Болотов, Павел Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Болотов Павел Васильевич
Дата рождения

12 января 1916(1916-01-12)

Место рождения

хутор Примерный близ села Солонка Хопёрского округа Области Войска Донского[1], Российская империя

Дата смерти

16 сентября 1985(1985-09-16) (69 лет)

Место смерти

город Львов, Украинская ССР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота, танковые войска

Годы службы

19371947

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

86-я танковая бригада, 108-я отдельная танковая бригада

Сражения/войны

Советско-финская война (1939—1940),
Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Бо́лотов Па́вел Васи́льевич (12 января 191616 сентября 1985) — советский офицер, танкист, участник Великой Отечественной войны, капитан. Герой Советского Союза (1945).





Биография

Родился 12 января 1916 года на хуторе Примерный (близ села Солонка Хопёрского округа Области Войска Донского — ныне Нехаевского района Волгоградской области) в семье крестьянина. Русский. Окончил сельскую школу-семилетку и гидромелиоративный техникум в городе Камышин. Работал бухгалтером МТС.

Призван в РККА в сентябре 1937. В составе 352-го лёгкого артиллерийского полка 173-й мотострелковой дивизии участвовал в советско-финской войне 1939—1940 годов в качестве связиста (25 января - 13 марта 1940). Принимал участие в форсировании Выборгского залива и жестоких боях в районе мыса Долгого (Виланиеми), окончившихся перерезанием шоссейной дороги Выборг-Хельсинки. В конце апреля 1940 дивизия была перебазирована на Украину в Первомайск, откуда 28 июня 1940 начала наступление на румынскую Бессарабию (Присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР), где был назначен на должность интенданта в звании сержанта административной службы, поскольку имел опыт работы бухгалтером. Там же встретил начало Великой Отечественной войны. Прорывался с боями из окружения.

Весной 1942 закончил ускоренные курсы подготовки командного состава бронетанковых войск РККА при Саратовском танковом училище, затем был направлен в Нижний Тагил принимать бронетехнику новосозданной 86-й танковой бригады (с 28 февраля 1944 — 12-я лёгкая самоходно-артиллерийская бригада). Подготовка личного состава бригады проводилась при участии Челябинского учебного автобронетанкового центра (УАБТЦ) и 19 УТП. 3 мая 1942 года вернулся в состав действующей армии. Член ВКП(б) с 1943 года.

Во время Курской битвы 9 — 10 июля 1943 года командир танка Т-34-76 233-го отдельного танкового батальона 86-й танковой бригады старший лейтенант административной службы Болотов П. В. отличился в боях на белгородском направлении. Он вместе со своим экипажем записал на свой боевой счёт один уничтоженный (сгоревший) танк PzKpfw VI «Тигр» и один подбитый PzKpfw IV из дивизии «Великая Германия», за что он был награждён орденом Красной Звезды (18 июля 1943[2]). После первого попадания вражеского снаряда в башню танка погиб на месте заряжающий Бочаров, а после второго сдетонировал боекомплект. Взрывной волной командира выбросило через открытый башенный люк, механик-водитель Шакиров и стрелок-радист Козлов погибли. Отсидевшись до наступления темноты в ничейной траншее, вернулся к своим.[3]

Командир взвода танков Т-34-85 3-го танкового батальона 108-й танковой бригады (9-й танковый корпус, 1-й Белорусский фронт) старший лейтенант Болотов П. В. в начале Белорусской наступательной операции с 24 по 27 июня 1944 года, действуя в отряде разведывательного дозора на правом берегу реки Друть, ворвался на позиции противника и поджёг 2 танка, уничтожил 2 дзота, 6 лошадиных повозок и до 30 солдат. После того, как танк Болотова был подбит, он продолжал вести огонь по отступающей немецкой пехоте. Благодаря его решительным действиям батальон смог продвинуться вперёд и выполнить поставленную задачу. За этот эпизод Болотов П. В. был награждён орденом Красного Знамени (10 августа 1944[4]).

Командир 1-й роты 3-го танкового батальона 108-й танковой бригады (9-й танковый корпус, 33-я армия, 1-й Белорусский фронт) капитан Болотов П. В. отличился в период с 14 по 17 января 1945 года при прорыве обороны противника на левом берегу реки Вислы. Рота в боях уничтожила 12 орудий, 8 миномётов, 8 дзотов, 7 пулемётных точек, 6 бронетранспортёров противника, а в районе села Ясенец-Солецкий (Польша) перерезала шоссейную дорогу ЗволеньЦепелюв и удерживала позиции, отбив две ночные атаки противника. Вторично отличился в боях в районе РусиновКщенов, когда два оставшихся танка роты, его и лейтенанта Борисенко, при поддержке двух бронетранспортёров с пехотой смелым манёвром отрезали пути отступления двум колоннам немецких войск и полностью их разгромили. Капитан Болотов со своим экипажем уничтожил 6 пушек с прицепами, 4 бронетранспортёра, 21 автомашину, свыше 30 повозок с военным имуществом. Также было ликвидировано или взято в плен свыше 200 немецких солдат и офицеров.

15 января 1945 у Крочува рота капитана Болотова вступила во встречный бой c подразделением 24-го танкового корпуса, в состав которого входил 424-й (бывший 501-й) тяжёлый танковый батальон, располагавший танками PzKpfw VI Ausf. B «Тигр II». Во время боя у танка Болотова от прямого попадания заклинило башню и произошло возгорание топлива. Посчитав советский Т-34-85 выведенным из строя, немецкая тяжёлая машина пошла на сближение, неосмотрительно подставив борт. По команде Болотова танк совершил полуразворот на месте и смог пробить подкалиберным снарядом борт корпуса немецкого танка, что привело к его возгоранию. Ответный выстрел пробил башню Т-34, тяжело ранив командира: осколком ему оторвало запястье правой руки. После этого оба танка вышли из боя. Экипаж советской машины смог самостоятельно потушить пожар, но повреждённую машину всё же пришлось оставить. Для капитана Болотова этот бой оказался последним. На протяжении 2 последующих дней экипаж пробирался лесами обратно к своим. Звание Героя Советского Союза было присвоено в армейском госпитале 27 февраля 1945 года[5].

Ушёл в запас в 1947, переехал во Львов. В 1950 году окончил высшие двухгодичные торговые курсы, приступил к работе в сфере торговли. В 1965 году окончил вечерний факультет Донецкого института советской торговли. До выхода на пенсию работал заместителем директора Львовской межобластной фирмы «Мебель».

Умер 16 сентября 1985 года в городе Львове. Похоронен на Лычаковском кладбище.

Награды и звания

Напишите отзыв о статье "Болотов, Павел Васильевич"

Примечания

  1. ныне Нехаевский район Волгоградской области
  2. Приказ 86-й танковой бригады от 18 июля 1943 года № 07/Н. ОБД «Подвиг Народа». Номер записи в базе данных: 17006684 (фонд 33, опись 682526, единица хранения 1071).
  3. Газета ПрикВО «Слава Родины». — 16 декабря 1984. — № 288 (13249).
  4. Приказ командующего бронетанковыми и механизированными войсками 1 Белорусского фронта от 10 августа 1944 года № 038/Н. ОБД «Подвиг Народа». Номер записи в базе данных: 32743306 (фонд 33, опись 690155, единица хранения 1450).
  5. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1945. ОБД «Подвиг Народа». Номер записи в базе данных: 150003786 (фонд 33, опись 793756, единица хранения 6).

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Л.Стрельцов.В преследовании. Отчизны звезды золотые: Очерки о Героях Советского Союза и Героях Социалистического Труда города Львова. — Львов: Каменяр, 1977. — С.37—43.
  • Бондаренко А. С., Бородин А. М. (руководитель группы), Логинов И. М., Меринова Л. Н., Науменко Т. Н., Новиков Л. Н., Смирнов П. Н. В Огненные рассветы // Герои-Волгоградцы / Литературная обработка В. И. Ефимова, В. И. Псурцева, В. Р. Слобожанина, В. С. Смагоринского; вступление А. С. Чуянов. — Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1967. — С. 66—71. — 471 с. — 25 000 экз.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15798 Болотов, Павел Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Болотов, Павел Васильевич

– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.