Бомбардировка Задара

Бомбардировка Задара (итал. Zara) во время Второй мировой войны силами Антигитлеровской коалиции продолжалась с ноября 1943 года по октябрь 1944 года. Другие города в Италии также подвергались бомбардировкам, но Задар стоит здесь особняком из-за большого количества подобных атак и жертв. Данные по бомбардировкам Задара разнятся. Союзники задокументировали 30 рейдов бомбардировщиков, в то время как по современным итальянским данным их было 54. Количество жертв также называют разное: от 1000 до более 4000 человек (при тогдашнем населении города в 20 000 жителей)

В результате бомбардировок около 60 % городских строений было разрушено. Задар зачастую называют «Дрезденом Адриатики» из-за предполагаемых сходств с бомбардировкой этого города. В обоих случаях атаке подверглись города с богатым историческим и культурным наследием, но не имевшие военное или стратегическое значение.

Бомбардировка

Союзники начали бомбардировку Задара (Зары) из-за сообщений партизан Тито о немецком присутствии в городе, которое было преувеличено. Первая крупная воздушная атака союзников на Задар был проведена 2 ноября 1943 года 12-й воздушной армией США, в ходе которой среди прочих был уничтожен детский дом. Тяжёлые атаки последовали 28 ноября (были убиты 200 человек), 16 декабря и 30 декабря. Эти первые атаки вызвали многочисленные жертвы среди гражданского населения, но город продолжал функционировать, несмотря на нанесённый урон. В бомбардировках участвовали 50 американских North American B-25 Mitchell, сбросивших 90 тонн бомб.

Кроме этих основных атак, город бомбили в меньшей степени и в другие дни. Ковровые бомбардировки полностью уничтожили блоки жилых домов. Центру города был нанесён тяжелый удар, особенно району вокруг Форума и улицы Калеларга, где не осталось ни одного целого здания. Как и в других подобных случаях, здания разрушались не от первоначальных взрывов, а в результате пожаров, вызванных этими взрывами.

Воздушные атаки, которые почти полностью разрушили Задар, следовали с января по март 1944 года. Однако число жертв было гораздо меньше чем ранее, потому что население города бежало в менее повреждённые предместья (Арбанаси и Станови), а также на острова у Задара. Считается, что весной 1944 года в Задаре находилось не более 4000 гражданских лиц. Даже несмотря на то, что промышленные предприятия и пристани были разрушены, бомбардировки продолжались в течение 1944 года. Немцы же были вынуждены организовать порт в Затоне, расположенном у Нина и Ражанаца.

К лету центр Задара практически перестал существовать. Большинство домов было полностью разрушено, а их руины сокрыли улицы. Город был пуст. Период с июня до начала октября не был отмечен крупными воздушными атаками, которые возобновились в середине октября. Тяжелейшие из них выпали на 25-е и 30-е числа этого месяца, пострадали районы Арбанаси, Бродарица, Язина и набережная Рива-Нова.

Последние бомбардировки Задара происходили 31 октября 1944 года, в тот же день Народно-освободительная армия Югославии вошли в Задар. Некоторое количество партизан случайно погибло в результате этой воздушной атаки.

Разрушения и жертвы

Огромная часть центра города была разрушена, в том числе весь район Рива-Нова с его 12 австро-венгерскими дворцами, почтовым отделением, жилыми кварталами вокруг Форума, Калеларга, школа возле церкви Святого Хрисогона, церкви Святой Марии и баптистерий в соборе Святой Анастасии. Из них восстановлены были только церкви. Многие здания, которые были сожжены, были не воссозданы, а разрушены, а их материалы использовались в восстановлении береговой линии и дорог. Так, театр Джузеппе Верди, который был только слегка повреждён в ходе бомбардировок, в итоге был разграблен и уничтожен. Военные и послевоенные разрушения коснулись в основном западной части полуострова, где располагались правительственные учреждения и пристани.

Помимо разрушений, вызванных действиями союзников, город пострадал также от немцев, заминировавших Рива-Нову перед своим оставлением Задара. Это замедлило послевоенное восстановление города, а также приводило к дополнительным жертвам. После окончания войны наблюдалось значительное изменение численности и национального состава населения Задара, процент хорватов в нём резко вырос.

После войны вопрос о количестве жертв бомбардировок Задара приобрёл политическую окраску, особенно среди итальянцев, покинувших этот город. Они называли цифру в 3000—4000 погибших, а всё произошедшее — актом геноцида по отношению к ним. Большинство же источников указывает цифру в 1000 человек, так как большая часть населения покинула город после первых бомбардировок осенью и зимой 1943 года.

Ссылки

• [www.zadaretro.info/bombardiranje/bespuca/bespuca.htm Bombardiranje. Povijesna bespuća.]
• [xoomer.virgilio.it/histria/citta/zara/sestiere.htm Zara. Un sestiere veneziano.]

Хорватия   Вторая мировая война

Отрывок, характеризующий Бомбардировка Задара

– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.