Большой Каретный (песня)
 |
Значимость предмета статьи поставлена под сомнение. Пожалуйста, покажите в статье значимость её предмета, добавив в неё доказательства значимости по частным критериям значимости или, в случае если частные критерии значимости для предмета статьи отсутствуют, по общему критерию значимости. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
|
Это заготовка статьи о песне. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
«Большо́й Каре́тный»[1] — песня Владимира Высоцкого, написанная осенью 1962 года[2]. Вариант названия — «На Большом Каретном».
Содержание
Описание
Песня передаёт ностальгические переживания лирического героя (который во многом ассоциируется с самим Владимиром Высоцким) о периоде его жизни в Большом Каретном переулке. Песня была посвящена другу юности Высоцкого - Левону Кочаряну.[3]
На своих выступлениях автор так рассказывал об этом времени: «Когда я начинал писать свои песни, я предполагал их писать для очень маленькой группы своих близких друзей. Мы жили в Москве много лет тому назад, в квартире в Большом Каретном переулке, у моего друга, у Лёвы Кочаряна, в течение полутора лет. Там хорошая компания собиралась, там бывал часто и с нами вместе провёл эти годы Вася Шукшин, Тарковский Андрей; и многие другие. Тогда выработалась такая манера дружественная, раскованная, непринужденная, я чувствовал себя свободно, потому что это были мои близкие друзья — я знал, что всё, что я им буду петь и рассказывать, им интересно. В общем, эти песни, я думаю, стали известны именно из-за того, что у них такой вот дружеский настрой, желание что-то рассказать, вот так, друзьям».
Наиболее известные записи
Одна из ранних записей песни была сделана в домашней студии у звукорежиссёра Константина Мустафиди. В этой записи 3-я строка припева выглядит так: «А где не гаснет ночью свет? На Большом Каретном».
Существуют также записи:
- со 2-й строкой припева в виде «А где начало твоих бед? На Большом Каретном»;
- с 3-4-й строками I строфы в виде «Верю, вспоминаешь | Ты о нём!».
В сентябре 1977 г. во Франции для альбома «Натянутый канат» (La Corde Raide) была сделана студийная запись песни с инструментальным ансамблем[4]. В этом исполнении Высоцкому подпевал цыганский хор, что для Высоцкого нетипично.
12.4.1979 г. песня была исполнена автором на концерте в Торонто, в составе небольшого попурри из ранних песен.
17.5.1979 г. Высоцкий исполнил эту песню в цветном видеопослании для Уоррена Битти.
Издания
Песня была включена в состав пластинки «Большой Каретный» (1989) — 7-й пластинки серии «На концертах В.Высоцкого».
Другие исполнители
- Хор бардов
- Валерий Золотухин, Ирина Линдт, хор и «оркестр креольского танго»
- С.Безруков и «CASUAL»
- В.Золотухин (отдельно)
- Гарик Сукачёв
Интересные факты
- Текст песни был впервые напечатан при жизни поэта, в издании: «Песни русских бардов». Тексты. Серия 3. /Составитель В. Аллой, оформление Льва Нусберга. — Paris: YMCA-Press, 1977, 160 с.
- Чуть изменённая цитата песни (- Да весь Лас-Вегас будет так долго вспоминать «Где твои 16 лет — на Большом Каретном!») была использована в серии 47 «Примирение» (2005 г.) телесериала «Моя прекрасная няня».
- «Хоровым» исполнением песни в 2013—2015 годах заканчивались концерты, сопровождавшие вручение премии «Своя колея».
См. также
Напишите отзыв о статье "Большой Каретный (песня)"
Примечания
- ↑ Имеется в виду Большой Каретный переулок в Москве
- ↑ Не кричи нежных слов, не кричи… [стихотворения], 2012, с. 12.
- ↑ [www.kulichki.com/vv/pesni/gde-tvoi-semnadcat-let.html Большой Каретный]
- ↑ Не кричи нежных слов, не кричи… [стихотворения], 2012, с. 10.
Литература
- Анат. Утевский. «На Большом Каретном». — М.: Имидж, 1992, фотоил.
- Высоцкий В. Не кричи нежных слов, не кричи… [стихотворения] / составление и комментарии: П. Фокин; подготовка текста: С. В. Жильцов; редакционная коллегия: Н. В. Высоцкий, С. В. Жильцов, А. В. Максимов, В. Б. Назаров, Е. А. Трофимов. — СПб.: Амфора, 2012. — С. 10-13. — 127 с. — ISBN 978-5-367-02116-5.
Отрывок, характеризующий Большой Каретный (песня)
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
