказать претензии на галицкий престол.
В 1338 году князь Галицкий на встрече в Вишеграде договорился с Карлом Робертом и Казимиром III о военной помощи, чтобы победить оппозицию. Также было подписано соглашение, предусматривающее, что в случае бездетной смерти Юрия власть над его княжеством был передана Казимиру.
Был отравлен галицкими боярами в 1340 году. По одной из версий его отравили за попытку ввести повсеместное католичество. По мнению Леонтия Войтовича версия об отравлении Юрия-Болеслава галицким боярством за насаждение католичества является ложной. С времен Даниила Галицкого в колевстве Руси существовал немецкий патрициат. В семье Льва Даниловича и Юрия Львовича были мирные взаимоотношения с католиками, дочь последнего стала монашкой в монастыре «кларисок». Единственным кому была выгодна смерть Юрия-Болеслава, это был польский король Казимир III. Он оказался готовым к такому развитию событий и на первое сообщение о смерти «короля Малой Руси» явился с своим войском, и захватил Львов. Как отмечает Войтович, для сбора такого войска в те времена нужно было затратить несколько месяцев. Смерть Юрия-Болеслава дала возможность для Казимира III, как близкому родственнику Мазовецких князей претендовать на галицко-волынский престол. Начиная с 1346 г. король польский Казимир III добавил в свой королевский титул претензионный монарший домен, что он «пан и дедыч Руской земли».[9]. Этот поступок бояр стал первым шагом в Войне за галицко-волынское наследство.
В связи с отсутствием наследников[7] на Галицко-Волынский престол стал претендовать польский король Казимир Великий. На Волыни продолжал править Любарт-Дмитрий Гедиминович, который номинально стал и правителем Галиции. Последующие 50 лет стали временем войны и раздела земель Галицко-Волынского княжества между Польшей и Великим Княжеством Литовским.
Напишите отзыв о статье "Юрий II Болеслав"
Примечания
- ↑ Сам себя называл «князем и дедичем Русского королевства»; королевский титул присутствует на печати правителя.
- ↑ J. Grabowski. Dynastia Piastów mazowieckich. — Kraków, 2012.
- ↑ [litopys.org.ua/krypgvol/krypgv13.htm Крип’якевич І. Галицько-волинське князівство. Київ, 1984]
- ↑ [www.heraldicum.ru/ukraine/zapad.htm DOMINI.GEORGI.DUCUS.LADIMIRIE]
- ↑ Natalia Jakowenko. Historia Ukrainy do 1795 roku. — Warszawa: Wydawnictwo Naukowe PWN, 2011.
- ↑ Jan Řežabek. «Jiří II», poslední kníže veśkeré Malé Rusi: Kritickí pokus // «Časopis musea království českého», ročnik LVII, Praha, 1883. (чешск.) Русский перевод: Режабек И. Юрий II-й, последний князь всея Малыя Руси // Болеслав-Юрий II, князь всей Малой Руси: Сборник материалов и исследований. — Санкт-Петербург, 1907.
- ↑ 1 2 Галицкое княжество // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Kazimierz Jasiński. Rodowód Piastów mazowieckich. — Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1998.
- ↑ Леонтій Войтович. "Галицько-Волинські етюди" (Польща, Мазовія, Литва й Угорщина у боротьбі за спадщину Романовичів).— Белая Церковь, 2011. — 363 - 379 с. ISDN 978-966-2083-97-2
Литература
- Георгий II (Болеслав Тройденович) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Юрий II Болеслав
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
