Бомбардировка Мангейма

Бомбардировка Мангейма — воздушный налёт на немецкий город Мангейм совершенный в ночь с 16 на 17 декабря 1940 года бомбардировщиками Бомбардировочного командования RAF. Налёт проводился вследствие решения Военного кабинета о нанесении массированного удара по центру какого-либо немецкого города в качестве ответной акции за варварские бомбёжки британских городов. Налет стал первым налётом Бомбардировочного командования с начала войны целью которого стали объекты не имеющие военного или промышленного назначения, а также самым широкомасштабным из всех британских рейдов в войне до того момента.

История

В качестве цели карательного рейда Бомбардировочное командование избрало Мангейм, подготовив к операции 200 бомбардировщиков. Угроза ухудшения погоды привела к сокращению формирования до 134 двухмоторных машин: 61 «Веллингтонов», 35 «Уитли», 29 «Хэмпденов» и 9 «Бленхеймов». Но даже и в таком составе это было самое крупное до сих пор британское соединение, отправленное на задание против одиночной цели.

Атаку начали восемь «Веллингтонов». Они применили зажигательные бомбы с намерением вызвать пожары, которые послужили в качестве ориентира последовавшим за лидерами экипажам.

Небо над целью было по большей части чистым, к тому же светила полная луна, а ПВО Мангейма не отличалась особой силой, тем не менее лидирующие «Веллингтоны» отбомбились неточно. Последующий анализ позволил заключить, что примерно от 82 до 102 самолетов последующих самолетов смогли сбросили бомбы на Мангейм. Самые сильные пожары разгорелись не в центре города. Большинство бомб упало на жилые кварталы, что привело к разрушению или повреждению 240 зданий от зажигательных боеприпасов и 236 — от фугасных. Количество пострадавших граждан Германии составило 34 погибших и 81 раненый, еще 1266 лишились крова. Из всех подвергшихся бомбардировке районов 223 бомбы пришлось на городок Людвигсхафен на противоположной стороне Рейна.

В ходе налета Бомбардировочное командование потеряло 2 « Хэмпдена» и 1 «Бленхейм», еще четыре машины, потерпели аварию в Англии на обратном пути. Налёт был признан неудачным.

Отрывок, характеризующий Бомбардировка Мангейма

– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.