Бонапарт, Луи Люсьен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луи Люсьен Бонапарт
фр. Louis Lucien Bonaparte
Дата рождения:

4 января 1813(1813-01-04)

Дата смерти:

3 ноября 1891(1891-11-03) (78 лет)

Место смерти:

Фано, Италия

Страна:

Франция

Научная сфера:

лингвистика

Луи́ Люсье́н Бонапа́рт (фр. Louis Lucien Bonaparte; 4 января 1813 — 3 ноября 1891) — французский лингвист (большую часть жизни провёл в Италии и Великобритании), специалист по баскскому языку, племянник Наполеона I. Иностранный почётный член Санкт-Петербургской Академии наук (1858)[1]



Биография

Сын Люсьена Бонапарта, второго брата Наполеона[2]. Родился в Англии, в Вустершире, после того как его родителей, пытавшихся из-за ссоры с императором эмигрировать в США, задержали на море и интернировали британцы. Вырос в Италии, окончил иезуитский коллеж в Урбино и занимался минералогией и химией. Со временем перенёс интересы в область гуманитарных наук, заинтересовался исследованием современных языков Европы, составил сопоставительный их словарь (Specimen lexici comparativi, 1847, охвативший материал 52 европейских языков и наречий).

После свержения Луи Филиппа I в 1848 году во Франции поднялась новая волна бонапартизма, на которой пришёл в том же году пришёл к власти Наполеон III — двоюродный брат Луи Люсьена. В этот период учёный ненадолго (впервые в жизни) приехал во Францию и попробовал заняться политикой — был избран в палату депутатов от родовой Корсики, а потом кузен, провозгласив себя императором в 1852 году, назначил Луи Люсьена сенатором и дал ему титулы принца и императорского высочества. Вскоре тот, однако, разочаровался в политике и перебрался в Лондон, ставший его основным местом жительства до конца жизни. После падения Второй империи в 1870 его финансовые дела пошатнулись, но впоследствии британское правительство назначило ему пенсию, а потом он получил большое наследство от бездетного племянника. Умер в Фано близ Урбино, Италия, похоронен в Англии на католическом кладбище в Кенсал Грин.

Научные достижения

В последние 40 лет жизни Бонапарт занимался филологией и лингвистикой, причём его интересы были широки — от английской фонетики (в сотрудничестве с «патриархом британской фонетики» Александром Эллисом) до итальянских диалектов и перевода Библии (спонсировал издание нескольких переводов). Его интересовала проблема документации вымирающих языков и диалектов, которой лингвистика всерьёз займётся лишь в XX в. Бонапарт был членом различных научных обществ и вёл светскую жизнь, среди его знакомых были Уильям Гладстон и королева Виктория.

Но основные его интересы лежали в области баскского языка, и именно здесь он сделал наиболее ценный вклад в науку. Он предложил ныне используемую классификацию баскских диалектов и говоров. На протяжении 15 лет выполнял тщательные работы по полевому описанию баскского языка (издал диалектологическую карту языка — 1869). Ввёл ряд терминов для специфических глагольных категорий баскского языка (например, категория обращения — аллокутив). Для сбора диалектных баскских текстов он предложил методику отбора информантов и их инструктирования.

Бонапарт также внёс большой вклад в книжное дело, используя свои химические познания для подбора краски и бумаги при печатании. До сих пор его книги в Британской библиотеке находятся в гораздо лучшей сохранности, чем средние издания той эпохи.

Напишите отзыв о статье "Бонапарт, Луи Люсьен"

Примечания

  1. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49624.ln-ru Профиль Луи-Люсьена Бонапарта] на официальном сайте РАН
  2. Бонапарты // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бонапарт, Луи Люсьен

– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.