Болотников, Алексей Ульянович

Алексей Ульянович Болотников
Дата рождения	3 марта 1753(1753-03-03)
Дата смерти	15 ноября 1828(1828-11-15) (75 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Роченсальмский гарнизонный полк
Сражения/войны	Русско-шведская война 1788—1790, Польская кампания 1794 года
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1789), Золотое оружие «За храбрость» (1789), Орден Святой Анны 1-й ст. (1810), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1818), Орден Святого Александра Невского (1826)
В отставке	действительный тайный советник, член Государственного Совета, сенатор

Алексей Ульянович Болотников (1753—1828) — генерал-лейтенант, действительный тайный советник, член Государственного Совета, сенатор

Родился 3 марта 1753 г. Происходил из старинного дворянского рода Болотниковых Новгородской губернии, сын полковника по адмиралтейству Ульяна Тихоновича Болотникова.

Алексей Ульянович Болотников 21 апреля 1767 г. определён был в Сухопутный кадетский корпус, по окончании курса которого 17 марта 1782 г. за особое отличие и успехи в науках выпущен был в полевые полки капитаном и 28 марта определён в лейб-гвардии Семеновский полк поручиком. Кроме того, как отличнейший ученик, Болотников был послан за границу и посетил Германию, Швейцарию, Францию, Англию и Данию. За успехи в науках 1 января 1785 года произведён в капитан-поручики лейб-гвардии и 1 января 1788 года — в капитаны.

В 1789 году, во время войны со Швецией, Болотников находился на гребном флоте и участвовал в десантах; особенно он отличился в Роченсальмской битве, где отдельная часть канонерских лодок, состоявшая под его непосредственной командой, наиболее способствовала одержанию полной победы над шведами. За эту битву Болотников 22 августа 1789 г. был пожалован золотой шпагой с надписью «За храбрость» и орденом св. Георгия 4-й степени (№ 330 по кавалерскому списку Судравского и № 645 по списку Григоровича — Степанова)

За мужественные подвиги и храбрость, оказанные 13 августа 789 года во время сражения галерного Российского флота с Шведским.

В 1790 г. по особому Высочайшему указу поручено было ему устройство на озере Сайма гребной флотилии и защита со стороны озера постов Пушальского и Севатайпольского, а также и всего берега тогдашней русской Финляндии, от Пардокоски до Нейшлота, на расстоянии более 300 вёрст. Поручение это было им с успехом выполнено; с меньшими, против шведов, средствами он сумел держать неприятельскую флотилию во всю кампанию запертой в заливе единственно только при помощи батарей, устроенных им перед Пардокоски. 1 января 1791 г. Болотников был пожалован в армию полковником.

В 1794 г., во время смут в Польше, он по особому Высочайшему повелению и доверенности 2 августа был командирован от полка с двумя егерскими батальонами на судах из Роченсальма в Курляндию; исполняя предписанную ему крайнюю поспешность, он в 13 дней прибыл в Бауск и участвовал в кампании до окончательного умиротворения Польши.

28 июня 1796 г. Болотников был произведён в бригадиры и назначен во 2-й морской полк. 29 июля 1797 г. произведён в генерал-майоры и назначен командиром батальона своего имени в гребном флоте, а 2 января 1798 г., по сформировании им в Роченсальме гарнизонного полка, назначен шефом этого полка. Оставаясь в том же полку, Болотников 20 марта 1799 г. был произведён в генерал-лейтенанты, а 29 декабря 1801 г. вышел, по болезни, в отставку.

Высочайшим указом 18 апреля 1809 г. ему повелено быть гофмейстером, с назначением ко двору великой княгини Екатерины Павловны, а новый Высочайший указ 30 августа 1809 г. уволил его от этой должности, с назначением к присутствованию в 4-м департаменте Правительствующего Сената.

6 марта 1810 г. ему повелено было присутствовать в комитете об уравнении по всему государству земских повинностей; 17 апреля 1810 г. он награждён орденом св. Анны 1-й степени; в 1810 г. повелено ему присутствовать в комиссии об установлении однообразных правил при решении дел об отыскивающих свободы людях; 29 апреля 1811 г. он назначен почетным опекуном Санкт-Петербургского опекунского совета, а 23 сентября 1811 г. — председателем медицинского совета министерства полиции, с оставлением при занимаемых им должностях.

В конце 1812 г. Болотников был командирован в Москву для участия в особой следственной комиссии по расследованию злодеяний французов, в следующем году ездил по такому же поручению в Смоленск, а с 3 июня 1813 г. по 14 февраля 1814 г. по случаю увольнения в отпуск министра юстиции И. И. Дмитриева управлял министерством.

30 марта 1816 г. Болотников был командирован по Высочайшему повелению в Киев для обревизования губернии и для производства исследования по разным предметам вследствие поданных императору Александру I всеподданнейших жалоб. За успешное выполнение этого поручения 24 января 1818 г. Болотникову был пожалован орденом св. Владимира 2-й степени.

В марте 1817 г. поручено ему главное управление Санкт-Петербургским коммерческим училищем, со званием обер-директора. В 1817 г. он участвовал в комиссии по расследованию о злоупотреблениях на Ревельской таможне и в том же году вторично временно управлял министерством юстиции.

В 1818 г. он был назначен в комитет о Волынской губернии и в комиссию по злоупотреблениям на Радзивиловской таможне. 29 августа 1821 г. повелено ему присутствовать в 1-м отделении 3-го департамента Сената, а Высочайшим указом 30 августа 1823 г. он назначен членом Государственного совета, с повелением присутствовать в департаменте гражданских и духовных дел.

1 июня 1826 года Болотников был назначен членом Верховного уголовного суда по делу восстания декабристов, 22 августа 1826 г. пожалован ему орден св. Александра Невского. 2 октября 1827 г. он произведён в действительные тайные советники, а 31 июля 1828 г. уволен от звания председателя медицинского совета министерства внутренних дел по случаю долговременной его болезни.

Умер в Санкт-Петербурге 15 ноября 1828 г., погребён на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Источники

• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. М., 2007
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007

Отрывок, характеризующий Болотников, Алексей Ульянович

В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.