Бологовский, Дмитрий Николаевич

Дмитрий Николаевич Бологовский
Дата рождения	30 апреля 1775(1775-04-30)
Дата смерти	27 августа 1852(1852-08-27) (77 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Малороссийский гренадерский полк, 2-я бригада 22-й пехотной дивизии, 1-я бригада 16-й пехотной дивизии
Сражения/войны	Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 годов
Награды и премии	Орден Святой Анны 2-й ст. (1812), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1813), Орден Святой Анны 1-й ст. (1831), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1839), Pour le Mérite

Дмитрий Николаевич Бологовский или Болговский (1775—1852) — генерал-лейтенант, сенатор, в 1836-40 гг. вологодский губернатор.

Биография

Родился в 1780 году. В малолетстве он был записан сержантом гвардии, а на действительную службу вступил в 1797 года с чином прапорщика в лейб-гвардии Измайловский полк. В 1802 году вышел в отставку с чином капитана.

Сержантом Измайловского полка он дежурил в качестве ординарца у кабинета Екатерины II в то утро, когда она умерла от удара в своей уборной. Он же стоял на карауле в Михайловском дворце в ночь 11 марта 1801 г., когда задушен был император Павел, и сам принимал участие в убийстве. По уверению императора Александра I, Бологовский приподнял за волосы мёртвую голову императора, ударил её оземь и воскликнул: «Вот тиран!» Бологовский должен был оставить военную службу.

— В. Вересаев. «Спутники Пушкина»

С началом Отечественной войны Бологовский был снова принят на службу, с прикомандированием к Московскому пехотному полку. После Бородинской битвы он заступил место раненного начальника штаба 6-го корпуса генерал-майора Монахтина и, оставаясь в этой должности до окончания войны, управлял штабом сначала 6-го корпуса, а затем корпуса генерала Дохтурова. Отличился в сражении при Малоярославце.

В период Заграничных походов 1813—1814 годов Бологовский участвовал в сражениях: при Киснобеле, Магдебурге и Гамбурге. В Битве народов он был ранен и 7 октября 1813 года награждён орденом св. Георгия 4-го класса (№ 2705 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова) «за отличие в сражении с французами при Лейпциге».

С 29 января 1819 года Бологовский командовал Малороссийским гренадерским полком, а с производством 19 февраля 1820 года в генерал-майоры Бологовский был назначен командиром 2-й бригады 22-й пехотной дивизии, вскоре переведён на ту же должность в 1-ю бригаду 16-й пехотной дивизии. В конце 1820-х годов он был отставлен от занимаемых должностей и назначен состоять по армии. 31 января 1834 года уволен от службы.

Входил в число московских знакомых Пушкина, знал отца и дядю поэта. Во время южной ссылки Пушкин часто обедал в кишинёвском доме Бологовского, где однажды под действием выпитого шампанского у них произошла ссора. По свидетельству князя П. А. Вяземского, любил рассуждать о литературе, причём ставил Шодерло де Лакло и Луве де Кувре выше Вальтер Скотта. Сохранилась записка 1828 года, в которой Пушкин, Вяземский и Бологовский пишут Толстому-Американцу: «Сейчас узнаём, что ты здесь, сделай милость, приезжай. Упитые винами, мы жаждем одного — тебя».

Бологовский вернулся на военную службу 20 февраля 1836 года (со старшинством в чине генерал-майора с 9 марта 1822 года) и получил назначение исправляющим должность вологодского гражданского губернатора. Год спустя, 18 апреля 1837 года, он был произведён в генерал-лейтенанты. Советовал облегчить участь сосланных в Вологду литераторов Н. И. Надеждина и В. И. Соколовского. Оставил по себе добрую память горожан.

После возвращения в столицу 30 декабря 1840 года был зачислен в Сенат, с назначением к присутствованию в 1-м отделении 5-го департамента; 1 января 1842 года он переведен во 2-е отделение того же департамента, а 1 января 1844 года — в 1-е отделение 6-го департамента. 20 июля 1848 года Бологовский был назначен членом по хозяйственной части Комиссии для построения в Москве храма во имя Христа Спасителя, а в 1849 году принимал деятельное участие в борьбе с появившейся в Москве холерой.

Скончался 27 августа 1852 года в Москве, похоронен на кладбище Симонова монастыря. По отзыву современницы, Бологовский имел непостоянный характер, любил карты и псовую охоту. В 1834 году Пушкин оставил в дневнике такую запись:

Генерал Болховской хотел писать свои записки (и даже начал их; некогда, в бытность мою в Кишиневе, он их мне читал). Киселев сказал ему: «Помилуй! да о чем ты будешь писать? что ты видел?» — Что я видел? — возразил Болховской. — Да я видел такие вещи, о которых никто и понятия не имеет. Начиная с того, что я видел голую жопу государыни (Екатерины II-ой, в день её смерти).

Семья

Первой женой Бологовского была Варвара Сергеевна Салтыкова (ум. 1819), дочь генерал-майора Сергея Николаевича Салтыкова от брака его с графиней Анастасией Фёдоровной Головиной. Долгие годы болела ревматизмом ног и лечилась у знаменитого гипнотизера Шульца. Жила отдельно от мужа в своем имении Богодилове в Орловской губернии. Умерла, оставив детей:

1. Николай Дмитриевич (1800— после 1856), служил в Преображенском полку, подполковник, с 1840 года генерал-майор в отставке.
2. Сергей Дмитриевич
3. Софья Дмитриевна (1806—1838), жила у родных в Петербурге, качаясь на качелях, упала и повредила позвоночник, от чего вскоре умерла.
4. Дмитрий Дмитриевич, отец вологодского губернатора Якова Бологовского.
5. Пётр Дмитриевич

В 1824 году Бологовский обвенчался с Екатериной Григорьевной Осиповой (179.—1870), дочерью сенатора Г. М. Осипова, от которого она унаследовала усадьбу Гнездилово.

Награды

Среди прочих наград Бологовский имел ордена:

• Орден Святой Анны 2-й степени (1812 год)
• Орден Святого Георгия 4-го класса (7 октября 1813 года)
• Орден Святой Анны 1-й степени (22 февраля 1831 года)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (29 марта 1839 года)
• Прусский орден Pour le Mérite

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. М., 2009. — С. 177. — ISBN 978-5-9524-4166-8
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Список генералам по старшинству. Исправлен по 17 марта. — СПб., 1844. — С. 125
• Список сенаторов по старшинству чинов. Исправлен по 1 января 1852 года. — СПб., 1852. — С. 33

Отрывок, характеризующий Бологовский, Дмитрий Николаевич

– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.