Боливар, Симон

Симон Боливар Simón José Antonio de la Santísima Trinidad Bolívar de la Concepción y Ponte Palacios y Blanco<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Симона Боливара. Хуан Ловера, 1827 год.</td></tr>
президент Великой Колумбии
2 сентября 1819 — 4 мая 1830
Предшественник:	Образование государства
Преемник:	Хоакин де Москера
президент Боливии
11 августа 1825 — 29 декабря 1825
Предшественник:	Образование государства
Преемник:	Антонио Хосе де Сукре
президент Перу
17 февраля 1824 — 28 января 1827
Предшественник:	Хосе Бернардо де Талье
Преемник:	Санта Крус, Андрес де
Вероисповедание:	католик
Рождение:	24 июля 1783(1783-07-24) Каракас
Смерть:	17 декабря 1830(1830-12-17) (47 лет) Санта-Марта, Колумбия
Место погребения:	Кафедральный собор Санта-Марта, в 1842 году перезахоронен в Национальном пантеоне, Каракас
Отец:	Хуан Висенте Боливар-и-Понте
Мать:	Мария Консепсьон Паласиос-и-Бланко
Супруга:	Мануэла Саэнс
Дети:	Отсутствуют
Автограф:
Награды:

Симо́н Боли́вар (полное имя — Симо́н Хосе́ Анто́нио де ла Санти́сима Тринида́д Боли́вар де ла Консепсьо́н-и-По́нте Пала́сиос-и-Бла́нко (исп. Simón José Antonio de la Santísima Trinidad Bolívar de la Concepción y Ponte Palacios y Blanco; при жизни С. Боливара его фамилия писалась как исп. Bolivar), 24 июля 1783, Каракас — 17 декабря 1830, Санта-Марта, Колумбия) — наиболее влиятельный и известный из руководителей войны за независимость испанских колоний в Америке. Национальный герой Венесуэлы. Генерал. Освободил от испанского господства Венесуэлу, Новую Гранаду (совр. Колумбия и Панама), Королевскую Аудиенсию Кито (современный Эквадор), в 1819—1830 президент Великой Колумбии, созданной на территории этих стран. В 1824 освободил Перу и стал во главе образованной на территории Верхнего Перу Республики Боливия (1825), названной в его честь. Национальным конгрессом Венесуэлы провозглашён (1813) Освободителем (El Libertador).

Ранние годы

Симон Боливар родился 24 июля 1783 года в знатной креольской семье Хуана Винсенте Боливара (1726—1786), по национальности баска. Род Боливаров происходил из городка Ла-Пуэбла-де-Боливар в Бискайе, в Испании, находившегося тогда в округе Маркина, а после переезда в колонию, семья приняла активнейшее участие в общественной жизни Венесуэлы. Мальчик рано лишился родителей. На воспитание и формирование мировоззрения Боливара большое влияние оказал его учитель и старший друг — видный просветитель Симон Родригес. В 1799 году родственники Симона решили отправить его в Испанию, в Мадрид, подальше от беспокойного Каракаса. Там Симон Боливар изучал право, затем отправился в путешествие по Италии, Швейцарии, Германии, Англии и Франции. Живя в Париже, Боливар некоторое время посещал Политехническую и Высшую нормальную школы столицы Франции. В 1805 году Боливар посетил Соединённые Штаты Америки и здесь продумал свой план освобождения Южной Америки от испанского владычества.

Венесуэльская республика

Боливар принял активное участие в свержении испанского господства в Венесуэле (19 апреля 1810 года) и провозглашении её независимой республикой (5 июля 1811 года). В том же году Боливар был послан революционной хунтой (народным собранием) в Лондон искать поддержки у британского правительства. Последнее, однако, предпочло сохранять нейтралитет. Боливар оставил в Лондоне агента Луи Лопеса Мендеса для заключения соглашения от имени Венесуэлы о займе и вербовке солдат и вернулся обратно с транспортом оружия.

Вскоре испанский генерал Монтеверде обратился за содействием к полудиким обитателям венесуэльских степей-«льяносов» — воинственным льянерос. Во главе иррегулярных формирований льянерос был поставлен астуриец Хосе Томас Бовес, по прозвищу «Бовес-Крикун»… Война приняла чрезвычайно жестокий характер. Боливар решил ответить тем же, приказав истребить всех пленников. После разгрома армии Боливара испанскими войсками, он в 1812 году обосновался в Новой Гранаде (ныне Колумбия), где написал «Манифест из Картахены», а в начале 1813-го вернулся на родину. В августе 1813 года его войска заняли Каракас. Муниципалитет Каракаса торжественно провозгласил Боливара «освободителем Венесуэлы» (El Libertador). Была создана II Венесуэльская республика, во главе с Боливаром. Национальный Конгресс Венесуэлы подтвердил присвоенное ему звание Освободителя. Однако, не решившись провести реформы в интересах народных низов, он не сумел заручиться их поддержкой и потерпел поражение (1814). 6 июля 1814 года теснимая испанскими войсками армия Симона Боливара была принуждена покинуть столицу. Вынужденный искать убежище на Ямайке, Боливар в сентябре 1815 года опубликовал там открытое письмо, где выражал уверенность в скором освобождении Испанской Америки.

Образование Великой Колумбии

Осознав наконец необходимость освобождения рабов и решения других социальных проблем, Боливар убедил президента Гаити А. Петиона оказать повстанцам военную помощь, и в декабре 1816 года высадился на побережье Венесуэлы. Отмена рабства (1816) и изданный в 1817-м декрет о наделении солдат освободительной армии землёй позволили ему расширить социальную базу. На сторону Симона Боливара перешли отряды льянерос, у которых после смерти Бовеса (1814) появился новый лидер — Хосе Антонио Паэс, сам коренной льянеро.

После неудачной попытки собрать вокруг себя всех предводителей революции, чтобы действовать по общему плану, Боливар, при помощи голландского негоцианта Бриона, в мае 1817 года овладел Ангостурой и поднял против Испании всю Гвиану. Затем Боливар приказал арестовать своих бывших сподвижников Пиара и Марино (первый был казнен 16 октября 1817 года). В феврале 1818 года, благодаря присылке из Лондона солдат-наёмников, ему удалось сформировать новую армию. Вслед за успешными действиями в Венесуэле, его войска освободили Новую Гранаду (в 1819). В декабре 1819-го он был избран президентом провозглашённой Национальным конгрессом в Ангостуре (ныне Сьюдад-Боливар) республики Колумбии (в историю вошло как Великая Колумбия), куда вошли Венесуэла и Новая Гранада. В 1822 году колумбийцы изгнали испанские силы из провинции Кито (ныне Эквадор), которая присоединилась к Великой Колумбии.

Освобождение Южной Америки

24 июня 1821 года близ поселения Карабобо в Венесуэле добровольческая армия Симона Боливара нанесла сокрушительное поражение испанскому королевскому войску. В июле 1822 Боливар встретился в Гуаякиле с Хосе де Сан-Мартином, армия которого уже освободила часть Перу, но не сумел договориться с ним о совместных действиях. После отставки Сан-Мартина (20 сентября 1822-го) он в 1823-м направил в Перу колумбийские части, и в 1824 году (6 августа при Хунине и 9 декабря на равнине Аякучо) были разгромлены последние испанские силы на американском континенте. Венесуэла, провозгласившая независимость в 1811-м, была полностью освобождена от колониалистов только к 1824 году. Боливар, в феврале 1824-го ставший диктатором Перу, возглавил и созданную в 1825-м на территории Верхнего Перу республику Боливию, названную так в его честь.

С 1822 верной подругой и неразлучной спутницей жизни Боливара, несмотря на все превратности его судьбы, была уроженка города Кито креолка Мануэла Саэнс.

Распад Колумбийской федерации

По замыслу Боливара образовывались Южные Соединенные Штаты (Sur de Estados Unidos), в которые должны были войти Колумбия, Перу, Боливия, Ла-Плата и Чили. 22 июня 1826 года Боливар созвал в Панаме Конгресс из представителей всех этих государств, который, однако, завершился неудачей. После провала Панамского Конгресса Боливар в сердцах воскликнул: «Я подобен тому сумасшедшему греку, который, сидя на утёсе, пытался командовать судами, проходившими мимо!..»

Вскоре после того, как проект Боливара получил широкую известность, его начали обвинять в желании создать империю под своей властью, где он станет играть роль Наполеона. В Колумбии начались партийные раздоры. Часть депутатов, во главе с генералом Паэсом, провозглашала автономию, другие хотели принять Боливийский кодекс.

Боливар быстро прибыл в Колумбию и, приняв на себя диктаторские полномочия, созвал 2 марта 1828 года в Оканье национальное собрание с целью обсуждения вопроса: «Должна ли быть преобразована конституция государства?» Конгресс не мог прийти к окончательному соглашению и после нескольких заседаний закрылся.

Тем временем перуанцы отвергли Боливийский кодекс и отняли у Боливара титул пожизненного президента. Лишившись власти в Перу и Боливии, Боливар 20 июня 1828 года вступил в Боготу, где учредил свою резиденцию в качестве правителя Колумбии. Но уже 25 сентября 1828-го состоялось покушение на его жизнь: федералисты ворвались в его дворец, убили часовых, сам Боливар спасся лишь чудом. Однако основная масса населения выступила на его стороне, и это позволило Боливару подавить мятеж, который возглавлял вице-президент Сантандер. Глава заговорщиков вначале был приговорен к смертной казни, а затем выслан из страны вместе с 70 своими сторонниками.

На следующий год анархия усилилась. 25 ноября 1829 года в самом Каракасе 486 знатных граждан провозгласили отделение Венесуэлы от Колумбии. Боливар, дело которого окончательно рушилось, постепенно терял всякое влияние и власть.

В своей записке, поданной им конгрессу, собравшемуся в Боготе в январе 1830 года для реформы государственного устройства Колумбии, Боливар жаловался на несправедливые обвинения против него, которые доносились из Европы и Америки.

В начале 1830-го он ушёл в отставку и вскоре умер близ колумбийского города Санта-Марта 17 декабря 1830 года. Перед смертью Боливар отказался от своих земель, домов и даже от государственной пенсии — и целые дни проводил, созерцая из окна живописные пейзажи местных «снежных гор» — Сьерра-Невады.

В 2010 году тело Боливара эксгумировано по распоряжению президента Венесуэлы Уго Чавеса с целью установления причин его смерти. С начала 2013 года прах Боливара будет находиться в специально построенном для этого мавзолее в центре Каракаса. Для нового захоронения Чавес предоставил новый гроб, сделанный из красного дерева и инкрустированный бриллиантами, жемчугом и золотыми звездами.

Боливар в масонстве

Известно, что посвящение в масонство Боливар прошёл в Испании, в Кадисе. С 1807 года он состоял в Шотландском уставе. В 1824 году в Перу Боливар учредил ложу «Порядок и Свобода» № 2.

Произведения

• Симон Боливар. [kuprienko.info/simon-bolivar-manifiesto-de-cartagena-15-diciembre-1812/ Манифест из Картахены (1812)]. bloknot.info (А. Скромницкий) (6 сентября 2010). Проверено 6 сентября 2010. [webcitation.org/61As9j5nP Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].

Боливариана

По неофициальным данным, Симон Боливар выиграл 472 битвы.

В Латинской Америке имя Боливара очень популярно. Оно увековечено в названиях государства Боливия, провинций, городов, улиц, денежных единиц (боливиано — Боливия, боливар — Венесуэла), с помощью многочисленных памятников. Сильнейший футбольный клуб Боливии носит название «Боливар».

Ему посвящены биографические очерки, художественные произведения, исторические труды. Боливар является главным героем в романе колумбийского писателя Габриэля Гарсии Маркеса «Генерал в своём лабиринте». События развиваются в последний год жизни генерала. Биографии Боливара написали Эмиль Людвиг, украинский классик Иван Франко и многие другие. Австрийский драматург Фердинанд Брюкнер посвятил Боливару две пьесы «Борьба с ангелом», «Борьба с драконом». В России Боливаром восхищались декабристы, Николай Полевой.

Карл Маркс, следуя нелицеприятному описанию Боливара в воспоминаниях бывшего боливаровского приближённого Дюкудре-Хольштейна, дал отрицательную характеристику Освободителю, в деятельности которого видел бонапартистские и диктаторские черты, в своей энциклопедической статье «Боливар-и-Понте» для «New American Cyclopaedia». Поэтому в советской литературе Боливар долгое время характеризовался как диктатор, выражавший интересы буржуазии и помещиков. Ряд латиноамериканистов, включая Моисея Самуиловича Альперовича, оспаривали такую оценку, но окончательно порвать с этой традицией решился знаменитый разведчик и латиноамериканист Иосиф Ромуальдович Григулевич, написавший под псевдонимом Лаврецкий биографию Боливара для серии ЖЗЛ. За свой труд Григулевич был награждён венесуэльским орденом Миранды и принят в Колумбийскую ассоциацию писателей.

Латиноамериканский Фонд Симона Боливара

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Создан в 1998 году по инициативе философа и общественного деятеля Дарио Саласа Соммэра в целях гуманитарного развития народов на основе принципов высшей морали и духовности.

Деятельность фонда вдохновляется идеями Симона Боливара о свободной интеграции наций на основе патриотизма, высшей морали и истинной демократии. Фонд не является политической организацией, его главная задача — раскрыть малоизвестные широкой публике качества Боливара как философа и писателя, мечтавшего объединить Латинскую Америку в Великую Родину не благодаря военным действиям, но через образование и воспитание высших этических принципов. Особое внимание фонд уделяет восстановлению памяти об учителе Боливара, Симоне Родригесе, благодаря которому Симон Боливар и стал тем самым освободителем Латинской Америки, каким мы его знаем. В настоящее время идеи Симона Боливара считаются одной из философских и этических альтернатив североамериканскому глобализму, построенному на основе стремления к финансовой выгоде. В своей деятельности Латиноамериканский Фонд Симона Боливара опирается также на социальные концепции выдающегося латиноамериканского мыслителя Хорхе Гайтана (исп. Jorge Gaitan), внёсшего огромной вклад в развитие идей социальной справедливости во всем мире, сотрудничества народов мира и идей социального государства.

Фонд поддерживает тесные отношения с общественными движениями, образовательными организациями во всём мире. Фонд имеет филиалы в Аргентине, Чили, Колумбии, Венесуэле. Фонд проводит множество общественных акций, является издателем художественных и научно-популярных литературных произведений, ведёт активную работу в сфере образования и популяризации моральных ценностей.

Симон Боливар на боливиано, Боливия

Аверс 1 и 10 боливиано, 1928		Аверс 100 боливиано 1945 и 100 песо 1962

Боливар Освободитель на боливарах, Венесуэла

Аверс 100 и 5, 1966. Портрет одинаков с 10 боливиано 1928		Аверс 100 1972/1992 и 100 1980		Аверс 500, 1972

Аверс 1 и 5, 1989		Аверс 1000, 1991 и 1998		Аверс 5000, 1994

В астрономии

В честь Симона Боливара назван астероид (712) Боливиана, открытый 19 марта 1911 года.

В филателии

Боливар изображен на почтовых марках Чили 1974 года, Испании 1978 года, Болгарии 1982 года, СССР 1983 года, ГДР 1983 года и т. д.

В кино

• «Освободитель» / исп. Libertador (película)‎ — фильм режиссёра Альберто Арвело (Венесуэла — Испания, 2013).
• «Симон Боливар» / англ. Simón Bolívar (1969 film)‎ — фильм режиссёра Алессандро Блазетти (Италия, Испания, Венесуэла; 1969).

Объекты в странах СНГ

• Сквер имени Симона Боливара в Минске

В образовании

• Консерватория имени Симона Боливара

Литература

• [cyberleninka.ru/article/n/simon-bolivar-kak-osvoboditel-ameriki-istoriograficheskiy-aspekt Авлиев В. Н., Авлиев С. Н. Симон Боливар как освободитель Америки: историографический аспект // Science Time. 2015. № 6(18). С.10-14.]
• Гусев В. И. Горизонты свободы: Повесть о Симоне Боливаре. — М.: Политиздат. Пламенные революционеры, 1972. — 383 с., ил. То же. — 2-е изд. — 1980. — 358 с., ил.
• Боливар, Симон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература на других языках

• ACOSTA RODRÍGUEZ, LUIS JOSÉ. 1979: «Bolívar para todos». Sociedad Bolivariana de Venezuela. Caracas — Venezuela." 2 volúmenes. ISBN 968-484-000-4
• ANÓNIMO. 2003: "«Bolívar, Grandes biografías», AAVV, febrero 1ra edición, Ediciones y Distribuciones Promo-libro S.A., Madrid-España.
• ARCINIEGAS, GERMAN. 1979: «Héroe Vital. La Gran Colombia, garantía de la libertad sudamericana». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• BENCOMO BARRIOS, HECTOR. 1983: «Bolívar Jefe Militar». Cuadernos Lagoven. Serie Bicentenario. Lagoven S.A. Caracas — Venezuela.79p.
• BOHORQUEZ CASALLAS, LUIS ANTONIO. 1980. «„Breve biografía de Bolívar“'». Colección José Ortega Torres, Gráficas Margal, Bogotá — Colombia.
• BOLINAGA, MARÍA BEGOÑA. 1983: «Bolívar conservacionista». Cuadernos Lagoven. Serie Bicentenario. Lagoven S.A. Caracas — Venezuela 91p.
• BOLÍVAR, SIMÓN. 1981: «Simón Bolívar ideario político». Ediciones Centauro Caracas — Venezuela. 214p.
• BOULTON, ALFREDO. 1980: «Miranda, Bolívar y Sucre tres estudios Icnográficos». Biblioteca de Autores y Temas Mirandinos. Caracas — Venezuela. 177p.
• BOYD, BILL. 1999: "Bolívar, Liberator of a continent, An historical novel, Sterling, Virginia 20166, Capital Books, Inc., ISBN 1-892123-16-9.
• BUSHNELL, DAVID Y MACAULAY, NEILL, 1989: «„El nacimiento de los países latinoamericanos“». Editorial Nerea, S.A., Madrid — España.
• CABALLERO, MANUEL. S/F: «„Por qué no soy bolivariano. Una reflexión antipatriótica“». Alfa Grupo Editorial. ISBN 980-354-199-4.
• CALDERA, RAFAEL. 1979: «Arquitecto de una nueva sociedad. La educación y la virtud, sustento de la vida republicana». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• CAMPOS, JORGE. 1984: «Bolívar». Salvat Editores, S. A. Barcelona — España. 199p.
• CARRERA DAMAS, GERMÁN, S/F: «„El Culto a Bolívar“». Alfa Grupo Editorial. ISBN 980-354-100-5.
• ENCEL, FREDERIC. 2002, «„El arte de la guerra: Estrategias y batallas“». Alianza Editorial, S.A., Madrid — España.
• ENCINOZA, VALMORE E., Y CARMELO VILDA. 1988: «Se llamaba Simón Bolívar. Vida y obra del Libertador». Ediciones S.A. Educación y Cultura Religiosa. Caracas — Venezuela. 112p.
• GARCÍA MÁRQUEZ, GABRIEL: 2001,"Der General in seinem Labyrinth". Historischer Roman, Köln, Kiepenheuer & Witsch, (KiWi; 657), ISBN 3-462-03057-4
• GIL FORTOUL, JOSÉ. 1954: «Historia Constitucional de Venezuela». Cuarta Edición. Ministerio de Educación. Dirección de Cultura y Bellas Artes. Caracas — Venezuela. 3 volúmenes.
• JURADO TORO, BERNARDO. 1980: «Bolívar y el mar». Edición del Banco Central de Venezuela. Caracas — Venezuela. 181p.
• JURADO TORO, BERNARDO. 1994: «„Bolívar el polifacético“». Ed. DIGECAFA, Caracas — Venezuela.
• LECUNA, VICENTE. 1954: «Relaciones diplomáticas de Bolívar con Chile y Argentina». Imprenta Nacional. Caracas — Venezuela. 2 volúmnes.
• LECUNA, VICENTE. 1960: «Crónica razonada de las Guerras de Bolivar». The Colonial Books, New York — United States. NY. 3 volúmenes.
• LECUNA, VICENTE. 1977: «La Casa natal del Libertador». Impreso en Venezuela por Cromotip. Caracas — Venezuela.
• LECUNA, VICENTE. 1995: «Documentos referentes a la creación de Bolivia». Comisión Nacional del Bicentenario del Gran Mariscal Sucre (1795—1995). Caracas — Venezuela. 2 volúmenes. ISBN 980-07-2353-6
• LIEVANO AGUIRRE, INDALECIO. 1988: «Bolivar». Academia Nacional de la Historia. Caracas Venezuela. 576p. ISBN 980-300-035-X
• LLANO GOROSTIZA, M. 1976: «Bolívar en Vizcaya». Banco de Vizcaya. Bilbao — España. 115p. ISBN 84-500-1556-1
• LLERAS RESTREPO, CARLOS. 1979: «Demócrata cabal. Sumisión a la Ley y a la patria». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• LOVERA DE SOLA, R. J. 1983: «Bolívar y la opinión pública». Cuadernos Lagoven. Lagoven. S.A. Caracas — Venezuela. 83p.
• LYNCH, JOHN. 1998: «„Las revoluciones hispanoamericanas 1808—1826“». Editorial Ariel, S.A., 7ma edición, Barcelona — España.
• LYNCH, JOHN. 2006: «Simon Bolivar. A Life», Verlag: Yale University Press, O. Mai, ISBN 0-300-11062-6.
• MADARIAGA, SALVADOR DE: 1986: «Simón Bolívar». Zürich, Manesse-Verl., ISBN 3-7175-8067-1
• MARX, KARL. S/F «„Bolívar y Ponte: Apuntes biográficos sobre Simón Bolívar“». S/R.
• MASUR, GERHARD. 1974: «Simón Bolívar». Circulo de Lectores S.A. y Editorial Grijalbo S.A. Barcelona — España. 600p. ISBN 84-226-0346-2
• MIJARES, AUGUSTO. 1987: «El Libertador». Academia Nacional de la Historia y Ediciones de la Presidencia de la República. Caracas- Venezuela 588p. ISBN 980-265-724-7
• MIRÓ, RODRIGO. 1979: «Espíritu realista. La consolidación de la independencia, pertinaz obsesión». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• MONDOLFI, EDGARDO (Comp.): 1990: «Bolívar ideas de un espíritu visionario». Monte Ávila Latinoamericana. Caracas — Venezuela. ISBN 980-01-0310-4
• MORÓN, GUILLERMO. 1979: «Los presidentes de Venezuela. 1811 −1979». S.A. Meneven. Caracas — Venezuela. 334p.
• PÉREZ ARCAY, JACINTO. 1980: «El fuego sagrado. Bolívar hoy». Edición CLI-PER. Caracas — Venezuela. 347p.
• PÉREZ CONCHA JORGE. 1979: «Político sagaz. Guayaquil: afirmación de los principios republicanos». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• PÉREZ VILA, MANUEL. 1980: «Bolívar el libro del sesquicentenario 1830—1980». Ediciones de la Presidencia de la República. Caracas — Venezuela. 391p.
• PETZOLD PERNÍA, HERMANN. 1986: «Bolívar y la ordenación de los poderes públicos en los estados emancipador». Fundación Premio Internacional Pensamiento de Simón Bolívar". Caracas — Venezuela.
• PINO ITURRIETA, ELÍAS. S/A: «„El divino bolívar: ensayo sobre una religión republicana“». Alfa Grupo Editorial. ISBN 84-8319-167-9.
• POLANCO ALCÁNTARA, TOMÁS. 1983: «Bolívar y la justicia». Cuadernos Lagoven. Serie Bicentenario. Lagoven S.A. Caracas — Venezuela .79p.
• POLANCO ALCÁNTARA, TOMÁS. 2001: «„Bolívar: vida, obra y pensamiento“». Círculo de Lectores, Bogotá — Colombia. ISBN 958-28-1255-9
• POLANCO ALCÁNTARA, TOMÁS. S/F. «„Simón Bolívar: Ensayo de una interpretación biográfica a través de sus documentos“'». 4ta edición, Editorial EG, Barcelona — España.
• PRUDENCIO, ROBERTO. 1979: «Creador de patrias. Bolivia, hija de su gloria». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• PUENTE CANDAMO, JOSÉ AGUSTÍN DE LA. 1979: «Libertador de los pueblos. Plenitud revolucionaria inspirada en la democracia». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• QUINTERO, INÉS. 1999: Del Bolívar para todos al Bolívar para Chávez". El Nacional, 28-12-1999 Caracas — Venezuela.
• RAMOS, DEMTRIO. 1979: «Criollo enciclopedista. Personaje símbolo de la emancipación americana». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• ROJAS, ARMANDO. 1996: «Ideas educativas de Simón Bolívar». Monte Ávila Latinoamericana S.A. Caracas — Venezuela. 245p. ISBN 980-01-0304-X
• ROSA, DIÓGENES DE LA. 1979: «Precursor del Panamericanismo. La integración, reto y compromiso». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• SALCEDO BASTARDO, JOSÉ LUIS. 1972: «Bolívar: un continente y un destino». Ediciones de la Presidencia de la República. Caracas — Venezuela. 436p.
• SALCEDO BASTARDO, JOSÉ LUIS. 1977: «Un hombre diáfano Bolívar». Cultural Venezolana, S. A. Caracas — Venezuela.
• SALCEDO BASTARDO, JOSÉ LUIS. 1979: «Derrotado invencible. La idea continental factor determinante de todos sus proyectos». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• SÁNCHEZ, LUIS ALBERTO. 1979: «Dictador a pesar suyo. La voluntad popular, ley suprema». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• SOCIEDAD BOLIVARIANA DE VENEZUELA. 1989: «Sonetos a Bolívar». Biblioteca de la Sociedad Bolivariana de Venezuela Diversos. Caracas — Venezuela. 2 volúmenes. ISBN 980-300-985-0
• SUBERO, EFRAÍN. 1983: «Bolívar escritor». Cuadernos Lagoven. Serie Bicentenario. Lagoven S.A. Caracas — Venezuela. 275p.
• TOVAR DONOSO, JULIO. 1979: «Nuncio del porvenir. Libertad y armonía simbiosis vital». En: «Bolívar. Hombre del presente, nuncio del porvenir». Auge, S. A. Editores. Lima — Perú.
• VELÁSQUEZ, RAMÓN JOSÉ. 1988: «Los pasos de los héroes». Edición Especial Homenaje del IPASME al Autor. Caracas — Venezuela. 393p. ISNB980-6122-01-1
• VERNA, PAUL., Y CHRISTIAN. BOSSU-PICAT. 1983: «El mundo de Bolívar». Ediciones Delroisse. Distribuidora Santiago. Caracas — Venezuela. 135p. ISBN 2-85518-097-X

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Симон Боливар
• [www.100greats.ru/pages/Simon_Hose_Antonio_BolivariPonte.html 100 великих аристократов]
• [www.colombia.su/Historia/bolivar.html Русская страница о Симоне Боливаре — национальном герое Колумбии]
• [www.vokrugsveta.ru/chronograph/2101/ Вокруг света. Хронограф]
• [www.youtube.com/watch?v=ZCLflJUwFj4 Симон Боливар на YouTube]

Отрывок, характеризующий Боливар, Симон

Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.