Бомбардировка Папеэте
| Бомбардировка Папеэте | |||
| Основной конфликт: Первая мировая война | |||
 Башня главного калибра броненосного крейсера «Шарнхорст». | |||
| Дата |
22 сентября 1914 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа Германии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Бомбардировка Папеэте (22 сентября 1914) — эпизод боевых действий Тихоокеанского театра Первой мировой войны.
Предыстория
После начала Первой мировой войны Германская Восточно-Азиатская крейсерская эскадра двинулась на восток через Тихий океан. Во время долгого плавания германские корабли старались наносить ущерб странам-противникам. Например, 7 сентября «Нюрнберг» появился на островах Фаннинга, уничтожил здесь английскую телеграфную станцию, перерезал трансокеанский кабель и скрылся.
В ночь с 13 на 14 сентября броненосные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» подошли к Апиа, за две недели до этого оккупированному новозеландскими войсками, но не обнаружили там противника. Тогда фон Шпее решил изменить свой маршрут и навестить французские Острова Общества, чтобы дать хоть один выстрел по врагу по пути к Америке.
Чтобы обмануть береговых наблюдателей, крейсера, отходя от Самоа, взяли курс на северо-запад, и перехваченная радиограмма из Апиа подтвердила, что уловка удалась. Описав в море большую петлю, крейсера направились на восток и 21 сентября подошли к острову Бора-Бора. Подняв французский флаг, немцы выдали себя за французов и закупили там свежую провизию.
Ход событий
На Таити у французов имелась лишь береговая батарея из 4 орудий калибром 65 мм, которые в принципе не могли причинить вреда военному кораблю, способному просто доплыть из Европы до Таити. После визита германской эскадры в Апиа французские власти на всякий случай оповестили все свои колонии на юге Тихого океана о потенциальной опасности, и батарея была приведена в боевую готовность.
22 сентября германские броненосные крейсера подошли к Таити. Немцы предпочли бы получить уголь и провизию без боя, но французы, увидев противника, открыли бесполезный огонь. Немцы ответили огнём из орудий главного калибра (210 мм). В Папеэте началась паника. Подойдя ближе к берегу, «Шарнхорст» заметил в гавани большой пароход и старую канонерку «Зелэ». Французские источники утверждают, что в ходе боя экипаж сам затопил «Зелэ» на входном фарватере, немецкие — что канонерка, получив несколько попаданий, перевернулась и утонула в гавани. Французы сами подожгли угольные склады, а от попадания пары немецких снарядов загорелись склады с копрой. Германские крейсера удалились от Таити, оставляя за кормой столбы чёрного дыма на берегу.
Итоги и последствия
Рейд на Таити помог немецким морякам восстановить уверенность в себе, однако уменьшил их запас боеприпасов, который было невозможно пополнить. Британское командование, получив сведения о германских действиях, поняло, что противник движется к Америке, и направило корабли на перехват, что привело к сражению при Коронеле.
Источники
- Больных А. Морские битвы Первой мировой. На океанских просторах. — М.: АСТ, 2001. — 560 с. — (Военно-историческая библиотека). — 10 000 экз. — ISBN 5-17-004429-1.
Напишите отзыв о статье "Бомбардировка Папеэте"
Отрывок, характеризующий Бомбардировка Папеэте
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
