Большой побег

Большой побег
The Great Escape  (англ.)
Жанр	боевик приключения драма исторический триллер военный
Режиссёр	Джон Стёрджес
Продюсер	Джон Стёрджес Джеймс Клавелл
Автор сценария	Роман: Пол Брикхилл Сценарий: Джеймс Клавелл Уильям Бёрнет Уолтер Ньюман (в титрах не указан)
В главных ролях	Стив Маккуин Джеймс Гарнер Ричард Аттенборо
Оператор	Дэниел Л. Фэпп
Композитор	Элмер Бернстайн
Кинокомпания	United Artists Mirisch Company
Длительность	172 мин
Бюджет	4 млн $
Сборы	5,5 млн $ (США)
Страна	США
Язык	Английский Немецкий Французский Русский
Год	1963
IMDb	ID 0057115
Выход фильма «Большой побег» (оригинальное название — The Great Escape  (англ.))

К:Фильмы 1963 года

«Большой побег» (англ. The Great Escape; на ММКФ был показан под названием «Большой побег», лицензирован как «Великий побег») — американский фильм 1963 года о побеге союзнических военнопленных из немецкого лагеря во время Второй мировой войны. Фильм снят по книге Пола Брикхилла The Great Escape, которая, в свою очередь, основана на реальном случае массового побега из лагеря для военнопленных Stalag Luft III. Создан фильм был на студии Mirisch, выпустила фильм компания United Artists, продюсером и режиссёром стал Джон Стёрджес, а в главных ролях снялись Стив Маккуин, Джеймс Гарнер и Ричард Аттенборо.

Сюжет

Потратив впустую огромные ресурсы на поимку сбежавших американских, британских и канадских военнопленных, немцы переводят их в новый лагерь с более высокой степенью безопасности, который был построен специально для них. Начальник лагеря, полковник Люфтваффе фон Люгер, говорит старшему британскому офицеру, полковнику авиации ВВС Великобритании Рэмси: «Из этого лагеря невозможно сбежать». На что Рэмси отвечает: «Попытаться убежать — это наш долг». После нескольких неудавшихся попыток побега в первый же день военнопленные обосновываются в лагере.

Агенты Гестапо и СС доставляют майора авиации ВВС Великобритании Роджера Бартлетта в лагерь и приводят к фон Люгеру. Известный как «Большой Икс», Бартлетт — главный организатор побегов, поэтому агент Гестапо Кун предлагает, чтобы его содержали под постоянной охраной, на что фон Люгер, самый высокомерный из нацистов, не обращает внимания. Кун уезжает, а перед отъездом предупреждает Бартлетта, что если он ещё раз попытается сбежать, то его застрелят. Бартлетта располагают вместе со всеми остальными военнопленными.

Бартлетт немедленно организует рытьё тоннелей, для чего задействует 250 человек. Военнопленные предпринимают постоянные побеги для того, чтобы запутать и изнурить врага, чтобы как можно больше войск и ресурсов было использовано впустую для обнаружения пленных, а не на линии фронта.

Заключённые роют тоннели, изготавливают штатскую одежду, подделывают документы, добывают контрабандные материалы и делают всё для того, чтобы охранники не обнаружили их деятельность. Капитан авиации Хендли, американец в ВВС Великобритании, является «снабженцем» — добывает всё, в чём нуждаются организаторы побега: от фотоаппарата до одежды и удостоверений личности. Старший лейтенант авиации ВВС Австралии Луи Седвик — «изготовитель» — мастерит инструменты: приспособления для рытья и мехи для закачивания воздуха в тоннели. Капитаны авиации ВВС Великобритании Дэнни Велински и Уильям 'Вилли' Диккес являются «тоннельными королями», отвечающими за рытьё тоннелей. Эрик Эшли-Питт, из Королевского флота, придумывает способ скрывать сумки в брюках заключённых и распределять грязь из тоннелей по лагерю под носом у охранников. Ниммо и Хайнес — «диверсанты» — устраивают отвлекающие манёвры. Капитан авиации ВВС Великобритании Сэнди 'Мак' Макдональд занимается сбором разведывательных данных. Денис Кэвендиш отвечает за карты и замеры. Соррен ответственен за безопасность. Подделкой документов занимается капитан авиации ВВС Великобритании Колин Блайт, который становится почти слепым из-за сложной работы при свечах. В день побега Хендли вызывается быть проводником Блайта на пути к спасению, ведь без него никакого побега вообще не получилось бы, и он заслужил свободу.

Заключённые работают над тремя тоннелями одновременно: «Томом», «Диком» и «Гарри». Работа над «Гарри» и «Диком» приостанавливается для того, чтобы больше работы было сделано на «Томе». Шум работы заглушается хоровым пением заключённых во главе с капитаном авиации ВВС Великобритании Кэвендишем.

Капитан ВВС США Вирджил Хильц, «Король карцера», раздражает охранников частыми попытками побегов и непочтительным поведением, из-за чего часто попадает в карцер. Его первая попытка побега вместе со старшим лейтенантом авиации ВВС Великобритании Арчибальдом 'Арчи' Айвсом заканчивается неудачно — их ловят и помещают в карцер.

Пока американские военнопленные празднуют День независимости США, а британцы присоединяются к ним, охранники обнаруживают тоннель «Том». Айвс поддаётся отчаянию. Он направляется к забору с колючей проволокой, который окружает лагерь, и пытается сбежать. Хильц пытается остановить его, но не успевает. Айвса обстреливают из пулемёта, и он погибает, немного не добравшись до вершины забора. Заключённые переключают свои усилия на «Гарри».

Хильц совершает побег и разведывает обстановку вне лагеря, а затем позволяет себя поймать. Информация, которую он добывает, используется, чтобы создать карты, на которых указаны самый близкий город и железнодорожная станция. Последнюю часть тоннеля закончили в ночь побега, но тоннель получился на 6 метров короче, чем требовалось; сбежать смогли 76 человек.

При попытках добраться до нейтральных Швейцарии, Швеции и Испании, почти всех сбежавших военнопленных ловят или убивают. Хендли и Блайт угоняют самолёт, чтобы пролететь над швейцарской границей, но двигатель ломается, и самолёт разбивается при посадке. На место крушения пребывают солдаты. Блайт не видит солдат, так как почти ослеп, поэтому он встаёт, и его убивают. Хендли кричит: «Не стреляйте!», и его захватывают в плен. Кэвендиша, пытавшегося сбежать в грузовике, захватывают на контрольно-пропускном пункте. Другого военнопленного, Хайнеса, замаскировавшегося под немецкого солдата, также захватывают.

Бартлетта на переполненной железнодорожной станции узнаёт агент Гестапо Кун. Другой беглец, Эшли-Питт, жертвует собой, убивая Куна его же оружием, и солдаты тогда стреляют в него и убивают. Бартлетт и Макдональд убегают, но их ловят после того, как, во время посадки на автобус, Макдональд отвечает на английское пожелание удачи агента Гестапо. Хильц угоняет мотоцикл, его преследуют немецкие солдаты. Он пытается перескочить через забор из колючей проволоки (первую линию немецко-швейцарской границы) и оказывается на нейтральной территории. В него стреляют, и он запутывается в колючей проволоке на второй линии (буквально на самой границе — или около нескольких метров от Швейцарии), что позволяет немцам поймать его.

Три грузовика с захваченными военнопленными идут по просёлочной дороге и расходятся в трёх направлениях. Грузовик с Бартлеттом, Макдональдом, Кэвендишем, Хайнесом и другими останавливается в поле, военнопленным позволяют выйти под предлогом отдыха. Немцы расстреливают 50 человек. Хендли и ещё девятерых беглецов возвращают в лагерь. Фон Люгер освобождён от должности командующего лагерем для военнопленных.

Только троим удаётся добраться до безопасного места. Дэнни и Вилли крадут гребную шлюпку и двигаются вниз по реке к Балтийскому побережью, где они садятся на шведский торговый корабль. Седвик крадёт велосипед, а затем скрытно едет в товарном вагоне грузового поезда во Францию, после чего при помощи сил сопротивления перебирается в Испанию. Хильца возвращают в лагерь и ведут в карцер. Лейтенант Гофф, один из американцев, получает бейсбольный мяч и перчатку Хильца и бросает это ему, когда Хильц и его охранники проходят мимо. Охрана запирает его в камере и уходит. Через мгновение до зрителей доносится звук ударяющегося о тюремную стену бейсбольного мяча. Фильм заканчивается этой сценой и заголовком: «Картина посвящается пятидесяти».

В ролях

Актёр	Звание героя (войска, страна)	Имя героя	Прозвище героя (роль в организации побега)
Стив Маккуин	Капитан ВВС США	Вирджил Хильц	«Король карцера»
Джеймс Гарнер	Капитан авиации ВВС Великобритании, награждённый крестом «За лётные боевые заслуги»	Боб Хендли	«Снабженец»
Ричард Аттенборо	Майор авиации ВВС Великобритании, награждённый крестом «За лётные боевые заслуги»	Роджер Бартлетт	«Большой икс»
Джеймс Дональд	Полковник авиации ВВС Великобритании, награждённый орденом «За боевые заслуги» и «Военным крестом»	Рэмси	«Старший британский офицер»
Чарльз Бронсон	Капитан авиации ВВС Великобритании, награждённый крестом «За лётные боевые заслуги»	Дэнни Велински	«Туннельный король»
Дональд Плезенс	Капитан авиации ВВС Великобритании	Колин Блайт	«Подделыватель документов»
Джеймс Кобурн	Старший лейтенант авиации ВВС Австралии	Луис Седвик	«Изготовитель»
Ханнес Мессемер	Полковник Люфтваффе, начальник лагеря	фон Люгер	«Комендант», награждён орденом Pour le Mérite (фр. За заслуги) — орден, бывший высшей военной наградой Пруссии до конца Первой мировой войны. Неофициально назвался «Голубой Макс»
Дэвид Маккаллум	Лейтенант-коммандер ВМС Великобритании	Эрик Эшли-Питт	«Мастер разброса земли»
Гордон Джексон	Капитан авиации ВВС Великобритании	Сэнди 'Мак' Макдональд	«Разведчик»
Джон Лейтон	Капитан авиации ВВС Великобритании	Уильям 'Вилли' Диккес	«Туннельный король»
Энгус Ленни	Старший лейтенант авиации ВВС Великобритании	Арчибальд 'Арчи' Айвс	«Крот»
Найджел Сток	Капитан авиации ВВС Великобритании	Денис Кэвендиш	«Землемер»
Роберт Граф	Немецкий офицер	Вернер	«Хорёк»
Джад Тейлор	Первый лейтенант ВВС США	Гофф
Ханс Рейссер	Агент Гестапо	Кун
Гарри Рибауэр	Обер-фельдфебель Люфтваффе	Стратвих	«Сержант-охранник»
Уильям Расселл	Капитан авиации ВВС Великобритании	Соррен	«Секьюрити»
Роберт Фрайтаг	Капитан Люфтваффе	Позен	«Адъютант»
Ульрих Байгер	Агент Гестапо	Приссен
Джордж Микелл	Оберштурмфюрер CC	Дитрих
Лоуренс Монтейн	Старший лейтенант авиации ВВС Канады	Хайнес	«Диверсант»
Роберт Десмонд	Старший лейтенант авиации ВВС Великобритании	'Грифф' Гриффит	«Портной»
Тил Кайв	Немецкий офицер	Фрик	«Хорёк»
Хайнц Уайсс	Немецкий офицер	Крамер	«Хорёк»
Том Адамс	Капитан авиации ВВС Великобритании	'Дай' Ниммо	«Диверсант»
Карл-Отто Альберти	Оберштурмфюрер СС	Штейнах

Создатели фильма

Имя	Роль
Джон Стёрджес	Режиссёр, продюсер
Джеймс Клавелл	Сценарист, продюсер
Пол Брикхилл	Автор романа
Уильям Бёрнет	Сценарист
Дэниел Л. Фэпп	Оператор
Элмер Бернстайн	Композитор
Феррис Вебстер	Монтажёр
Фернандо Каррере	Главный художник
Берт Хенриксон	Художник по костюмам
Эмиль Лавин	Грим
Джек Н. Реддиш	Первый ассистент режиссёра
Бад Экинс	Постановщик трюков
Курт Рипбергер	Декоратор
Джей Себринг	Причёски для Стива МакКуина и Джеймса Гарнера
Аллен К. Вуд	Начальник производственного процесса
Фрэнк Эгнон	Реквизит
Уэйн Фьюри	Монтаж звука
Пол Поллард	Спецэффекты
Дон Томлинсон	Ассистент монтажёра
Ричард Каррут	Монтаж музыки
Джон Франко	Начальник сценарного отдела

Производство

Книга и её автор

Пол Честер Джером Брикхилл умер 23 апреля 1991 года. Он был австралийским писателем, по книгам которого о Второй мировой войне были сняты популярные фильмы (кроме «Большого побега», это «Разрушители плотин» и «Достичь небес»). Он родился в Мельбурне, штат Виктория, и учился в средней школе для мальчиков в Северном Сиднее. После чего Брикхилл работал журналистом.

Во время войны он присоединился к ВВС Австралии. В Канаде и Великобритании он повысил свою квалификацию до лётчика-истребителя, после чего попал в эскадрилью № 92 ВВС Великобритании на истребитель Supermarine Spitfire. В 1943 году Брикхилл был подбит над Тунисом и стал военнопленным. Он был заключён в лагерь для военнопленных Luft III, где был вовлечён в работу по подготовке Большого побега. Но непосредственно в побеге он участия не принимал, так как страдал клаустрофобией.

В 1950 году он написал книгу «Большой побег», где в подробностях описал реальную историю побега. Введение для книги было написано Джорджем Хэршем, одним из американских военнопленных. Книга охватывает планирование, исполнение и последствия тех событий, которые в будущем стали известны как Большой побег. Упоминаются в романе и другие попытки побегов (например, «Деревянная лошадь»), а также расстрел пятидесяти военнопленных по прямому указанию Гитлера.

Большая часть книги сосредоточена на майоре авиации ВВС Великобритании Роджере Бушелле, также известном, как Большой икс, включая его поимку, ранние попытки побегов и планирование Большого побега. Брикхилл описал всех главных участников и их деятельность. Среди них Тим Уоленн — подделыватель документов; Аль Хаке — изготовитель компасов; Дес Планкетт, который чертил карты и изготовил мимеограф для производства карт; и Томми Гуест, который управлял командой портных. Одним из беглецов был майор Джон Доддж, который имел личный контакт с Уинстоном Черчиллем. Немецкие офицеры и охранники (заключённые называли их болванами) включали в себя команды «хорьков», которые постоянно выискивали под хижинами признаки рытья туннелей. За «хорьками» следила группа осведомителей, созданная военнопленными. Пол Брикхилл был руководителем бригады осведомителей, которая охраняла подделывателей документов.

В итоге 76 человек убежали, из которых 73 были пойманы и 50 из них расстреляны Гестапо. Четверо, из оставшихся 23 человек, позже бежали через туннель из Заксенхаузена, но были пойманы и прикованы цепями в одиночных камерах. Одного из них, майора Джона Додджа, освободили, чтобы обеспечить перемирие. После побега, согласно Брикхиллу, 5 миллионов немцев искали сбежавших военнопленных в течение всего рабочего дня на протяжении многих недель.

Адаптация

В самом начале фильма зрителю сообщается следующее: «В основе этого фильма лежат реальные факты. Хотя некоторые персонажи вобрали в себя черты многих людей, время и место несколько обобщены, сам побег показан именно так, как он происходил на самом деле, вплоть до малейших деталей».

Сюжет книги Пола Брикхилла The Grate Escape был адаптирован для кино Джеймсом Клавеллом, Уильямом Бёрнетом и Уолтером Ньюманом. Сценаристы увеличили важность ролей американских военнопленных, поскольку в реальности их роли были незначительны, и побег был по большей части организован британцами. На самом деле американцы помогли построить тоннели и работали над ранними планами побега, но были отделены от европейцев прежде, чем тоннели были закончены. Были сняты некоторые вымышленные сцены, которые добавляли драматизма и динамичности: например, сцены с мотоциклом, включённые в фильм по предложению Маккуина, самолично выполнившего все трюки, за исключением последнего самого сложного прыжка. Также в действительности приготовления к побегу вели сразу 600 человек (а не 250, как в фильме), которые работали более года. Причём реальный побег был совершён ночью 24 марта 1944 года, и земля была заснежена. А ближайшим от лагеря немецким городом, названным в фильме Нойштадтом, в действительности был польский город Жагань.

Бывшие военнопленные попросили, чтобы создатели фильма исключили детали о помощи, которую военнопленные получали из их родных стран. Такую помощь как карты, документы и инструменты, спрятанные в подарочных пакетах. Эта просьба была сделана для того, чтобы не раскрывать всех секретов побега. Кинематографисты согласились.

Подбор актёров

Вирджил Хильц Стива Маккуина «остаётся одним из наиболее стойких героев фильма, его „король карцера“ стал олицетворением невозмутимости и хладнокровия». Критик Леонард Малтин написал, что «актёрский состав превосходен, но безусловный победитель — Маккуин; легко понять, почему этот фильм вознёс Маккуина до статуса суперзвезды».

Герой Стива Маккуина был основан на нескольких реальных прототипах, включая майора Дэйва Джонса, который был командиром самолёта во время Рейда Дулиттла. Так же эта роль основывалась на образе полковника Джерри Сэджа, который был агентом Управления стратегических служб США в североафриканской пустыне, где и был захвачен в плен. Полковник Сэдж успел надеть костюм пилота, иначе он бы был казнён как шпион. Другим вдохновителем этой роли был Эрик Фостер, который 7 раз совершал побеги из немецких лагерей.

Ричард Аттенборо сыграл майора авиации Роджера Бартлетта (Большой Икс), героя, основанного на образе Роджера Бушелле — британского военнопленного, родившегося в ЮАР и являвшегося тайным лидером настоящего Большого Побега. Аттенборо, так же, как и его герой, был пилотом ВВС Великобритании во время Второй мировой войны.

Капитана авиации Колина Блайта, основанного на Тиме Уоллене, сыграл Дональд Плезенс. Плезенс сам служил в ВВС Великобритании во время Второй мировой войны. Он был ранен и провёл год в немецком лагере для военнопленных Luft I. Создатели сначала не знали, что Плезенс находился в лагере. Поэтому, когда актёр дал совет режиссёру, тот попросил его держать своё мнение при себе, но, узнав позже о его прошлом, сам попросил совета. Так же герой Плезенса частично базировался на родившемся в Лондоне Джоне Кордвелле, позже ставшем чикагским архитектором и владельцем «Red Lion Pub».

Джеймс Гарнер воевал во время Корейской войны и был дважды ранен. В то время он был «снабженцем», как и его герой капитан авиации Хендли. Ханнес Мессемер сыграл начальника лагеря для военнопленных Luft III полковника Люфтваффе фон Люгера — героя, основанного на полковнике Фридрихе Вильгельме фон Линдейнере-Вилдау. Мессемер также во время войны побывал в лагере для военнопленных, но в Советском. Ещё два немецких актёра Тиль Кайв и Ганс Рейзер были военнопленными американцев.

Старший лейтенант авиации Арчибальд Айвс (Крот), сыгранный Энгусом Ленни, основан на Джимми Кидделе, который был застрелен, пытаясь перелезть через забор. Голландский пилот Брэм ван дер Сток был вырезан из фильма, хотя изначально он был одним из трёх самых удачливых беглецов. Его заменили на Седвика, которого сыграл Джеймс Кобурн. Чарльз Бронсон, как и его герой Дэнни Велински, страдал от клаустрофобии — этот недуг развился у него в результате его работы на угольных шахтах. Герой Гордона Джексона Макдональд основан на Джордже Хэрше, очень хорошем друге Уолли Флуди (настоящий «Туннельный король», который почти год был консультантом Джона Стёрджеса на съёмочной площадке).

Места съёмок и декорации

Фильм полностью снимали в Европе. Специально для съёмок близ Мюнхена была построена предельно точная копия лагеря Luft III. Сцены, действие которых проходило вне пределов лагеря, снимались в бассейне реки Рейн и на побережье Северного моря. Эпизод, в котором Хильц перепрыгивает ограждение на мотоцикле, сняли на лугах близ Фюссена в Баварии (на австрийской границе) и в Альпах. Колючая проволока, в которую врезается Хильц, была фактически просто резиной. Изготавливалась поддельная колючая проволока следующим образом: почти все участники съёмок взяли тонкие резиновые полоски и завязали их узлом вокруг других более длинных кусков резины, а потом натянули через съёмочную площадку. Трюки на мотоцикле выполнял сам Маккуин, кроме одного: прыжок на мотоцикле через ограждение высотой более двух метров выполнил друг Маккуина Бад Экинс. Мотоцикл являлся косметически изменённым «Triumph TR6 Trophy» — эти британские мотоциклы не существовали во время Второй мировой войны..

Все эпизоды фильма, происходящие в помещении, снимались на студии Bavaria Film в Мюнхене. Производственные мощности Баварской студии не позволили снять сцену перестрелки в лесу: студийная открытая площадка оказалась слишком маленькой. Поэтому съёмочная группа получила разрешение немецкого правительства на стрельбу в национальном лесу, который примыкал к студии. После окончания съёмок в лесу создатели фильма посадили около 2000 маленьких сосен, взамен тех, которые были повреждены в ходе стрельбы.

Для сцен с поездом, у железной дороги был арендован локомотив, а также были куплены два забракованных вагона, которые были модифицированы специально для съёмок. Все сцены были сняты на единственной железной дороге между Мюнхеном и Гамбургом, и представитель железной дороги консультировал съёмочную команду и предупреждал, когда нужно было отходить в сторону, дабы не мешать прибывающим поездам.

В фильме вход в тоннель «Том» находится под печью, а в тоннель «Гарри» — в водосборнике в умывальне. В действительности вход в тоннель «Дик» был в водосборнике, «Гарри» находился под печью, а «Том» был в затемнённом углу рядом с дымоходом печи. Большинство самолётов на аэродроме на самом деле являются американскими самолётами «North American T-6 Texan», на которые краской была нанесена фашистская символика. Но тот, которым непосредственно управляют, является настоящим немецким самолётом «Bucker Bu 181 Bestmann».

Реакция на фильм

«Большой побег» не снискал всеобщего признания, пока не прошло много лет после его выпуска. Его аудитория расширилась, побуждая историков кинематографа повторно оценить его качества.

«Большой побег» Джона Стёрджеса мог легко стать самым недооценённым фильмом жанра в своё десятилетие. Кажется очень странным, когда так говорят о фильме, который является одним из самых популярных приключенческих фильмов о Второй мировой войне из всех, когда-либо сделанных.

Оригинальный текст (англ.)  

John Sturges' The Great Escape could easily be the most under-appreciated movie of its genre and decade, which may seem a strange thing to say about a movie that is one of the most popular World War II adventure films ever made.

— [www.allmovie.com/work/the-great-escape-20652/review Рецензия на AllMovie]

В 1963 году критик «The New York Times» Босли Кроутер написал: «Большой побег вымучивает свою мучительную историю с довольно поверхностным взглядом и без реального смысла человеческой причастности. Это — сугубо механическое приключение с вымышленными людьми». Британский кинокритик Лесли Халливелл описал фильм как «довольно хорошее, но слишком долгое приключение военнопленных с трагическим окончанием». В журнале Time 1963 года: «Использование цветной съёмки было совсем не нужно, но в остальном в этом фильме всё сделано правильно: точный подбор актёров, стремительный сценарий и подлинная немецкая окружающая обстановка. Режиссёр Джон Стёрджес создал классический фильм действия. Нет никакого поучения, никакого исследования души, никакого секса. Большой побег — просто большое бегство от действительности».

Из правдивой истории Пола Брикхилла о выдающемся массовом побеге союзнических военнопленных во время Второй мировой войны режиссёр Джон Стёрджес вылепил картину, которая развлекает, очаровывает, вызывает трепет и глубоко волнует.

Оригинальный текст (англ.)  

From Paul Brickhill's true story of a remarkable mass breakout by Allied POWs during World War II, producer-director John Sturges has fashioned a motion picture that entertains, captivates, thrills and stirs.

— [www.variety.com/review/VE1117791342.html?categoryid=31&cs=1 Рецензия на Variety]

Фильм регулярно показывали по британскому телевидению, особенно во время Рождества. В 2006 году в Великобритании прошло голосование, целью которого было выяснить, какой фильм зрители больше всего хотели бы увидеть на Рождество. «Большой побег» занял третье место, а среди мужского населения и вовсе занял первую строчку.

В 2009 году семеро бывших военнопленных прибыли к лагерю Luft III, чтобы отметить 65 годовщину спасения, и посмотрели фильм. Согласно мнению ветеранов, жизнь в лагере, изображённая в фильме — подлинна; например, сцена, в которой убивают заключённого, пытавшегося перелезть через ограждение, а также сцены, в которых заключённые роют тоннели — всё это, по мнению ветеранов, почти полностью соответствует реальным событиям. Однако один ветеран раскритиковал Маккуина за «гламуризацию».

В 2002 году Квентин Тарантино перечислил 12 лучших фильмов по его мнению. В этот список попал и «Большой побег». В данный момент «Большой побег» занимает 109 место в списке «250 лучших фильмов по версии IMDb».

Этот фильм столь же высушен, сколь вид Маккуина в тяжёлый день, но на смесь саспенса, юмора и старомодного безрассудства, переданного актёрской командой мечты, настолько приятно смотреть, что ругать фильм может лишь мужлан.

Оригинальный текст (англ.)  

It's as blow-dried as McQueen looks even on a bad day, but The Great Escape's mix of suspense, humor, and old-fashioned derring-do pitched by a dream-team cast is so enjoyable that only a lout would complain about it.

— [www.dvdjournal.com/quickreviews/g/greatescape_se.q.shtml Рецензия на dvdjournal.com]

Награды и номинации

Мировая премьера фильма состоялась в июле 1963 года на Московском международном кинофестивале, где фильм участвовал в конкурсе на главный приз, а Стив Маккуин получил серебряную премию за лучшую мужскую роль. 4 июля 1963 года картина стартовала в США в прокате. В США фильм номинировался на Оскара за лучший монтаж, но статуэтку не получил, уступив её фильму «Как был завоёван Запад». Также номинировался на Золотой Глобус как лучший драматический фильм, но приз опять ускользнул от него. На этот раз лучше оказался фильм «Кардинал».

В массовой культуре

Ссылки на сцены и мотивы из фильма, а также на саундтрек Элмера Бернстайна, появились в других фильмах, телесериале, видеоиграх, рекламе, а также существует рингтон для мобильных телефонов. Ссылки на эту картину содержат следующие фильмы: «Летающий цирк Монти Пайтона», «Сверхъестественное», «Симпсоны», «Сайнфелд», «Напряги извилины», «Красный карлик», «Побег из курятника», «Бешеные псы», «Ловушка для родителей», «Совершенно секретно!», «Ангелы Чарли». Мелодия из саундтрека была также выбрана футбольными фанатами Англии.

Фильм «Мотылёк» также немало связывает с «Большим побегом». Картина «Мотылёк» стала для Стива Маккуина уже второй тюремной драмой, в которой он сыграл героя-беглеца. На ту же тематику в 1979 году был снят фильм «Побег из Алькатраса» с Клинтом Иствудом в главной роли. А, пожалуй, самым знаменитым фильмом про побег из заключения является «Побег из Шоушенка», снятый по повести Стивена Кинга «Рита Хейворт и спасение из Шоушенка». Про события, описываемые в фильме, также было снято несколько документальных фильмов: «A Man Called Jones: The Real Virgil Hilts» (2002), «The Great Escape: Heroes Underground» и «Great Escape: The Untold Story» (2001).

В 1988 году был снят сиквел «Великого побега» — телевизионный фильм «Великий побег II: Нерассказанная история». В главной роли сыграл Кристофер Рив, а Дональд Плезенс сыграл злодея из СС. Картина продолжает историю, рассказанную в первом фильме. После окончания войны главный герой возвращается в Германию, на то место, где был раньше концлагерь, а затем вместе с бывшими заключёнными этого концлагеря, которым удалось выжить, он организует и осуществляет страшный план мести своим палачам, которых они находят по всему свету и уничтожают.

По мотивам фильма разработаны две компьютерные игры, носящие одинаковое название The Great Escape. Первая из них вышла в 1986 году, вторая — в 2003 году.

Релизы на DVD

Дата	Издание	Издатель	Звуковые дорожки	Субтитры	Дополнительно
31 марта 1998	1 диск	MGM	Английская, французская	Английские, французские, испанские	24-минутный документальный фильм о съёмках; интересные факты и производственные комментарии; оригинальный театральный трейлер
1 октября 1999	1 диск	TBC	Английская	Английские	Отсутствуют
1 февраля 2000	1 диск	MGM	Английская	Английские	24-минутный документальный фильм о съёмках; американский театральный трейлер; 8-страничный буклет, содержащий эксклюзивные закулисные фотографии, интересные факты и записки производства; интерактивное меню; поиск по главам
20 мая 2002	специальное издание	MGM	Английская	Английские, венгерские, турецкие	Аудиокомментарии создателей фильма; три документальных фильма и дополнительные интервью к ним; театральный трейлер; фото галерея; интересные факты; коллекционный буклет
20 мая 2002	издание «Мировой кубок»	MGM	Английская	Английские, португальские, венгерские	Видеоролик UMBRO.com о мировом кубке по футболу; документальный фильм «A Man Called Jones: The Real Virgil Hilts»; видео «Герои под землёй»; документальный фильм «Great Escape: The Untold Story» и дополнительные интервью к нему; театральный трейлер; фотогалерея; ссылка на сайт Umbro; интересные факты со съёмочной площадки. В коробке содержится: георгиевский крест и коллекционный буклет
18 мая 2004	специальное коллекционное 2-хдисковое издание	MGM	Английская, французская, испанская	Английские, французские, испанские	Аудиокомментарии режиссёра Джона Стёрджеса, а также других участников съёмочного процесса; интересные подробности со съёмок; документальные фильмы «A Man Called Jones: The Real Virgil Hilts» и «Great Escape: The Untold Story»; пять дополнительных видеоматериалов; фотогалерея; оригинальный театральный трейлер
22 мая 2006	ограниченное издание	MGM	Английская	Английские, хорватские, финские, венгерские	В коробке с диском также содержится георгиевский крест, шесть временных татуировок и коллекционный буклет. Дополнительные материалы: аудиокомментарии актёров и съёмочной группы; документальные фильмы «A Man Called Jones: The Real Virgil Hilts» и «Great Escape: The Untold Story»; дополнительные интервью; театральный трейлер; фотогалерея; интересные факты
5 марта 2007	полное 2-х дисковое издание	MGM	Английская	Английские	Отсутствуют

Также фильм был включён в несколько сборников:

• Anthology of War on Film Collection (20 дисков, 12 мая 2009, MGM) — также на этом релизе содержались следующие фильмы: «Битва за Англию», «Мост слишком далеко», «Самый длинный день», «Паттон», «Взвод», «Канонёрка», «Тора! Тора! Тора!», «Вертикальный взлёт», «Поезд фон Райена»; все фильмы содержали английскую, испанскую и французскую звуковые дорожки, а также английские и английские субтитры.
• UA Super Deluxe Gift Set (110 дисков, 11 декабря 2007, MGM)
• United Artists 90th Anniversary Prestige Collection (46 дисков, 11 декабря 2007, MGM)
• United Artists Cinema Greats Collection, Vol. 2 (4 диска, 23 октября 2007, MGM) — кроме «Большого побега», на диске содержатся «Рокки», «Афера Томаса Крауна» и «Вестсайдская история». Все фильмы имеют английские, французские, испанские звуковые дорожки и субтитры.
• War Giftset (4 диска, 22 мая 2007, MGM) — включает также такие фильмы как «Битва за Англию», «Мост слишком далеко», «Идти тихо, идти глубоко». Во всех фильмах имеются английские и французские звуковые дорожки, а также немецкая звуковая дорожка и испанские субтитры.

В России

• В июле 2002 года компания «DVD Магия» выпустила фильм на DVD под названием «Великий побег» с русской и английской звуковыми дорожками, а также с русскими субтитрами. В русской озвучке существуют неточности перевода. Так, героя Джеймса Дональда в переводе называют капитаном, хотя на самом деле он полковник авиации. Очевидно, что данная ошибка произошла из-за того, что в оригинале звание Рэмси звучит как Group Captain — видимо, поэтому его иногда называют командиром группы (справедливости ради нужно сказать, что он действительно является старшим в группе, но всё-таки Group Captain — это его звание). Также звание, которое на самом деле звучит как старший лейтенант авиации, переведено как офицер-лётчик. Иногда майора авиации Роджера Бартлетта почему-то называют капитаном авиации.
• 18 июня 2009 года фильм на DVD выходит уже от компании «Двадцатый век Фокс СНГ». Издание мало чем отличается от предыдущего.

См. также

• Советские военнопленные во время Великой Отечественной войны
• Концентрационный лагерь
• Плен

Примечания

Библиография

• Бёрджесс, Алан. The Longest Tunnel: True Story Of World War II’s Great Escape / Алан Бёрджесс. — US Naval Institute Press, 2004. — 289 с. — ISBN 1-59114-097-8
• Брикхилл, Пол. The Great Escape / Пол Брикхилл. — W. W. Norton & Company, 2004. — 304 с. — ISBN 0-393-32579-2
• Йоргенсен, Джон. Contemporary Authors, New Revision Series, Vol. 69. Brickhill, Paul Chester Jerome (1916—1991) / Джон Йоргенсен. — Gale, 1998. — С. 68-69. — ISBN 0-7876-2038-6
• Мюллер, Йенс. Tre kom tilbake (Three returned) / Йенс Мюллер. — Gyldendal 1946.
• Смит, Сидней. Wings Day / Сидней Смит. — Pan Books, 1968. — 285 с. — ISBN 0-330-02494-9
• Хенер, Барбара. The Tunnel King, The True Story of Wally Floody and the Great Escape / Барбара Хенер. — Harper Trophy Canada, 2004. — 160 с. — ISBN 0-00-639477-9

Ссылки

• The Great Escape (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v20652 The Great Escape] (англ.) на сайте allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/great_escape/ The Great Escape] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
• [www.historyinfilm.com/escape/real10.htm На сайте «History in Film»]  (англ.)
• [video.google.com/videoplay?docid=8844857220560459276&q=%22James+Garner%22+%22Charlie+Rose%22&total=4&start=0&num=10&so=0&type=search&plindex=0# Видеоинтервью Джеймса Гарнера на шоу Чарли Роуза] (недоступная ссылка с 09-09-2013 (3879 дней) — история, копия)  (англ.)
• [www.walter-riml.at/4.html Фотографии со съёмочной площадки]  (англ.)
• [www.thegreatescapelocations.com/ The Great Escape Locations Site]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Большой побег

– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее: