Большой баклан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Большой баклан
Научная классификация
Международное научное название

Phalacrocorax carbo (Linnaeus, 1758)

Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/106003679 106003679 ]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Большой баклан[1] (лат. Phalacrocorax carbo) — ныряющая морская птица из рода бакланов (Phalacrocorax).





Внешний вид

Массивная птица с перепончатыми лапами, длинной шеей, изогнутым клювом и большим черным хохолком. Окрас чёрный с зеленоватым отливом, горло и щёки белые, голое пятно по бокам клюва жёлтое и заходит за угол рта. У части особей на бедре летом белое пятно. Иногда у взрослых голова и шея серые. Молодые птицы серо-бурые с белым брюхом.

  • Длина тела самцов от 88 до 91 см, самок — 80 — 90 см.
  • Размах крыльев у самцов 1,27 — 1,56 м, у самок 1,25 — 1,5 м.
  • Длина крыла самца 33 — 38 см, самки — 32,5 — 36,5 см.
  • Длина клюва у самца 5,9 — 7,5 см, у самки — 5,2 — 6,2 см.
  • Вес птиц от 1,8 до 3,0 кг.
  • Первостепенных маховых перьев — 11. Их вершины до половины длины сужены на внутренних опахалах.
  • Хвост округлый, из 14 жестких рулевых перьев.
  • Оперение густое, плотно прилегающее к телу.
  • Уздечка, кольцо вокруг глаза и основания нижней челюсти у взрослых и молодых птиц голые.

Окрас

Новорожденный птенец — голый. Кожа окрашена в чёрный цвет с розоватым оттенком на голове. Последовательность смены оперения: пуховой — гнездовой — первый брачный — первый зимний — второй брачный — второй зимний — третий брачный — третий зимний. Птицы надевают окончательный наряд на 4-м году жизни.

  • Пуховой птенец буровато-чёрный с белесым оттенком по средней части груди и брюха и по переднему краю крыла. Голая кожа горлового мешка светлая, клюв светло серый.
  • Гнездовой наряд: голова, шея и верхняя часть зоба — буровато-серые с мелкими белыми крапинами на нижней стороне шеи. Полукольцо, которое охватывающее нижнюю челюсть до уровня глаз, грязновато белое с мелкими тёмными пестринами. Брюшная сторона тела белая или белая с редкими крупными бурыми пятнами. Бока тела, спина и надхвостье тёмно бурые без блеска с более светлыми окаймлениями перьев. Верхние кроющие крылья, плечевые и лопаточные — буровато-серые с более темными окаймлениями отдельных перьев. Клюв тёмно бурый, немного светлее на подклювье. Голая кожа горлового мешка — жёлтая.
  • Первый брачный наряд: оперение головы и шеи похоже на гнездовой — буровато-серое с мелкими белыми крапинами. Белое полукольцо у основания подклювья — грязновато белое, без темных пестрин. Брюшная сторона тела — белая с тёмно бурыми продольными крупными пятнами на груди, на боках груди и на брюхе. Подхвостье — буровато-чёрное с редкими белыми пестринами. Спинная сторона, за исключением головы и шеи, с очень слабым блеском.
  • Первый зимний наряд: Верх головы и шеи тёмно бурый с сероватым налётом и редкими мелкими беловато-бурыми пестринами. На нижней стороне шеи и её боках пестрин больше и они крупнее. Брюхо тёмно бурое с редкими крупными продольными пестринами. Спинная сторона тела похожа на взрослую птицу, но с меньшим блеском.
  • Второй брачный наряд идентичен взрослому. Оперение имеет хорошо развитый металлический блеск. На бедрах во второй половине зимы появляется незначительное белое пятно. На голове хохолка из чёрных перьев ещё нет, но кое-где на голове и шее начинают появляться белые узкие перья.
  • Взрослая птица во втором зимнем (послебрачном) наряде: оперение чёрное с металлическим зеленовато-фиолетовым блеском и тёмными окаймлениями отдельных перьев на спине. Плечевые, лопаточные, верхние кроющие крылья и второстепенные маховые перья зеленовато-бурые с бронзовым отливом и с широкими тёмно синими окаймлениями каждого пера. Первостепенные маховые и рулевые перья — буровато-чёрные со слабым металлическим блеском на рулевых. Широкое белое полукольцо охватывает голову снизу, доходя до глаз и заходя треугольником на нижнюю челюсть, соприкасаясь передним краем с неоперёнными частями головы. Радужина светло зелёная, клюв буровато-черный, голые части головы желтые, голое кольцо вокруг глаз зеленовато-бурое, ноги чёрные.
  • Брачный наряд взрослых самцов и самок: на затылке удлиненные чёрные перья образуют небольшой хохол. На голове и шее появляются узкие, удлинённые тонкие белые перья, покрывающие почти всю голову и шею, только хохолок на затылке остается чёрным. На наружной стороне бедра и голени развиваются удлиненные белые перья, образующие большое белое пятно.

У молодых птиц две линьки в году: частичная в августе — сентябре и полная с апреля по август.

  • Гнездовой наряд молодые птицы надевают в августе, в нём они зимуют, а в апреле начинается линька рулевых, кроющих крыла и затем маховых перьев. Заканчивается линька к июлю.

У взрослых птиц две линьки в году.

  • Первая неполная, предбрачная начинается в декабре и заканчивается в январе. Птицы надевают брачный наряд и носят его до мая или июня.
  • Вторая линька полная, послебрачная, сильно растянута в связи с растянутостью периода размножения и начинается с мая — июня. При этом птицы сначала теряют белые украшающие перья брачного наряда, затем начинается линька остального мелкого пера, заканчивающаяся в сентябре — октябре.
  • Последняя, третья линька начинается в августе — идет смена рулевых и в сентябре или с конца августа и до середины октября происходит линька маховых перьев. Линька рулевых происходит от центральных перьев к крайним, маховых — от внутренних к наружным.

Голос

Голос большого баклана - низкие звуки «коророро», «хорр», «ток-ток-ток-ток» и так далее. Баклан довольно молчаливая птица, но у гнёзд, в особенности во время кормления, они обычно шумливы и крикливы. Когда они кричат колонией, их крики сливаются в одно сплошное ворчание.

Распространение

Большой баклан обитает;

Ранее большой баклан гнездился на северо-востоке Американского континента до северного побережья залива Святого Лаврентия и острова Магдалены.

Систематика

Различают семь подвидов по морфологическим особенностям (окрас и размеры) и деталям экологии:

  1. Атлантический большой баклан, Phalacrocorax carbo carbo Linnaeus, 1758 — Гренландия и северная Европа от Исландии до Норвегии и западного побережья Кольского полуострова;
  2. Материковый большой баклан, Phalacrocorax carbo sinensis Shaw et Nodder, 1801 — от средней и южной Европы до Китая и Японии, Индо-Австралийский архипелаг;
  3. Phalacrocorax carbo maroccanus Наrtert, 1906 — западное побережье Марокко и от Могадора до Рас-Нуадибу;
  4. Phalacrocorax carbo lucidus Lichtenstein, 1823 — от Кабо-Верде и Сенегала до Карру на юге и до реки Тана на восточном побережье Африки;
  5. Phalacrocorax carbo lugubris Rṻрреll,1845 — от дельты Нила и Суэцкого канала до озера Виктория и Танганайки;
  6. Phalacrocorax carbo novaehollandiae Stephens, 1826 — Австралия, за исключением её центральных областей, Тасмания;
  7. Phalacrocorax carbo steadi Mathews et Iredale, 1913 — Новая Зеландия.

Численность

Численность неравномерна, зависит от обилия кормовых ресурсов, в частности рыбы. В Западной Европе и в Северной Америке во многих местах вид исчез в конце XIX — начале XX века.

Образ жизни

В большей части ареала оседлый, на севере — перелётный. Бакланы селятся колониями по берегам морей и внутренних водоёмов. В Азии встречали колонии бакланов на высокогорных озёрах на высоте 3000 м над уровнем моря. Обычно, рядом с гнездовьем бакланов гнездятся и другие птицы:

Колонии, состоящие только из гнезд бакланов, встречаются редко. Это, по-видимому, новые колонии, к которым ещё не успели присоединиться другие птицы. Первыми поселяются серые цапли (Ленкорань), гнездящиеся так же, как и бакланы, в верхнем ярусе деревьев, затем и другие птицы. Чем старше колония, тем больше число видов, из которых она состоит. Располагаются колонии среди тростника, на деревьях либо на голых скалистых побережьях. Размер гнёзд и материал, из которых они сделаны, различны:

  • В Армянских колониях преобладают гнёзда конусообразной формы из старого тростника. Они тесно сгруппированы и иногда соприкасаются, выстланы тростниковыми листьями. Размещаются в густых зарослях тростника в воде, на земле или на заломленных стеблях старого тростника на высоте до 50 см над землею. Высота гнезда — от 0,75 см до 1 м, ширина у основания — около 1 м, с лотком диаметром в 30—40 см.
  • В колониях Ленкорани гнёзда набраны из сучьев и веток. Располагаются они на вершинах крупных деревьев (дуб, карагач, клён и др.), в глубине широколиственного леса в 5-8 км от воды. На одном дереве обычно размещается несколько гнёзд.
  • В дельте Волги напротив, гнёзда устраиваются на деревьях, растущих у самой воды. Диаметр гнёзд — 40—50 см, не глубокий лоток, выстланный сухой травой и листьями тростника.
  • На озёрах у Аральского моря гнёзда имеют высоту до 0,5 м, располагаются на земле. Сделаны из веток саксаула, тамариска, тростника. Некоторые гнёзда устроены на саксауловых деревьях. Наблюдаются одинокие гнёзда и группы гнёзд по 15—30 штук, образующие своеобразный бугорок.
  • В низовьях Сыр-Дарьи гнездовые колонии находятся на островках среди заросших тростником глубоководных озёр и проток. На каждом из озёр селятся по 2—3 тысячи бакланов. Гнёзда располагаются со стороны открытого к чистой воде берега. Другая сторона покрыта тростником. Иногда это правило нарушается и гнёзда разбросаны по всему острову. Иногда гнёзда расположены плотными рядами, что почти невозможно отделить одно от другого. Размер гнёзд до 1 м в высоту, построены из сухого тростника с неглубоким лотком.
  • В колониях на озёрах Сасык-куль, Ала-куль, на Чёрном море, на западном побережье Арала, на туркменском побережье Каспия — гнёзда построены из ветвей и тростника и располагаются на скалах. Они плотно сцементированы пометом бакланов, который загрязняет и всё место колонии.

Бакланы в гнездовое и внегнездовое время держатся стаями. По земле они передвигаются медленно, вперевалку, держа тело почти вертикально, как пингвины. В ветвях деревьев двигаются легче, хотя часто распускают крылья для равновесия.

Очень осторожны и при приближении опасности обычно стараются улететь. Полёт сильный, но несколько тяжёлый, с довольно частыми взмахами крыльев. Изредка баклан на короткое время останавливается в воздухе, как бы парит. Ноги и шея при полёте вытянуты горизонтально.

Они хорошо плавают и великолепно ныряют, во всём остальном их можно назвать неуклюжими. Плавая, они глубоко погружаются в воду и всегда ныряют, если их беспокоят. Ныряют на глубину не более 4 метров и под водой держатся до 40 секунд.

Взлетает большой баклан тяжело, шумно. С воды поднимается с трудом, после длительного разбега (до 100 метров), работая в это время крыльями и ногами. С земли взлетает также с разбега или используя какое-либо возвышение. Полёт тяжелый, с довольно частыми взмахами крыльев, парить практически не может. При перелётах обычно летит по прямой линии, при коротких перелётах держится низко над водою, во время сезонных перелётов летит на большой высоте.[2]

На отдыхе бакланы собираются на берегу в небольшие стаи и усаживаются рядами на земле, на скалах, или группами на вершинах деревьев. У бакланов не развита копчиковая железа, поэтому после кормёжки, они подолгу сидят с полуразвёрнутыми крыльями и сушат их на солнце. В это время птицы напоминают геральдических орлов.

Зимовье

Большое количество бакланов зимует преимущественно на южном побережье Крыма, изредка в его степной части. По кавказскому побережью Черного моря у сочинского берега. Встречается на озёрах Армении (гнездятся на озере Гилли, зимуют на озере Севан), у Ленкорани и в Кызыл-Агашском заливе, где они особенно многочисленны. Большое количество бакланов в осенний период наблюдается по юго-восточному побережью Каспия, в устье Атрека, у Гасан-кули, у Чикишляра, а зимовать остается там в ограниченном количестве. В большом количестве зимует в Иране по южному берегу Каспия, в Астрабадском заливе. В небольшом количестве — на Мургабе и на Теджене в Туркмении и в южном Таджикистане. В небольшом количестве зимует на Азорских, Канарских островах, Мадейре и в Марокко. Обычен на зимовках на островах Средиземного моря (Сицилия, Корсика, Мальта, Кипр), в Греции, Алжире, Тунисе, Египте, Палестине, Малой Азии, Месопотамии, Аравии, в южном Иране, Белуджистане и Афганистане.

Питание

Прилетев на место гнездования, бакланы первые дни малоподвижны. Через небольшой промежуток времени начинают довольно оживленно передвигаться с места на место в поисках пищи. Особенное оживление и интенсивная ловля рыбы наблюдается после освобождения водоёмов ото льда.

Питаются бакланы рыбой, за которой ныряют на глубину не более 4 м. В море за кормом залетают не далее, чем в 50 км от берега. Осенью, когда рыба в море уходит на большую глубину, бакланы не могут её достать и заметно теряют в весе. Охотясь за рыбой, баклан плавает, низко опустив голову и высматривая добычу. Увидев рыбу, ныряет и бьёт её сильным ударом в бок, затем захватывает рыбу клювом. Вынырнув, умерщвляет рыбу, клювом повреждая ей жаберную полость, резким движением головы подбрасывая в воздух, чтобы подхватить в более удобном положении. Заглатывает рыбу с головы.

Размер рыб обычно 20—25 см, реже — крупнее. Предпочтения отдельным видам рыб бакланы не отдают. В течение суток птицы дважды вылетают за кормом. Взрослая птица за сутки поедает примерно до 1 кг, в среднем 700 — 750 г. Кроме взрослых рыб баклан в очень незначительном количестве поедает мальков и случайно моллюсков, насекомых, земноводных и растения.

Охота

Бакланы охотятся и в одиночку, и стаями, достигающими больших размеров (около 250 птиц), иногда совместно с пеликанами.

Рано утром вылетают с мест ночевок и небольшими стаями (по 40—50 птиц) отправляются на ловлю рыбы. Через 1,5 — 2 часа, наевшись, возвращаются к местам ночёвок, имеющие птенцов приступают к их кормежке, не имеющие — располагаются на отдых и просушку своего оперения. Часов через 7-8 вновь улетают за кормом и через пару часов возвращаются на ночлег.

Размножение

Половая зрелость у больших бакланов наступает в возрасте около трёх лет. Моногамны. На места гнездовий бакланы прилетают уже в брачном наряде и парами. Пары - постоянные. Гнездятся колониями, иногда достигающими огромных размеров. Известны колонии от 1 000 до 2-3 тысяч гнёзд. Реже гнездятся небольшими группами либо отдельными парами. Места расположения колоний постоянны даже при преследовании, разорении гнёзд, истреблении птенцов и пр.

Период размножения большого баклана растянут: одновременно можно встретить не насиженные и насиженные яйца, птенцов различного возраста. Это может быть связано с разорением бакланьих кладок воронами и чайками и вызванными в связи с этим вторичными кладками. Кладка у бакланов обычно приходится на первую половину апреля.

В кладке обычно от 3 до 6 яиц, голубого или бледно-зелёного цвета, покрытых сверху густым известковым слоем. Яйца овально удлиненной формы с несколько заострённым тупым концом. Размеры яйца от 51 × 34 до 61 × 38 мм. Срок насиживания 28—30 дней. Насиживают яйца оба родителя поочерёдно, начиная с откладывания первого яйца. В каждой кладке, особенно в той, в которой 5—6 яиц, одно яйцо не оплодотворено.

Молодое поколение

Птенцы появляются голыми и слепыми. Младшие слабые птенцы нередко погибают. Глаза у птенцов открываются на 3—4-й день. В возрасте около 2 недель птенцы покрываются густым пухом, у них начинают появляться маховые и рулевые перья. Птенцов кормят сначала отрыгивая полупереваренную рыбу, а затем свежей рыбой, которую приносят в горловом мешке. Прилетевшая с кормом взрослая птица усаживается на край гнезда и издает характерный глухой крик, открывает рот, делает несколько конвульсивных движений головой и шеей и, захватывая голову птенца в рот, отрыгивает пищу. В один прилёт взрослая птица старается накормить всех птенцов, но более сильные птенцы отталкивают слабых и иногда получают двойную порцию. Кроме рыбы, родители приносят птенцам растительную пищу (водоросли) и воду.

В возрасте 1,5 недель птенец самостоятельно заглатывает целую рыбу. В возрасте 3 недель птенцы имеют довольно хорошо развитые плечевые перья, маховые, средние и большие кроющие крыла и рулевые. В 4-недельном возрасте птенец почти весь одет пером, но маховые и рулевые перья ещё короткие. Вес птенца в этом возрасте больше веса взрослой птицы, иногда достигает 2,5 кг. В возрасте около 7 недель птенец полностью надевает наряд молодой птицы — маховые и рулевые перья достигают нормальных размеров.

Птенцы в колониях на деревьях начинают карабкаться по ветвям приблизительно в возрасте 3 недель, в 4-недельном возрасте уже хорошо лазают по деревьям, цепляясь лапами и помогая себе крыльями, шеей и клювом. Около 7 недель птенец приобретает способность перепархивать, а в 8,5 недель оставляет гнездо.

Птенцы в камышовых колониях тоже очень рано начинают лазить по гнездам и, ещё не научившись летать, уже начинают оставлять на некоторое время свои гнезда. Способность к плаванию и нырянию они приобретают рано и обычно при малейшей опасности птенцы стремятся добраться до воды и нырнуть.

Бакланы и человек

Во многих районах бакланы поедают наиболее ценные промысловые виды рыб, например форель в бассейне озера Севан. Охотясь за косяками рыб, бакланы часто отпугивают их от захода в реки и тем самым препятствуют нересту. Ощутим вред, приносимый бакланами рыбному хозяйству, когда численность птиц достаточно велика. Из-за этого колонии бакланов уничтожались, и некоторые из них исчезли совсем, в частности, крупная колония на островах Байкала. Сейчас баклан на Байкале крайне редок и охраняется.

Селясь на деревьях целыми колониями, птицы своими экскрементами способствуют образованию сухостоя и гибели леса.

На Каспии и в Приморье до 1914 года баклана добывали, используя шкурки как мех и украшение и частично экспортируя.

Некоторые народы Приморья в прошлом употребляли бакланов в пищу в свежем виде, несмотря на то, что их мясо пахнет рыбой и малосъедобно.

В странах Юго-Восточной Азии бакланов дрессируют для ловли рыбы. Ловля производится ночью. Яркий свет от свисающей над водой корзины с зажженным факелом приманивает рыбу к поверхности. Бакланам надевают на шею специальное кольцо, привязывают к лодке длинной верёвкой, и выпускают в воду. Баклан легко хватает рыбу, но проглотить её не может, так как этому мешает металлическое кольцо. Опытный рыбак в состоянии выловить за ночь 100 и более килограммов рыбы. Особенно распространён такой вид рыбалки в Китае и Японии.

Птица на почтовых марках

  1. В 1953 году почта Японии выпустила марку номиналом 100 иен, изображающую оригинальный способ ловли рыб японскими рыбаками с использованием бакланов.
  2. 1959 год. Венгрия. Большой баклан Phalacrocorax carbo. Номинал — 10 форинтов.
  3. В 1989 году в Афганистане выпущена серия марок. На одной из них изображён большой баклан. Номинал — 30 афгани.
  4. В 1996 году в Беларуси выпущена серия из 12 марок «Птицы. Выпуск 1996 г.» На одной из них изображён большой баклан, сидящий на ветке. Номинал — 400 рублей.
  5. В 1996 году в Исландии выпущена серия из двух почтовых марок «Птицы. Исландия. 1996 г.». На одной из них изображёна пара больших бакланов — один сидит на берегу, а второй плавает в водоёме. Номинал — 20 крон.

Напишите отзыв о статье "Большой баклан"

Примечания

  1. Бёме Р. Л., Флинт В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Птицы. Латинский, русский, английский, немецкий, французский / Под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., «РУССО», 1994. — С. 21. — 2030 экз. — ISBN 5-200-00643-0.
  2. Калякин, 2013, с. 47.

Литература

  • Черенков А.Е. Птицы. Энциклопедия природы России. — Москва: ABF, 1998. — 430 с. — ISBN 5-87484-045-1.
  • Г. П. Дементьев, Н. А. Гладков. Птицы Советского Союза / Н. И. Кузнецов. — М.: Советская Наука, 1951. — Т. 1. — С. 21-33. — 652 с.
  • под ред. Калякина М.В. Полный определитель птиц Европейской части России. — Москва: Фитон XXI, 2013. — Т. 1. — С. 47-49. — 268 с. — ISBN 978-5-906171-08-5.

Ссылки

  • [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/34.html Позвоночные животные России: Большой баклан]

Отрывок, характеризующий Большой баклан

Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.