Болотина, Анисья Давыдовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анисья Давыдовна Болотина
Имя при рождении:

Анисья Давыдовна Болотина

Дата рождения:

1865(1865)

Место рождения:

Мстиславль
Могилёвская губерния
Российская империя

Дата смерти:

1939(1939)

Место смерти:

Лондон Великобритания

Гражданство:

Российская империя Российская империя Великобритания Великобритания

Образование:

Московское училище живописи, ваяния и зодчества

Вероисповедание:

иудаизм

Партия:

Народная воля

Основные идеи:

демократический социализм

Род деятельности:

профессиональная революционерка, художница

Анисья Давыдовна Болотина (1865 Мстиславль Могилевская губерния Российская империя — 1939 Лондон Великобритания) — русская революционерка, народница, член партии «Народная воля», художница.





Биография

Родилась в еврейской семье мещан г. Мстиславля Могилёвской губернии.
С детства проявила способности в изобразительном искусстве. Направлена на учёбу в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Во время учёбы в училище входила в кружок московского революционного деятеля, частного поверенного в общих и мировых учреждениях г. Москвы Александра Александровича Александрова, активного посредника в переписке между деятелями «Народной воли», получателя корреспонденции для Исполнительного комитета «Народной воли», кассира «Общества Красного Креста» «Народной воли».
В 1885 году участвовала в печатании на гектографе запрещённых брошюр «Подготовительная работа партии» («Народная Воля») и «Так что же нам делать?» Л. Толстого в тайной типографии, организованной на квартире члена кружка Н. И. Губаревой.
31 марта 1886 года арестована после выдачи кружка С. В. Зубатовым Департаменту полиции. Содержалась в Пречистенской полицейской части, затем переведена в Пугачёвскую башню Бутырской тюрьмы.
16 июля 1887 года по Высочайшему повелению административно выслана под гласный надзор полиции на 8 лет в Восточную Сибирь. Местом ссылки определён Колымский округ (Якутская область).
22 марта 1889 года участвовала в вооруженном сопротивлении ссыльных в Якутске (Якутская трагедия); была ранена штыком в бок.
22 марта 1889 года заключена в Якутскую тюрьму.
7 — 13 июня 1889 года военным судом в Якутске приговорена к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы без срока, 20 июля 1889 года при конфирмации приговор заменён на ссылку в каторжные работы на 15 лет.
Каторгу отбывала в Вилюйской каторжной тюрьме, откуда отправлена 26 марта 1892 года через Якутск на Кару и заключена в Усть-карийскую женскую тюрьму.
17 апреля 1891 года по Высочайшему указу срок каторжных работ сокращен на треть. В сентябре 1893 года переведена в вольную команду.
С декабря 1893 года находилась в вольной команде в Кадае (Забайкальская область).
22 февраля 1895 года по применении манифеста от 14 ноября 1894 года перечислена в разряд сосланных на житье в Сибирь с частичным восстановлением в правах и с правом по истечении 8-ми лет со дня вступления приговора в законную силу, 7 августа 1897 года, вернуться в Европейскую Россию, с подчинением гласному надзору на 3 года в черте еврейской оседлости, вне университетских городов.
В сентябре 1895 года причислена к мещанам г. Читы. По манифесту 1896 года срок обязательного пребывания в Сибири сокращён на год.
В октябре 1897 года выехала из Читы в г. Шклов (Могилевская губерния), где по распоряжению Департамента полиции от 18 ноября 1897 года подчинена гласному надзору.
В июне 1898 года выехала за границу. Амнистирована Высочайшим указом 21 октября 1905 года.
За границей жила в Антверпене (Королевство Бельгия), переехала в Лондон (Великобритания). Активный деятель политической эмиграции, главным образом, среди членов партии социалистов-революционеров.

Воспоминания

  • «Жизнь. (Записки)» (1885—1899) — воспоминания. РГБ ОР. Ф. 218. № 1070.10. ВД. Указ. рук. (указ. имен).

Интересный факт

Будучи иудейкой по вероисповеданию, на каторге по поручению начальства писала православные иконы для строящейся тюремной церкви в Акатуе.

Брат

Нота (Натан, Игнатий) (1870, Мстиславль Могилёвская губерния Российская империя1942 Антверпен Королевство Бельгия) — участник российского революционного движения, народник, музыкант, музыкальный педагог.
После окончания московского Арбатского городского училища, учился в музыкальной школе Московского Филармонического общества. Арестован в Москве в начале мая 1887 года и привлечен к дознанию при Московском жандармском управлении по делу московского народовольческого кружка, в котором состояла и его сестра Анисья. По данным наружного наблюдения, перевозил и хранил у себя на квартире принадлежности тайной типографии. По Высочайшему повелению 27 июля 1888 года подвергнут одиночному тюремному заключению, которое отбыл в Петербургской одиночной тюрьме. Вышел на свободу в августе 1889 года и был подчинён негласному надзору. Выехал в г. Мстиславль, где давал уроки музыки. В 1892 году жил в м. Шклове. В августе 1892 года нелегально эмигрировал. Разыскивался российской полицией. С 1909 года жил в Антверпене (Королевство Бельгия), преподавал музыку.

Напишите отзыв о статье "Болотина, Анисья Давыдовна"

Ссылки

  • [bibliophika.shpl.ru/book.php?book=7390]

Отрывок, характеризующий Болотина, Анисья Давыдовна

Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера: