Большая синагога в Белостоке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
СИНАГОГА
Большая синагога в Белостоке
польск. Wielka Synagoga w Białymstoku

Большая синагога на открытке начала XX века
Страна Польша
Конфессия Ортодоксальный иудаизм
Тип здания синагога
Автор проекта Самуэль Рабинович
Дата основания 1913
Строительство 19091913 годы
Состояние Сожжена
Координаты: 53°07′50″ с. ш. 23°09′27″ в. д. / 53.130694° с. ш. 23.157639° в. д. / 53.130694; 23.157639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.130694&mlon=23.157639&zoom=17 (O)] (Я)

Большая синагога в Белостоке — это синагога, находившаяся в польском городе Белостоке. Сожжена нацистами 27 июня 1941 года.





История

Синагога была построена на улице Сураской в 1909—1913 годах, по проекту Самуэля (Шломо) Якова Рабиновича на месте, где раньше стояла более старая синагога. Средства на строительство были собраны от продажи кошерного мяса, а также через частные пожертвования.

Одной из особенностью синагоги было то, что в ней женщины молились вместе с мужчинами, несмотря на то, что молитвенный зал с трёх сторон огибали специальные галереи. Это было современное для начала XX века здание: в нём были такие новшества, как хор и орган. В период между первой мировой и второй мировой войнами, в дни польских национальных праздников, в службах принимали участие и городские власти: мэр и губернатор воеводства. Последний официальный раввин Белостокский, Доктор Гедали Розенман, велел в конце службы, после исполнения еврейского гимна Ха-Тиква́ (ставший потом официальным гимном государства Израиль), петь национальный польский гимн «Польша ещё не погибла» (польск. «Jeszcze Polska nie zginela»).

Вследствие размеров и престижа синагоги, она привлекала канторов со всей Польши, а также из соседних стран. Для празднования песаха в 1934 году свои услуги предлагали аж четырнадцать канторов.

Утром 27 июня 1941 года 309 батальон немецкой полиции порядка, окружив городскую площадь у Большой Синагоги, заставил местных жителей выйти из своих домов на улицу. Некоторых из них сразу расстреляли у стены синагоги. Других, около 2000 человек, заперев в синагоге, сожгли заживо. После немцы забросали гранатами многие дома, ведя одновременно беспорядочную стрельбу по ним. Вскоре пламя пожара охватило весь квартал. В тот день погибло около 3000 евреев[1].

Согласно свидетельским показаниям, записанным в книге памяти Белостока, нацисты наблюдали, как обреченные на смерть люди резали друг другу запястья, чтобы сократить мучения в огне. Один молодой человек успел добраться до окна ещё не до конца охваченного пламенем святилища, где были выбиты несколько стекол. Он был ранен, упал из окна наружу и выжил. Сторож синагоги — поляк, рискуя жизнью, сумел пробраться внутрь горящего здания, чтобы открыть боковую дверь, позволив нескольким евреям бежать, включая раненого молодого человека.

Архитектура

Синагога была построена в смешении архитектурных стилей, в первую очередь, неоготики и византийского стиля. Здание синагоги было увенчано большим куполом со шпилем, высотой в десять метров и двумя малыми, расположенными симметрично над молельным залом. Главный купол был держался на стальных и бетонных колоннах, которые в нижней части переходили престол. Использовалась скрытая система освещения, в которую входили восемь маленьких окон.

Увековечивание памяти

В 1958 году не месте, где стояла Большая синагога была открыта мемориальная доска, с надписью:

«Светлая память трём тысячам еврейских мучеников, сожженых заживо в Большой синагоге Белостока от гитлеровских убийц 24 июня 1941 г. Открыта в ознаменование 15-летия восстания в Белостокском гетто. 16.08.1943-16.08.1958 г.»

В настоящее время остатки купола Большой Синагоги, вместе с новой мемориальной доской, являются памятником. Он был поставлен и освящён в августе 1995 года. Надпись на доске гласит:

«Наше великолепное святилище пало жертвой пламени 27 июня 1941 года. 2000 евреев были сожжены заживо в нём, от рук немецко-фашистских убийц.»

Напишите отзыв о статье "Большая синагога в Белостоке"

Примечания

  1. [www.webcitation.org/query?url=sg.geocities.com/raiha_evelyn/holocaust.html&date=2009-10-25+04:08:01 Важность мира на земле: Холокост (англ. яз.)]

Ссылки

  • [www.zabludow.com/bialystokgreatsynagogue.html Большая синагога в Белостоке (англ. яз.)] Заблудовский мемориальный сайт.
  • [www.zchor.org/bialystok/synagogue.htm Большая синагога в Белостоке — место веры, памяти и надежды (англ. яз.)] мемориальный сайт Zchor
  • [www.museumoffamilyhistory.com/sfoah-schachner-bialystok.htm Роз Маркус Шахнер, Воспоминания (англ. яз.)] Музей истории еврейских фамилий
  • [www.youtube.com/watch?v=4VP9a7yBnvc «Жизнь евреев в Белостоке, 1939 г.» (англ. яз.)] Архив еврейских документальных фильмов Стивена Спилберга (англ.)
  • [www.sztetl.org.pl/pl/article/bialystok/11,synagogi-domy-modlitwy-i-inne/377,wielka-synagoga-ul-suraska-/ Большая синагога в Белостоке (польск. яз.)] на портале «Виртуальное местечко».
  • [www.polin.org.pl/cities/165/galeria/14847// Большая синагога в Белостоке (польск. яз.)] на портале Polin - Наследие Польских Евреев

Отрывок, характеризующий Большая синагога в Белостоке

– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.