Большая синагога (Будапешт)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Будапештская Большая синагога (венг. Nagy Zsinagóga; также синагога на улице Дохань, венг. Dohány utcai zsinagóga) — самая крупная синагога в Европе. Расположена в еврейском квартале Пешта, где и по сей день проживает много евреев, бережно хранящих свои традиции.

Проект синагоги с двумя куполами-луковицами в псевдоисторическом мавританском стиле, призванном напомнить о ближневосточных корнях евреев, был создан венским архитектором Людвигом Фёрстером, создавшим до этого синагогу в Вене. Строительство синагоги проходило в 1854—1859 годах. Еврейская община, не вполне довольная творением Фёрстера, привлекла на помощь венцу местных архитекторов Фридеша Фесля и Йожефа Хильда. Результатом этого сотрудничества стало культовое сооружение в виде двухэтажного здания с тремя нефами из белого и красного кирпича, украшенное цветной керамикой, с филигранным карнизом и окном-розеткой. Здание рассчитано на 3000 молящихся. Площадь внутренних помещений составляет 1200 кв. м., высота башен составляет 44 м. Освящение синагоги состоялось 6 сентября 1859 года. Орган Большой синагоги помнит Ференца Листа и Камиля Сен-Санса.

К Большой синагоге примыкает здание Еврейского музея Будапешта, построенного в 1929—1931 годах по проекту Ласло Ваго и Ференца Фараго на месте дома, где родился основоположник сионизма Теодор Герцль.

Напишите отзыв о статье "Большая синагога (Будапешт)"



Литература

Ссылки


Координаты: 47°29′45″ с. ш. 19°03′39″ в. д. / 47.49583° с. ш. 19.06083° в. д. / 47.49583; 19.06083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.49583&mlon=19.06083&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Большая синагога (Будапешт)

– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.