Болотин, Владимир Васильевич
Поделись знанием:
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
| Владимир Васильевич Болотин | |||||||
| Дата рождения: | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | |||||||
| Дата смерти: | |||||||
| Место смерти: | |||||||
| Страна: | |||||||
| Научная сфера: |
теоретическая и прикладная механика | ||||||
| Место работы: | |||||||
| Альма-матер: | |||||||
| Научный руководитель: |
И. П. Прокофьев | ||||||
| Награды и премии: |
| ||||||
Влади́мир Васи́льевич Боло́тин (29 марта 1926, Тамбов — 28 мая 2008, Москва) — российский учёный-механик, специалист в области механики деформируемого твёрдого тела. Доктор технических наук, академик РАН (1992), РААСН (1993), РИА (1991), Национальной инженерной академии США (1996).
Содержание
Биография
Владимир Васильевич Болотин родился 29 марта 1926 г. в Тамбове. В 1948 году В. В. Болотин окончил МИИТ по специальности «Мосты и тоннели». В 1950 г. защитил кандидатскую, а через два года — докторскую диссертацию[1].
С 1953 года В. В. Болотин работал на Энергомашиностроительном факультете МЭИ — на кафедре сопротивления материалов, которой заведовал с 1958 по 1996 гг. В 1962 году по инициативе В. В. Болотина кафедра становится специализирующей и начинает подготовку инженеров-механиков-исследователей по специальности «Динамика и прочность машин» (первый выпуск инженеров по этой специальности состоялся в 1968 г.); при этом В. В. Болотин разработал и первым прочитал курсы лекций почти по всем специализирующим дисциплинам нового учебного плана. С 1969 года кафедра стала именоваться кафедрой «Динамики и прочности машин» (ДПМ)[2].
На кафедре ДПМ защита дипломных работ выпускников всегда проходила под председательством заведующего кафедрой В. В. Болотина. Сама процедура защиты была во многом схожа с защитой кандидатских диссертаций (непременные её атрибуты: внешние рецензенты работ, оглашение отзыва научного руководителя и выписок из матрикула оценок, доклад выпускника, вопросы членов комиссии). При этом выпускники отмечали строгость и требовательность председателя комиссии, однако его похвалы были самыми желанными[3].
В 1974 г. В. В. Болотин избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1992 г. — действительным членом РАН[4].
В период 1960—1980 гг. В. В. Болотин принимал участие в прикладных исследованиях применительно к проблемам, возникающим в авиационной и космической технике, судостроении и ядерной энергетике. В 1980—1985 гг. он руководил разработкой нового поколения государственных стандартов по надёжности технических объектов, был выпущен головной стандарт этой серии, ряд справочных и методических материалов[5].
С 1980 г. В. В. Болотин возглавлял лабораторию надёжности и ресурса Института машиноведения им. А. А. Благонравова РАН, продолжая при этом работать в МЭИ на кафедре ДПМ. Интенсивная профессиональная работа учёного сопровождалась его активной общественно-научной деятельностью в РАН, в Национальном комитете по теоретической и прикладной механике, в МНТК «Надёжность машин», в ВАКе, редколлегиях научных журналов, в комитетах по организации многих научных конференций и симпозиумов, участником которых он был[6].
Во многих отраслях науки и техники работают представители созданной В. В. Болотиным научной школы; им подготовлено 20 докторов и более 150 кандидатов наук[7].
Покинув в 1996 году должность заведующего кафедрой ДПМ, В. В. Болотин практически до последних дней своей работы на кафедре продолжал читать лекции студентам[8].
В. В. Болотин знал в совершенстве английский и немецкий языки, сам переводил на эти языки свои научные статьи и многие книги[9]; увлекался классической музыкой.
28 мая 2008 года Владимир Васильевич скончался после продолжительной болезни. Прощание состоялось 3 июня (Российской академией наук). У него остались жена (Кира Сергеевна Болотина, работающая доцентом кафедры общей физики Московского энергетического института) и двое сыновей-близнецов (Сергей Владимирович, доктор физико-математических наук, профессор кафедры теоретической механики и мехатроники МГУ[10], и Юрий Владимирович, доктор физико-математических наук, профессор прикладной механики и управления МГУ[11]). Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище[12].
Вклад в механику
В. В. Болотин внёс большой вклад в развитие ряда областей теоретической и прикладной механики: теории колебаний и устойчивости, прикладной теории упругости, строительной механики, теории надёжности и безопасности машин и конструкций, механики разрушения, механики композиционных материалов[1].
Болотину принадлежат фундаментальные результаты в теории устойчивости упругих систем при динамических нагрузках, в теории аэроупругости, в разработке асимптотических методов для решения задач теории колебаний. Классическими работами в области теории упругой устойчивости стали его монографии «Динамическая устойчивость упругих систем» (1956) и «Неконсервативные задачи теории упругой устойчивости» (1961)[13].
Значителен вклад В. В. Болотина в развитие вероятностно-статистических методов в механике, в создание общей теории надёжности конструкций, основанной на применении методов теории случайных процессов и полей, в разработку теории сейсмостойкости сооружений. Этот круг исследований отражён в монографиях «Статистические методы в строительной механике» (1961), «Методы теории вероятностей и теории надёжности в расчётах сооружений» (1971), «Случайные колебания упругих систем» (1979), неоднократно переиздававшихся и переводившихся на другие языки[13].
Широко известны также работы В. В. Болотина в области механики композиционных материалов. Им были разработаны модели слоистых и волокнистых сред, методы определения эффективных упругих постоянных, методы прогнозирования остаточных напряжений в конструкциях из композиционных материалов, стохастические модели накопления повреждений в разрушении композиционных материалов. В. В. Болотин создал методы прогнозирования ресурса сооружений на стадии их проектирования и оценивания остаточного ресурса технических объектов на стадии эксплуатации[5].
Последние годы своей жизни В. В. Болотин активно работал в области механики разрушения и мезомеханики. В этой области им был предложен общий подход к описанию механического поведения нагруженных тел при изменении их конфигурации (в частности, при распространении в них трещин). Синтезируя представления и методы механики разрушения и механики накопления рассеянных повреждений, В. В. Болотин разработал теорию роста трещин, позволяющую описывать все стадии усталостного разрушения[5].
Награды и премии
Ордена Ленина, Орден Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции и Дружбы народов, Золотая медаль Академии наук Чехословакии «За заслуги перед наукой и человечеством», медаль Альфреда Фрейденталя[de] от Американского общества гражданских инженеров[en], почётная премия Международной ассоциации по надёжности и безопасности. В. В. Болотин — дважды лауреат Государственной премии в области науки и техники[14]:
- Государственная премия СССР (1985) — «за цикл работ по прогнозированию ресурса и долговечности машин и конструкций»;
- Государственная премия Российской Федерации (2000) — «за цикл работ по теории больших деформаций, накоплению повреждений и разрушению конструкционных материалов»[15].
Факты
- 16 сентября 2009 имя В. В. Болотина присвоено кафедре ДПМ Московского энергетического института.
- Статьи о Болотине встречаются также в энциклопедии «Отечество», БСЭ[16] и БЭС.
- Выпускники Владимира Васильевича занимают крупные посты в таких компаниях, как «Газпром ВНИИГАЗ», «Энергоатомпроект», ВНИИАМ и многие другие. Некоторые из выпускников продолжили работать в стенах родного института, на кафедре.
- Каждый март на кафедре ДПМ, где проработал 45 лет своей жизни Владимир Васильевич, проходит вечер памяти.
- На Троекуровском кладбище Институтом машиноведения им. А. А. Благонравова РАН установлен памятник Владимиру Васильевичу.
Публикации
В. В. Болотиным опубликовано более 500 научных работ, в том числе 15 монографий; большое число статей опубликовано в зарубежных изданиях[17].
- Болотин В. В. Прогнозирование ресурса машин и конструкций. — М: Машиностроение, 1984. — 312 с.
- Болотин В. В., Беляев Ю. К., Богатырёв В. А. и др. Надёжность технических систем. Справочник / Под ред. И. А. Ушакова. — М: Радио и связь, 1985.
- Болотин В. В. Неконсервативные задачи теории упругой устойчивости. — М: Физматлит, 1961.
- Болотин В. В. Статистические методы в строительной механике. — М.: Стройиздат, 1961, 1965 (переводы на английский, немецкий, венгерский и польский языки).
- Болотин В. В. Динамическая устойчивость упругих систем. — М.: Гостехиздат, 1956. — 600 с.
- Болотин В. В. Методы теории вероятностей и теории надёжности в расчётах сооружений. — М.: Стройиздат, 1971, 1982 (переводы на английский, немецкий, португальский, чешский и японский языки).
- Болотин В. В. Случайные колебания упругих систем. — М.: Наука, 1979 (перевод на английский язык).
- Болотин В. В. Ресурс машин и конструкций. — М.: Машиностроение, 1984, 1990 (перевод на английский язык).
- Болотин В. В. О сочетании случайных нагрузок, действующих на сооружение // Строительная механика и расчёт сооружений, 1962, № 2. — С. 1—5.
- Болотин В. В. К статистической интерпретации норм расчета строительных конструкций // Строительная механика и расчёт сооружений, 1977, № 1. — С. 8—11.
- Болотин В. В., Отставнов В. А. О принципах назначения расчетных нагрузок на сооружения // Строительная механика и расчёт сооружений, 1979, № 5. — С. 3—5.
- Болотин В. В., Блехман И. И., Диментберг Ф. М., Колесников К. С., Лавендел Э. Э., Генкин Д. М., Фролов К. В. Вибрации в технике: справочник в 6 томах // М.: Машиностроение, 1978.
- Болотин В. В., Васильев В. В., Протасов В. Д. и др. Композиционные материалы: Справочник.
- Болотин В. В., Чирков В. П., Щербаков А. Н. К расчёту конструкций глубоководных нефтепромысловых сооружений на сочетание нагрузок // Строительная механика и расчёт сооружений, 1980, № 5. — С. 6—10.
- Болотин В. В., Чирков В. П. Асимптотические оценки для вероятности безотказной работы по моделям типа нагрузка — сопротивление // Проблемы машиностроения и надёжности машин, 1992, № 6. — С. 3—10.
- Болотин В. В. О теории армированных тел. Изв. АН СССР, Механика, 1965, Вып. I.
- Болотин В. В., Нефедов С. В., Чирков В. П. и др. Надёжность в технике. Методология расчётного прогнозирования показателей надёжности. Методы теории вероятностей / Методическое пособие. М.: МНТК «Надёжность машин», 1993.
- Болотин В. В. О надёжности распределённых систем. Труды МЭИ, вып. 74, изд-во МЭИ, 1970.
- Болотин В. В. Статистическая теория сейсмостойкости сооружений // Известия АН СССР. ОТН. Механика и машиностроение, 1959, № 4. — С. 123—129.
- Болотин В. В. Применение статистических методов для оценки прочности конструкций при сейсмическом воздействии // Известия АН СССР. Инженерный сборник, 1959, т. 27. — С. 58—69.
- Bolotin V. V. Statistical theory of the aseismic design of structures / Proceedings of the Second World Conference on Earthquake Engineering, Japan, 1960, vol 2. — P. 1365—1374.
- Bolotin V. V. Structural response on the multicomponent seismic loading considered as nonstationary random process / Proceedings of the First Chilean Sessions on Seismology and Earthquake Engineering, Santiago, 1963. — P. 125—131.
- Болотин В. В. К расчёту строительных конструкций на сейсмические воздействия // Строительная механика и расчёт сооружений, 1980, № 1. — С. 9—14.
- Болотин В. В. Статистическое моделирование в расчетах на сейсмостойкость // Строительная механика и расчёт сооружений, 1981, № 1. — С. 60—64.
- Болотин В. В. Об упругих деформациях подземных трубопроводов, прокладываемых в статистически неоднородном грунте. Строительная механика и расчёт сооружений, 1965, № 1.
- Bolotin V. V. Seismic risk assessment for structures with the Monte Carlo simulation // Probabilistic Engineering Mechanics, 1993, № 8. — P. 169—177.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Применение метода статистического моделирования для оценки сейсмического риска конструкций // Известия РАН. Механика твёрдого тела, 1997, № 6. — С. 168—175.
- Болотин В. В., Радин В. П., Трифонов О. В., Чирков В. П. Влияние спектрального состава сейсмического воздействия на динамическую реакцию конструкций // Известия РАН. Механика твёрдого тела, 1999, № 3. — С. 150—158.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Моделирование динамических процессов в элементах строительных конструкций при землетрясениях // Известия вузов. Строительство, 1999, № 5. — С. 17—21.
- Болотин В. В. Нелинейные модели в расчётах сооружений на сейсмостойкость // Вестник РААСН. Отделение строительных наук. М.: РААСН, 1999. — С. 88—92.
- Болотин В. В. Оценка сейсмостойкости повреждаемых зданий и сооружений по отношению к повторным толчкам // Вестник РААСН. Отделение строительных наук, 2000, вып. 3. — С. 18—23.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Изгибно-крутильные колебания многоэтажного здания при сейсмических воздействиях // Известия вузов. Строительство, 2000, № 2-3. — С. 12—17.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Динамика конструкций при многокомпонентных сейсмических воздействиях // Известия РАН. Механика твердого тела, 2000, № 3. — С. 149—157.
- Болотин В. В., Трифонов О. В. Предельный анализ конструкций при нестационарных динамических воздействиях // Известия РАН. Механика твердого тела. 2001, № 1. — С. 134—142.
- Болотин В. В., Радин В. П., Трифонов О. В., Чирков В. П. Исследование упругопластического деформирования многоэтажного каркасного здания при интенсивных сейсмических воздействиях // Известия вузов. Строительство, 2001, № 5. — С. 11—17.
- Болотин В. В., Трифонов О. В. О соударениях конструкций при сильных землетрясениях // Известия РАН. Механика твёрдого тела, 2002, № 4. — С. 152—162.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Упругопластический анализ несущих элементов зданий и сооружений при интенсивных сейсмических воздействиях // Известия вузов. Строительство, 2002, № 5. — С. 4—9.
- Болотин В. В. Повреждение высотных конструкций при динамических воздействиях // Вестник МЭИ, 2002, № 1. — С. 5—11.
- Болотин В. В., Радин В. П., Чирков В. П. Исследование поведения зданий и сооружений со снижением жесткости при сейсмических воздействиях // Известия вузов. Строительство, 2003, № 7. — С. 6—10.
- Bolotin V. V., Trifonov O. V. Assessment of safety and failure modes for structures under strong seismic and related actions / Computational Stochastic Mechanics. Proceedings of the Fourth International Conference on Computational Stochastic Mechanics. Corfu, Greece, June 9-12, 2002. Rotterdam: Millpress, 2003. — P. 67—71.
- Болотин В. В., Чирков В. П., Радин В. П., Трифонов О. В. Моделирование сценариев разрушения высотных конструкций при интенсивных сейсмических воздействиях // Известия вузов. Строительство, 2004, № 2. — С. 4—10.
Напишите отзыв о статье "Болотин, Владимир Васильевич"
Примечания
- ↑ 1 2 Чирков, 2010, с. 98.
- ↑ Энергомашу — 60 лет, 2003, с. 109—110.
- ↑ Хроматов, 2010, с. 107.
- ↑ Энергомашу — 60 лет, 2003, с. 109.
- ↑ 1 2 3 Чирков, 2010, с. 100.
- ↑ Чирков, 2010, с. 98—100.
- ↑ Чирков, 2010, с. 102.
- ↑ Хроматов, 2010, с. 106.
- ↑ Хроматов, 2010, с. 109.
- ↑ [letopis.msu.ru/peoples/2179 Болотин Сергей Владимирович: Летопись Московского университета]
- ↑ [www.navlab.ru/laboratoriya/sotrudniki/bolotin-yurij-vladimirovich/ Болотин Юрий Владимирович: Лаборатория управления и навигации]
- ↑ [www.moscow-tombs.ru/2008/bolotin_vv.htm Могила В. В. Болотина на Троекуровском кладбище]
- ↑ 1 2 Чирков, 2010, с. 99.
- ↑ Чирков, 2010, с. 101.
- ↑ [kremlin.ru/acts/bank/16415 Указ Президента Российской Федерации от 26 декабря 2000 года № 2084 «О присуждении Государственных премий Российской Федерации 2000 года в области науки и техники»]. // Официальный сайт Президента России. Проверено 15 мая 2016.
- ↑ Болотин Владимир Васильевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ Чирков, 2010, с. 98—99.
</ol>
Литература
- Хроматов В. Е. Научная школа академика Болотина создавалась в МЭИ // МЭИ: история, люди, годы. Сборник воспоминаний. Т. 1 / Под ред. С. В. Серебрянникова. — М.: Издательский дом МЭИ, 2010. — 544 с. — ISBN 978-5-383-00576-7. — С. 103—110.
- Чирков В. П. Владимир Васильевич Болотин // МЭИ: история, люди, годы. Сборник воспоминаний. Т. 1 / Под ред. С. В. Серебрянникова. — М.: Издательский дом МЭИ, 2010. — 544 с. — ISBN 978-5-383-00576-7. — С. 98—102.
- Энергомашу — 60 лет. — М.: Изд-во МЭИ, 2003. — 240 с.
Ссылки
- [www.mpei.ru/lang/rus/main/aboutuniversity/science/scienceschools/heatpoweng/bolotinvv.asp Болотин Владимир Васильевич] на сайте МЭИ
- [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-794.ln-ru Профиль Владимира Васильевича Болотина] на официальном сайте РАН
Отрывок, характеризующий Болотин, Владимир Васильевич
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Категории:
- Родившиеся 29 марта
- Родившиеся в 1926 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Тамбове
- Умершие 28 мая
- Умершие в 2008 году
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты Государственной премии РФ
- Учёные по алфавиту
- Механики по алфавиту
- Механики СССР
- Механики России
- Механики XX века
- Механики XXI века
- Учёные СССР
- Доктора технических наук
- Члены-корреспонденты АН СССР
- Действительные члены РАН
- Лауреаты Государственной премии РФ в области науки и техники
- Преподаватели МЭИ
