Большой Монреаль
Большой Монреаль (офиц.: фр. Région métropolitaine de Montréal; неформально также фр. Le Grand Montréal) — высокоурбанизированный, а также и субурбанизированный регион, включающий сам город Монреаль, его агломерацию на одноимённом острове, а также 90 различных муниципалитетов[1], расположенных на островах и на суше по берегам рек Св. Лаврентия и Оттава, крупнейшие из которых — города Лаваль, Лонгёй и Сен-Жан-сюр-Ришельё[2]. Термин используется при проведении переписей населения, в обиходе, в экономико-географическом районировании.
Районирование
Перепись населения Канады (2006) года зафиксировала пребывание 3 635 571 жителей на территории Большого Монреаля при общей территории мегаполиса в 4.258,97 км². Большая часть его населения (48,0 %) жила в трёх главных городах территории: Монреаль, Лаваль и Лонгёй. Процесс субурбанизации в последнее время интенсивно проходит на периферии мегаполиса — в его северных пригородах (Северная корона Монреаля) и южных (Южная корона Монреаля). В целом в данном мегаполисе проживало 48,2 % всего населения провинции Квебек, в том числе порядка 85 % всех иммигрантов в провинцию. Экономика региона, главным образом, специализируется на сфере услуг.
См. также
Напишите отзыв о статье "Большой Монреаль"
Примечания
Отрывок, характеризующий Большой Монреаль
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
