Большой Орландо

Большой Орландо (англ. Greater Orlando) — четвёртая по величине агломерация штата Флорида с населением более 1,3 миллиона человек, в том числе самая крупная внутренняя агломерация этого полуострова. Является моноцентрической, крупнейшие образующие её города — Орландо и его пригороды: Киссимми и Сенфорд.

Орландо долгое время являлся незначительным поселением, затерянным в тропической полузаболоченной сельве, кишашаей москитами и аллигаторами, пока в 1960 году не стал объектом внимания со стороны Диснейленда. С тех пор компании удалось создать там новые рабочие места в тематических парках, привлечь огромное количество туристов (около 50 миллионов ежегодно). Резко возросло и постоянное население города: еженедельно сюда переселяется порядка 1,000 человек, проживает также много нелегалов и чернорабочих. Изменился и расовый облик города: около половины жителей агломерации белые, в большинстве своем переселенцы из северных штатов страны, около 25 % — латиноамериканцы, сосредоточенные в пригороде Киссими, 20 % афроамериканцы, около 5 % — азиаты. В городе наряду с английским широко используется испанский язык, некоторое неофициальное и полуофициальное распространение имеют франко-креольский, русский и вьетнамский языки.

Отрывок, характеризующий Большой Орландо

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.