Пусть говорят (ток-шоу)

Пусть говорят
Логотип программы
Жанр	Ток-шоу
Слоган	«Мы обсуждаем невыдуманные истории, о которых невозможно молчать» (с 2006)
Режиссёр(ы)	Константин Куц (2001—2003) Михаил Анисимов (2003—2004) Роман Бутовский (2004—2009) Алексей Морозов (с 2010)
Шеф-редактор(ы)	Михаил Шаронин (2001—2009) Светлана Солопчук, Вера Медведенко (2001—2004) Ольга Никишина (2004—2005) Светлана Анохина, Наталия Галькович (2005—2009) Лариса Новосёлова, Елена Некрасова, Светлана Тимошина, Егор Яцына и другие (с 2010)
Производство	Творческая мастерская «Студия-А» (2001—2004) Новая компания (с 2001) Студия спецпроектов «Первого канала» (с 2004)
Ведущий(е)	Андрей Малахов
Композитор	Олег Литвишко
Страна производства	Россия Россия
Язык	Русский
Количество сезонов	16
Производство
Продюсер(ы)	Александр Митрошенков Лариса Кривцова (2001—2004) Наталья Никонова (2004—2009)
Исполнительный продюсер(ы)	Сергей Кузьменко (2001—2004) Гюльнара Ильчинская (2004—2009)
Руководитель(и) программы	Михаил Шаронин, Наталья Галькович (с 2010)
Место съёмок	Москва Москва, Телецентр Останкино
Продолжительность	65 мин, с рекламой
Вещание
Телеканал(ы)	Первый канал ТРК Украина Prime Первый канал Евразия ОНТ
Формат изображения	4:3 (с 23 июля 2001 по 31 мая 2011 года) 16:9 (с 1 июня 2011 года)
Формат звука	Моно, стерео
Период трансляции	с 23 июля 2001 года по настоящее время
Премьерные показы	2001 — настоящее время Россия Россия, ОРТ/Первый канал
Повторные показы	2015 — 2016 Россия Россия, Время
Хронология
Предшествующие передачи	Тема, Большая стирка, Пять вечеров
Похожие передачи	Прямой эфир, Говорим и показываем
Ссылки
[www.1tv.ru/pustgovorat .ru/pustgovorat]

«Пусть говоря́т» (ранее — «Большая стирка» и «Пять вечеров») — российское ток-шоу с Андреем Малаховым в качестве ведущего. Производят программу Студия спецпроектов «Первого канала» и продюсерский центр «Новая компания». В настоящее время выходит с понедельника по четверг в 19:50 (перед программой «Время»), кроме праздников (время трансляции и количество дней периодически смещаются и изменяются). Передача имеет семейно-драматическое, в том числе бытовое содержание.

Описание

Андрей Малахов разбирает основные проблемы населения (бракоразводные процессы, лишения родительских прав), социальные и психические аномалии (преступность, наркомания, суицид, проституция), проблемы общегосударственного характера (теракты, миграция, межнациональные отношения).

История

Большая стирка (23 июля 2001 — 2 июля 2004)

Ток-шоу под названием «Большая стирка» шло на ОРТ (впоследствии — на «Первом канале») в течение часа. Смысл назван по словам съёмочной группы — «пока работает ваша автоматическая стиральная машина, а работает она час, вы сидите и смотрите ток-шоу, чей хронометраж совпадает со временем стирки». Идея программы принадлежит продюсеру Ларисе Кривцовой.

Изначально программа выходила в четыре часа дня с понедельника по четверг, впоследствии стала выходить в пять часов дня — 5—6 раз в неделю с понедельника по пятницу, реже в субботу. В течение часа ведущий Андрей Малахов вместе с приглашёнными гостями в студии обсуждает подробности личной жизни знаменитостей или же обычных людей. Проект был запущен в июле 2001 года, в самый разгар мёртвого сезона и быстро завоевал популярность у зрителей. Иногда практиковались выездные и финальные выпуски программы — «Золотая прищепка», «Большая стирка в Иерусалиме», «Последняя Большая стирка. Закрытие сезона». Часть тем для программы отбиралась самим Малаховым.

Пять вечеров (13 сентября 2004 — 29 июля 2005)

Ток-шоу меняет название на «Пять вечеров». Если «Большая стирка» была сугубо развлекательной программой, то темы обсуждений передачи «Пять вечеров» носят более серьёзный характер. Формат ток-шоу и подбор тем значительно изменились. Смысл названия — «программа выходит в эфир пять дней в неделю, и каждый новый вечер с Малаховым не похож на предыдущий». Одно время Малахов начинал каждый выпуск «Пяти вечеров» с фразы «Мы обсуждаем дневные проблемы в свете вечерних огней». Переход в этот формат сопровождался рекламной акцией «Малахов стал серьёзнее» — как на московских улицах, так и в эфире телеканала.

В начале существования формата в пятничных выпусках ток-шоу зрители посредством телефонного голосования определяли главного героя и антигероя недели (или же главное событие недели), а в печатных программах передач после названия «Пять вечеров» указывался день недели («Понедельник», «Вторник», «Среда», «Четверг», «Сегодня пятница»). К началу 2005 года такие выпуски «Пяти вечеров» уже не практиковались.

Ток-шоу «Пять вечеров» отличалось, прежде всего, обсуждением общественных явлений, а также некоторое время выходило в режиме прямого эфира. Так, среди тем программы были выборы в США, низкий прожиточный минимум, конфликт в Большом театре, поражения на Олимпиаде, отмена льгот, праздники и т. п. Изначально премьера передачи планировалась на 6 сентября 2004 года, но в связи с трагическими событиями в Беслане премьеру пришлось отложить на 13 сентября 2004 года. Выпуск «Пяти вечеров», посвящённый обсуждению телесериала «Московская сага» по одноимённой книге Василия Аксёнова, вместо Малахова вели Борис Берман и Ильдар Жандарёв.

Программе постоянно меняли время выхода в эфир (так, изначально программа выходила в эфир днём в том же таймслоте, что и предшественник, затем она стала выходить в эфир вечером в двух частях, а ближе к концу существования программа стала выходить в эфир в 18:40). 29 июля 2005 года программа в последний раз вышла в эфир в этом формате.

Пусть говорят (30 августа 2005 — настоящее время)

В августе 2005 года, в связи с переходом «Первого канала» на новую концепцию вещания, руководством канала было принято решение об изменении названия программы на «Пусть говорят». Принципиальным отличием от предшественников является более мрачная и скандальная тематика программы. Ток-шоу «Пусть говорят» акцентируется больше на частных историях, зачастую связанных с жестокостью и скандалами. Например, темами программы могут быть сексуальные скандалы в простых семьях, связанные с несовершеннолетними, или тайны звездных семей и их проблемы.

Тем не менее, некоторые выпуски носят развлекательный характер. Во время проведения Евровидения перед началом трансляции и сразу после окончания выходили спецвыпуски, целиком посвящённые событиям на конкурсе (кроме 2011 года). Например, с 2011 года с разной периодичностью выходят выпуски под названиями «Аффтар жжот» с участием героев видеороликов из интернета. Также, с 2006 года в прямом эфире выходят специальные выпуски «Пусть говорят», темами которых являются смерти известных людей или крупные национальные трагедии. Кроме того, в ночь с 4 на 5 июля 2007 года с 00:00 и до фактического окончания телевизионного дня канала в прямом эфире транслировался специальный выпуск «Пусть говорят» под названием «Ночной олимпийский канал», посвящённый выборам столицы Зимних олимпийских игр 2014 года.

В декабре 2010 года был показан выездной выпуск с Филиппом Киркоровым. Андрей Малахов в качестве интервьюера поехал в Израиль, в психиатрическую клинику, чтобы поговорить с певцом в период скандала с Мариной Яблоковой.

В феврале 2014 года практиковались выездные выпуски программы, выходившие из передвижной студии в Сочи под заголовком «Пусть говорят из Сочи». Выпуски были посвящены событиям, происходившим на Олимпийских играх с 7 по 23 февраля. Всего под данным заголовком телеканал выпустил и показал 7 спецвыпусков: «Церемония открытия игр» — до и после прямой трансляции, «Фигуристы: наше первое золото», «Хоккей: победный старт», «Евгений Плющенко: откровенно обо всём», «Сочи-2014: взлёты и падения», «Аделина Сотникова — новая легенда», «Церемония закрытия игр» — перед началом трансляции.

«Пусть говорят» — далеко не первая программа-клон развлекательного американского телешоу для домохозяек «Шоу Джерри Спрингера». К примеру, намного раньше на другом телеканале выходило подобное телешоу — «Окна» с ведущим Дмитрием Нагиевым.

Логотип программы копирует дизайн альбома «Back to the Heavyweight Jam» немецкой техно-группы «Scooter». Стиль заставки программы перекликается со стилем американской концептуальной художницы Барбары Крюгер.

Съёмки

Съёмки телепрограммы происходят независимо от её эфира: так они могут организовываться как в будние, так и в выходные дни. За день может сниматься по пять выпусков сразу. Сами съёмки проходят после обеда в 14-й студии телецентра Останкино (в основном здании).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) «Всеобщие» восторг и негодование зрителей снимаются отдельно, уже по окончании передачи.

Цензура

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• В мае 2002 года во время трансляции Евровидения в рамках «Большой стирки» Отар Кушанашвили нецензурно выругался в прямом эфире и после этого был надолго лишён возможности появляться на телевидении.
• В декабре 2005 года в выпуске программы «Астральные жёны» произошёл спор между экстрасенсом Анатолием Кашпировским и санкт-петербургским сексологом Игорем Князькиным, переросший в серьёзную потасовку. Эфир той программы были вынуждены прервать.
• В выпуске за 20 января 2009 года случилась серьёзная драка. Ведущий Андрей Малахов сам разнимал гостей, но ему это не удалось, и пришлось позвать охрану. Данный эпизод в эфир не вышел. Драки происходят в студии, но не всегда их снимают с эфира, часто показывают в режиме прямого эфира.
• Балерина Анастасия Волочкова обвинила замглавы администрации президента России Владислава Суркова в том, что под его давлением программа «Пусть говорят» с её участием была снята с эфира в городах Западной Сибири и западнее. 20 апреля 2011 года выпуск программы «Пусть говорят» с Анастасией Волочковой все-таки был показан.
• В выпуске за 19 марта 2013 года произошла кровопролитная драка между простыми гостями. Когда Александра Тремясова узнала, что беременна, её любимый служил в армии. Молодые люди писали друг другу письма и мечтали пожениться. Но когда братья-близнецы появились на свет, Филипп Павлов решил от детей отказаться. Молодой человек подумал, что дети не от него. Александра Тремясова назвала виновницей разлуки родную мать Филиппа. Мать Филиппа считала, что пока сын служил родине, Александра детей нагуляла. Родной брат Александры Тремясовой Денис прямо в студии избил Филиппа до крови. После выхода этого выпуска в эфир на руководство Первого канала посыпался шквал негативных претензий от телезрителей.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Резонансные эпизоды

24 марта 2011 года в эфире программы «Пусть говорят» был затронут конфликт между администрацией интерната для детей-инвалидов и волонтёрскими организациями. После выпуска правозащитники, выступавшие в программе на стороне детей, направили открытое письмо Константину Эрнсту с протестом в адрес Андрея Малахова. Малахов был обвинён в попытке создать себе пиар и больше заработать на детской проблеме. Под письмом подписались известные педагоги. Цитата из письма:

«Андрей Малахов настойчиво игнорировал любые попытки говорить о положении детей, живущих в интернатах, о причинах того, что дети, живущие в групповой системе ухода, отстают в развитии и физических показателях, чаще умирают. При этом он активно поддерживал стычки с взаимными оскорблениями и переходом на личности между представителями интерната и волонтерами».

10 сентября 2012 года была показана программа, героем которой стал поэт Илья Резник. Он не смог прийти на передачу, но Малахов пообещал ему, что всё пройдет спокойно. В программе Резника неоднократно обвиняли в плохих поступках, зачастую бездоказательно. В результате после просмотра программы у Резника случился инфаркт. Малахов безосновательно обвинил его в симуляции. Адвокат Резника заявил о том, что против программы будет подан судебный иск. Супруга Резника прокомментировала ситуацию так:

«Все это похоже на планомерное уничтожение наших великих людей. Потому что это далеко не первая программа, была ещё передача с Дунаевским, с Шиловым, с Елисеевым — все эти пожилые и гениальные люди после выхода программ оказывались на больничной койке».

Во время одного из выпусков Михаил Веллер демонстративно покинул студию программы, где находился в качестве гостя, в знак протеста против пошлости обсуждаемой темы.

Мнения

Журналист радиостанции «Свобода» Елена Рыковцева так отзывается об Андрее Малахове:

«...на прошедшей [в 2005 году] церемонии ТЭФИ Андрей Малахов получил этот приз признания Академии. Получил за своё шоу «Пять вечеров» — милое, взвешенное, и даже становящееся серьезным шоу, получил заслуженно. <...> Сегодня, однако, Малахов и у широкой публики, и у телевизионных критиков ассоциируется в первую голову с передачей «Пусть говорят». Она попирает любые, самые рудиментарные представления о морали. Так что вручение «ТЭФИ» Малахову невольно воспринимается как признание пошлости».

Аналогичное мнение высказывается и на страницах газеты «Известия» от 21 ноября 2005 года.

Программу раскритиковал и актёр Алексей Серебряков:

«Эта передача наиболее ярко демонстрирует нам, что, оказывается, выставление на продажу чужой боли, слёз, беды, копание в грязном белье на виду у всей страны без всякого на то морального права сегодня называется простым словом «формат». А точнее, формат, который приносит хорошие деньги. Степень цинизма просто в голове не укладывается <…>А что вы хотите?! Конечно, это будет востребовано! Туалетная бумага, например, всегда будет пользоваться бóльшим спросом, чем рукописи Достоевского! И бестолковые реалити-шоу, в которых участники бесконечно выясняют отношения и спят со всеми подряд, априори будут иметь более высокий рейтинг, чем фильм Тарковского».

Отрывок, характеризующий Пусть говорят (ток-шоу)

– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.