Больё, Иоганн Петер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Петер Больё
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иоганн Петер Больё (нем. Johann Peter Freiherr Beaulieu de Marconnay), также Жан-Пьер де Больё (фр. Jean-Pierre de Beaulieu; 26 октября 1725, Латюи, герцогство Брабант — 22 декабря 1819, Линц, Австро-Венгрия) — австрийский генерал бельгийского происхождения, участник многих войн XVIII века.





Биография

Происходил из старинной нидерландской фамилии. В 1743 году поступил на службу. Начал службу в полку герцога Лотарингского и в течение 14 лет дослужился до капитанского чина. В 1757 году был взят в адъютанты к маршалу Дауну и за отличие произведен в майоры.

В ходе Семилетней войны он много раз отличался умелым и храбрым вождением колонн в боях при Коллине, Бреславле, Лейтене и Гохкирке, Гере и Максене, при штурме Швейдница и деблокаде Ольмюца. в 1760 году получил чин подполковника генерального щтаба. В 1768 году Больё был произведен в полковники.

С началом восстания в 1789 году в Нидерландах Больё был назначен генерал-квартирмейстером войск, собранных в Люксембурге и значительно способствовал успеху в сражениях против инсургентов при Тирлемоне, Лувене, Ремоне и на реке Маас. а при Насоне он одержал победу над превосходящими силами неприятеля. В 1790 году он получил чин генерал-майора, а в конце того же года произведен в фельдмаршал-лейтенанты.

Ко времени начала революционных войн Больё командовал дивизией. он был в Монсе, когда Франция объявила войну (23 апреля 1792 года). Прибыв к своей дивизии, стоявшей тогда на границе и состоявшей только из 2000 человек пехоты и 1500 человек кавалерии, он был атакован 29 апреля при Жемаппе генералом Бироном, у которого было более 12 000 человек. Больё упорно оборонялся, а на следующий день, несмотря на слабость своих сил, сам напал на беспечных французов, обратил их в бегство, захватил 5 орудий и гнал их до самого Валансьенна.

Поступил потом под начальство герцога Альберта Саксен-Тешенского. Больё с успехом прикрывал нидерландские границы, но когда пруссаки отступили из Шампани, Дюмурье обратил свои главные силы против Нидерландов и 5 августа разбил австрийцев при Жемаппе. Больё командовал в этом сражении левым флангом и должен был прикрывать отступление. После занятия австрийцами позиции за Эрфтом, Больё, угрожаемый с фронта и фланга, превосходящими силами генерала Валанса, отступил к Арлону, где соединился с князем Гогенлоэ.

В 1793 году ему было поручено прикрывать левый фланг Нидерландской армии и сохранять сообщение с дивизий князя Гогенлоэ, расположенной близ Трира. Ошибочные действия северной французской армии под командованием Дюмурье, облегчили исполнение трудного поручения, возложенного на Больё. При поспешном отступлении этой армии он направился на Намюр, как на опорную точку её левого крыла, а в августе присоединился к принцу Кобургскому и был назначен для прикрытия реки Марки. Здесь Больё, командуя небольшим отрядом, оказывал важную услугу союзникам. После разбития герцога Йоркского при Гондшооте и Дюнкерке, а принца Оранского при Бервике и Менене, Гушар, командовавший французскими войсками, отрядил дивизию Гедувилля на Куртре, чтобы опрокинуть отряд Больё, состоявший из 8000 человек. Если бы предприятие французов удалось бы, герцог Йоркский, шедший к Менену, не избежал бы гибели, а его поражение повлекло бы за собой потерю всей Западной фландрии и отступление принца Кобургского, прикрывавшего пространство между Маасом и Шельдой с 40 000 войск. Больё разбил при Куртрэ дивизию генерала Гедувиля, гнал его до Менена, занял этот город и тем обеспечил сообщение герцога Йорского и принца Оранского.

В конце 1793 года и в начале 1794 года Больё действовал около Динана и Арлона, стараясь восстановить сообщение с Люксембургом. Оперировал против Журдана. Французы отрядили в апреле против Больё 20 000 человек. Он отступил от Арлона, но узнав недели через две, что противник стоит в беспечности, атаковал их сам и опрокинул французов, прогнал их от Арлона с большим уроном и захватил 6 орудий. В мае ему было поручено угрожать правому флангу Арденской армии. Больё причинил большой вред дивизии, действовавшей на этом фланге, отступая шаг за шагом до Намюра и со славой участвовал в деле не реке Самбре и в битве при Флерюсе.

В походе 1795 года был генерал-квартирмейстером Рейнской армии, под командованием Клерфе.

4 марта 1796 года произведен в фельдцейхмейстеры и, уже в преклонном возрасте, Больё был назначен главнокомандующим союзными австро-сардинскими войсками в Италии. Прибыв к войскам Больё тотчас же начал наступательные действия и двинулся левым флангом к Генуе. Но Бонапарт устремил главные силы против центра австрийцев, и прорвал его, разбив в апреле генерала Аржанто при Монтенотте. Тогда Больё был вынужден отказаться от своего намерения и двинулся к Акви, чтобы присоединить к себе центр. Но соединение это произошло уже после сражение при Дего, где войска французов разбили по отдельности Аржанто и Вукасовича, отправленного вперед для укрепления центра. Между тем Бонапарт двинулся против Сардинских войск. Устрашенный Туринский двор предложил французам мир и в ожидании ответа из Парижа заключил перемирие. Больё в связи с этим потерявший 20 000 союзных войск и ослабленный предыдущими поражениями, отступил за реку По. Он планировал защищать линию Тессина, но Бонапарт переправившись 7 мая у Пьяченцы через По, обошёл таким образом позицию австрийцев. Не успев препятствовать переправе французов, Больё отступил за реку Адду. Оборона моста при Лоди не остановила Бонапарта. Австрийцы отступили за Минчио и заняли позицию, прикрытую с правого фланга крепостью Пескара, а с левого Мантуей. 30 мая французы ложным движением на Пескару заставили австрийцев ослабить центр, напротив Боргетто и переправились через Минчио в этом пункте. Больё ещё хотел держаться на высотах Виллафранки и Валежио, но узнав, что дивизия Ожеро двинулась на Пескару, поспешно отступил за Адиж, боясь быть отрезанным от Тироля. Левый фланг его был отброшен к Мантуе. Этим закончилось военное поприще Больё. Он привел свои войска в Тироль, где сдал командование Вурмзеру и удалился в своё поместье близ Линца.

Напишите отзыв о статье "Больё, Иоганн Петер"

Примечания

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Больё, Иоганн Петер

– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.