Бонапарт, Мария Летиция
| Мария Летиция Евгения Катерина Аделаида Бонапарт Marie Laetitia Eugénie Catherine Adélaïde<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| Предшественник: | Мария Виттория Даль Поццо | |
| Преемник: | Елена Орлеанская | |
| Рождение: | 20 ноября 1866 Пале-Рояль, Париж | |
| Смерть: | 25 октября 1926 (59 лет) Монкальери, Италия | |
| Место погребения: | Суперга | |
| Род: | Бонапарты | |
| Отец: | Принц Наполеон Жозеф Бонапарт | |
| Мать: | Принцесса Клотильда Савойская | |
| Супруг: | Амадей I | |
Мария Летиция Бонапарт (Marie Laetitia Eugénie Catherine Adélaïde, 20 ноября 1866 — 25 октября 1926) — французская принцесса из семьи Бонапартов, дочь принца Наполеона Жозефа Бонапарта и его супруги Клотильды Савойской, после брака стала герцогиней Аостской, супругой Амедео, герцога Аостского, бывшего короля Испании.
Содержание
Семья и ранняя жизнь
Отцом Марии Летиции был французский принц Наполеон Жозеф, племянник императора французов Наполеона III. Её мать принцесса Клотильда Савойская была дочерью итальянского короля Виктора Эммануила II и его супруги Адельгейды Австрийской. Мария Летиция была двоюродной сестрой королевы Португалии Марии Пии и короля Италии Умберто I.
Принцесса родилась в Париже 20 ноября 1866 года. Своё детство она провела в Париже и Риме вместе с братьями Виктором и Наполеоном-Луи. После падения французской империи семья проживала в Швейцарии.
В юности принцесса отличалась редкой красотой и её часто сравнивали с сёстрами императора Наполеона I.
Брак
Мужем Марии стал её дядя по материнской линии, принц Амедео, герцог Аостский, который был ранее королём Испании. Объявление о помолвке вызвало негодование Папы Римского, который был против брака племянницы и дяди, который был на 22 года старше невесты. Всё же разрешение было получено.
Свадьба состоялась в 1888 году в Королевском дворце в Турине. На церемонии присутствовало много членов семьи Савойя и Бонапартов. Мария Летиция было второй супругой своего мужа. Первая жена принца умерла в 1876 году. Этот брак помог Бонапартам снова поднять свой престиж в Европе.
Супруги проживали в Турине, где у них родился единственный сын принц Умберто, граф Салеми (1889—1918). Её муж умер через год после свадьбы. Мария Летиция больше не выходила замуж. Её сын погиб в боях Первой мировой войны в 1918 году. На протяжении всей оставшейся жизни она поддерживала открытые и скандальные отношения с военным, который был на двадцать лет её моложе. Принцесса умерла 26 октября 1926 года, оставив всё своё имущество своему молодому любовнику.
Титулы
- 20 ноября 1866 — 11 сентября 1888: Её Императорское Высочество Мария Летиция Бонапарт, принцесса Франции
- 11 сентября 1888 — 18 января 1890: Её Императорское и Королевское Высочество Герцогиня Аостская
- 18 января 1890 — 26 октября 1926: Её Императорское и Королевское Высочество Вдовствующая герцогиня Аостская
Родословная
Источники
- Appleton D. Appletons' Annual Encyclopedia and Register of Important Events of the Year 1888, Volume 13. — New York: D. Appleton and Co, 1889.
- Remsen Whitehouse Henry. The Sacrifice of a Throne: Being an Account of the Life of Amadeus, Duke of Aosta, sometime King of Spain. — New York: Bonnel, Silver, and Co, 1897.
- Vizetelly Ernest Alfred. The Court of the Tuileries, 1852-1870: Its Organization, Chief Personages, Splendour, Frivolity, and Downfall. — London: William Clowes and Sons, Limited, 1907.
Напишите отзыв о статье "Бонапарт, Мария Летиция"
Отрывок, характеризующий Бонапарт, Мария Летиция
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
