Болховский 138-й пехотный полк
Поделись знанием:
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
| 138-й пехотный Болховский полк | |
 Полковой нагрудный знак | |
| Годы существования |
13 октября 1863 г. - 1918 |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в |
35-я пех. див. (17 АК, Московский ВО) |
| Тип |
пехота |
| Дислокация | |
| Участие в | |
| Знаки отличия |
см. текст |
138-й пехотный Болховский полк
Старшинство: 06.12.1703
Полковой праздник — 5 июля
Содержание
Предыстория
- 12.1703 — в Москве боярином Стрешневым сформирован пехотный князя Репнина Тобольский полк в составе десяти рот.
- 10.03.1708 — Тобольский пехотный полк.
- 09.07.1724 — 4 роты отчислены на формирование Дагестанского пехотного полка, вместо их сформированы новые.
- 16.02.1727 — 2-й Углицкий пехотный полк.
- 13.11.1727 — Тобольский пехотный полк.
- 25.04.1762 — пехотный генерал-майора Кашкина полк.
- 05.07.1762 — Тобольский пехотный полк.
- 31.10.1798 — мушкетерский генерал-лейтенанта Ферзена полк.
- 14.01.1801 — мушкетерский генерал-майора Гарина полк.
- 31.03.1801 — Тобольский мушкетерский полк.
- 22.02.1811 — Тобольский пехотный полк.
- 28.01.1833 — присоединены 2-й батальон 33-го егерского полка, 2-й и 3-й батальоны Крымского пехотного полка.
- 23.08.1856 — 4-й действующий батальон переименован в 4-й резервный и отчислен в резервные войска.
- 29.04.1857 — Тобольский пехотный Его Императорского Высочества великого князя Сергия Александровича.
Формирование полка
Полк сформирован 13 окт. 1863 г. из 4-го батальона (резервного) и бессрочно отпускных 5-го и 6-го батальонов Тобольского пехотного великого князя Сергея Александровича полка. 25 марта 1864 г. назван 138-м пехотным Болховским; 7 апреля 1879 г. переформирован в 4-батальонный состав. Старшинство полка считается с 1703 г., то есть со дня сформирования 38-го пехотного Тобольского полка.
Кампании полка
Болховский полк принимал участие в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. и в русско-японской войне 1904—1905 гг. В первой из них полк находился в составе Рущукского отряда и принял боевое крещение в бою у д. Езерджи; следующим выдающимся делом в истории полка является бой при Аясляре (ныне — село Светлен), а затем полк принимал участие в деле у д. Нисово и в ряде рекогносцировок. В войну 1904—1905 гг. полк входил в состав XVII армейского корпуса, участвовал во всех боях его и оказал особое отличие в сражении при реке Шахе у д. Эртхайцзы 28—29 сентября 1904 г.
Знаки отличия
- Георгиевское знамя, с надписью: «За дело при Четати 25 декабря 1853 г., за Севастополь в 1854 — 55 гг. и за отличие в турецкую войну 1877 и 1878 годов», с Александровскою юбилейною лентою[1]. Первые два отличия унаследованы от Тобольского полка.
- Поход за военное отличие, пожалованный в 1833 г. за дело при г. Рахове (1829 г.). Отличие унаследовано от Тобольского полка.
- Знаки нагрудные — для офицеров, и на головные уборы — для нижних чинов, с надписью: «За отличие», за дела 19 и 25 декабря 1853 г. при Четати. Отличие унаследовано от Тобольского полка.
- Георгиевские трубы, с надписью: «За отличие в Турецкую войну 1877 и 1878 гг.», пожалованныя 17 апреля 1878 г[1].
- 2 георгиевские серебряные трубы, с надписью: «За отличие в войну 1904—1905 гг.», пожалованные 4-му батальону полка 18 апреля 1910 г.
Командиры полка
| Командир полка | Звание | Командовал с: | Командовал по: |
|---|---|---|---|
| Пальчевский | Полковник | 11 ноября 1863 | 12 сентября 1868 |
| Линдфорс, Юлий Яковлевич | Полковник | 12 сентября 1868 | 15 июня 1876 |
| Буссе, Владимир Васильевич | Полковник | 15 июня 1876 | 21 апреля 1878 |
| Аминов, Иоганн-Фридрих-Густав Александрович | Полковник | 21 апреля 1878 | 6 мая 1881 |
| Головин, Михаил Иванович | Полковник | 6 мая 1881 | 26 ноября 1889 |
| фон-Бранденбург, Александр Ефимович | Полковник | 26 ноября 1889 | 2 июля 1891 |
| Нарбут, Василий Александрович | Полковник | 2 июля 1891 | 31 октября 1899 |
| Зметнов, Георгий Александрович | Полковник | 31 октября 1899 | 20 января 1903 |
| Орлов, Дмитрий Дмитриевич | Полковник | 20 января 1903 | 1904 (?) |
| Лихонин, Александр Николаевич | Полковник | 1909 (?) | 1909 (?) |
| Кононович, Иосиф Казимирович | Полковник | 18 ноября 1910 | 24 января 1915 |
| Головинский, Алексей Васильевич | Полковник | 24 января 1915 | 24 апреля 1917 |
Известные люди, служившие в полку
- Гаршин, Всеволод Михайлович
- Медведев, Александр Александрович
- Назимов, Семен Иванович
- Пронин, Василий Михайлович
Напишите отзыв о статье "Болховский 138-й пехотный полк"
Примечания
- ↑ 1 2 Болховский 138-й пехотный полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Болховский, 138-й пехотный, полк // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- Болховский 138-й пехотный полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Михеев С. К. [dlib.rsl.ru/viewer/01003714646 История 138-го Пехотного Болховского полка]. — М., 1903.
- Михеев С. К. Краткая история 138-го Пехотного Болховского полка. Для нижних чинов. — Рязань, 1892.
- Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. I.
Ссылки
- [www.history-ryazan.ru/node/13074 Боевой путь 138-го пехотного Болховского полка в Великую войну 1914-1918 гг.]
Отрывок, характеризующий Болховский 138-й пехотный полк
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
