Бонгард, Михаил Моисеевич

Михаил Моисеевич Бонгард
Дата рождения:	26 ноября 1924(1924-11-26)
Место рождения:	Москва, СССР
Дата смерти:	20 октября 1971(1971-10-20) (46 лет)
Место смерти:	горы Памиро-Алая, горный узел Матча
Научная сфера:	Биофизика, Математическая кибернетика
Место работы:	Институт биофизики Академии Наук СССР, Институт проблем передачи информации АН СССР
Альма-матер:	физический факультет МГУ
Известен как:	Автор трудов по физиологии зрения, пионерских работ в области моделирования процессов восприятия на ЭВМ. Один из основоположников теории распознавания образов.

Михаил Моисеевич Бонгард (полная фамилия Бонгард-Полонский, 1924—1971) — выдающийся советский кибернетик, один из основоположников теории распознавания образов, автор фундаментальных работ в области цветоразличения, выдающийся исследователь процессов восприятия и адаптивного поведения. М. М. Бонгард — один из основателей (наряду с М. Л. Цетлиным) научной школы, круг интересов которой составляли проблемы математического моделирования в биологии, физиологии, медицине и этологии. Достижения этой школы в области индуктивного формирования понятий, моделей зрения, коллективного поведения автоматов на протяжении вот уже сорока лет составляют передний край мировой науки.

Область научных интересов

• распознавание образов;
• физиология зрения;
• машинное обучение;
• адаптивное поведение;

Биография

Михаил Моисеевич Бонгард родился 26 ноября 1924 года в Москве. Отец — Моисей Ильич Полонский. Мать — Дора Израилевна Бонгард (1900—1972).

В 1941 году окончил 182-ю среднюю школу Москвы и поступил на Физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Во время войны перед призывом в Красную армию некоторое время обучался в Свердловском университете. В 18 лет попал на фронт. Служил на передовой в пехоте, воевал автоматчиком на танке. После ранения под Невелем продолжил учебу на физфаке МГУ.

В 1949 г. М. М. Бонгард окончил физический факультет МГУ по кафедре теории колебаний. (Его дипломная работа, которая составляла новое слово в теории и практике анализа спектров сигналов, занимала на бумаге менее 5 страниц. Это обстоятельство в будущем иногда служило «методом воспитания» его молодых сотрудников). Его как выпускника кафедры теории колебаний распределили на Шиховскую балалаечную фабрику. Но там не знали, что с таким специалистом делать, и он устроился лектором в Московский планетарий — при его интеллекте он легко и вполне профессионально входил в любую новую для него область науки.

В начале пятидесятых М. М. Бонгард становится сотрудником созданной С. В. Кравковым лаборатории биофизики зрения Института биологической физики АН СССР (Сергей Васильевич Кравков — выдающийся психофизиолог, 1893—1951). В то время лабораторией биофизики зрения заведовал Г. К. Гуртовой, а с 1954 г. — проф. Н. Д. Нюберг (гимназический товарищ А. Н. Колмогорова).

В 1953 году М. М. Бонгард проводит измерения реакций на зрительном нерве лягушки, разрабатывает метод объективной колориметрии для выделения вклада цветовых каналов. В первой половине 50-х впервые в мире Бонгардом и Смирновым было показано, что многомерная информация может передаваться по одному нервному волокну. Обнаружение этого факта имело большое значение в связи с вопросами кодировки сигналов в нервных волокнах.

С 1958 г., первым в Советском Союзе, Бонгард начал занимается моделированием физиологических процессов на компьютере. Он пишет программы для М-2 — одной из первых ЭВМ в СССР. (Машина М-2 была разработана в Лаборатории электросистем Энергетического института АН СССР под руководством И. С. Брука и М. А. Карцева).

В 1961—62 учебном году М. Л. Цетлин, М. М. Бонгард и В. И. Варшавский организовали в Комарово (под Ленинградом) первую в СССР зимнюю школу-семинар по теории автоматов и распознаванию образов. Эта школа, получившая название Комаровской, собиралась ежегодно на 10—14 дней и проработала 10 лет.

В 1961 г. за покорение пика Коммунизма (7495 м) в составе команды под руководством Е. Тамма (будущего начальника Первой советской экспедиции на Эверест в 1982 году) Михаил Моисеевич получает золотую медаль Чемпионата СССР в классе высотных восхождений.

В 1961 г. под руководством Бонгарда разработана программа «Кора» (как часть программы «Геометрия»). Программа «Кора» нашла применение, в частности, для распознавания нефтеносных пластов. Школе Бонгарда принадлежит приоритет в практическом применении методов распознавания образов для незрительных задач.

«…задача „Коры“ — поиск разделяющего правила после того, как найдены операторы, дающие достаточно четкие (коротко кодируемые) характеристики объекта или его частей. При этом несущественна структура операторов и то, как они найдены. Их мог в готовом, окончательном виде придумать человек („Арифметика“), они могут иметь некоторые степени свободы, закрепляемые в ходе определенных стадий обучения („Геометрия“)…».

Описание алгоритма «Кора» впоследствии войдет во все русскоязычные учебники и лекционные курсы по распознаванию образов.

В 1963 г. Бонгард переходит на работу в Институт проблем передачи информации АН СССР. В этом году по инициативе Нюберга, в связи с переездом Института биофизики из Москвы в Пущино, в ИППИ была организована «Лаборатория переработки информации в органах чувств». Сотрудники «Лаборатории биофизики зрения» Института биофизики АН СССР перешли в новую лабораторию в полном составе.

В 1963 г. в сборнике «Проблемы кибернетики» М. М. Бонгард публикует статью «О понятии „полезная информация“». Ценность информации после получения сообщения связывается с увеличением вероятности достижения некоторой цели (например, точности распознавания). Величина «полезной информации» по Бонгарду может иметь отрицательное значение, то есть может быть измерена и дезинформация. Глава 7-я вышедшей позднее книги Бонгарда «Проблема узнавания» посвящена развитию этой темы.

В 1967 г. он публикует свой главный труд — книгу «Проблема узнавания». В ней нашли отражение результаты многолетней работы собранного Бонгардом творческого коллектива, в который входили М. Н. Вайнцвайг, В. В. Максимов, М. С. Смирнов, Г. М. Зенкин, А. П. Петров и другие ученые. Эта монография на протяжении вот уже сорока лет является настольной книгой российских и многих зарубежных ученых в области Искусственного Интеллекта.

В 1970 г. книга была издана в английском переводе под названием «Pattern Recognition». Значительная часть книги посвящена важнейшей в теории распознавания образов теме — процедурам выявления информативных признаков путём индуктивного обучения.

В книге описаны эксперименты с компьютерными программами распознавания «Арифметика» и «Геометрия». В этих экспериментах впервые исследовалась задача преобразования пространства первичных признаков (пространства рецепторов) в такое пространство, где поверхность, разделяющая классы, достаточно проста. На основе первичных признаков объектов генерировались вторичные признаки как функции от первичных, из которых отбирались наиболее информативные. Окончательно задачи классификации решались в сформированном признаковом пространстве.

Впервые рассматривается проблема переобучения. Уникальность книги Бонгарда состоит, в частности, и в том, что методы распознавания, изложенные в ней, не ограничены узкими рамками так называемой «гипотезы компактности».

В «Приложении» Бонгард приводит «Задачник для узнающей программы» — 100 задач для оценки уровня качества и «способностей» программ распознавания для зрительных (визуальных) образов. Все эти задачи относительно легко решаются человеком. Однако пока сообщений об устройстве соревнований с человеком по их автоматическому решению не поступало (хотя попытки создания таких решающих программ позже предпринимались, — в частности, В. В. Максимовым и независимо от него Г. Фундалисом). Эти задачи, получившие известность как тесты Бонгарда, несомненно, являются объективным способом сравнения интеллектуальности искусственных распознающих систем.

С 1967 по 1971 гг. Михаил Моисеевич возглавлял Лабораторию переработки информации в органах чувств Института проблем передачи информации АН СССР.

Во второй половине 60-х под руководством М. М. Бонгарда начата разработка модели «Животное», изучающей адаптивное поведение искусственных организмов, живущих на разбитой на клетки плоскости и обладающих рядом конкурирующих между собой потребностей. В проекте «Животное» модель адаптивного поведения обладала иерархией целей и подцелей. Этот проект не был реализован в полноценной модели, и заложенные в нем интересные и остроумные идеи еще ждут своего воплощения. Об актуальности проекта свидетельствует то, что в 2006 г. две статьи по проекту «Животное» за авторством М. М. Бонгарда, И. С. Лосева, В. В. Максимова, М. С. Смирнова вышли повторно (спустя 30 лет после их опубликования) в сборнике «От моделей поведения к искусственному интеллекту» (под ред. Редько В. Г., ИОНТ РАН).

В начале августа 1971 года Михаил Моисеевич (друзья звали его Мика) погиб в горах Памиро-Алая (горный узел Матча). Он шёл в связке с альпинистом Олегом Куликовым, они поскользнулись на ледовом склоне. Что и как случилось с Микой и Олегом, рассказал Евгений Игоревич Тамм в своих «Записках Альпиниста».

Сестра матери — актриса театра «Габима» Эстер Израилевна Бонгард — была замужем за режиссёром и театральным педагогом Борисом Вершиловым.

Цитаты из книги «Проблема узнавания»

«Пишущие о кибернетике любят заканчивать статью заклинанием: раз человек составил программу, значит, он передал ей часть своих знаний; посему-де машина никогда не будет умнее своего создателя. Про автомат, узнававший нефтеносность пластов, никак не скажешь, что программисты передали ему свои знания: ведь мы ничего не понимали в геологии! Откуда же программа получила все необходимые сведения? Только благодаря наблюдению и, если хотите, „творческому осмыслению“ примеров, продемонстрированных при обучении. Становится понятной роль хороших „машинных педагогов“. Благодаря им универсальная программа получила специализацию в геофизике. А могла приобрести её в медицинской диагностике или в промышленной дефектоскопии».

«…если мы хотим перейти от фантастических рассказов к делу, то нужно искать блоки намного более простые, чем мышление в целом, но намного более сложные, чем отдельные команды. …По-видимому, узнавание является одним из таких, важных для построения мышления, блоков».

«…цель обучения состоит не столько в нахождении разделяющего правила (например, гиперплоскости), сколько в отыскании пространства признаков, в котором такое разделение возможно. … после того, как „хорошее“ преобразование пространства рецепторов в пространство признаков уже найдено, практически не возникает вопроса о нахождении разделяющего правила. Оно к этому времени найдено автоматически».

«…основная задача узнающей системы …вовсе не в сохранении всей информации, а в максимальном сокращении несущественной информации о каждом объекте».

«…никакого самообучения быть не может. Разговоры об „обучении без учителя“ являются недоразумением. Оно вызвано тем, что бывают случаи, когда для достижения некоторой цели от учителя требуется лишь информация о принадлежности объекта „не к мусору“.»

«Если перед нами два класса — животные и растения, то куда отнести сковородку? … человек дает короткие описания классов и при этом пользуется разными терминами (преобразованиями) при решении разных задач. Терминами очень специализированными, очень не универсальными.»

«…представляется целесообразным для сокращения перебора при обучении строить признаки путём последовательного наращивания цепочек сравнительно простых операторов. Поскольку каждую цепочку можно наращивать многими способами, процесс аналогичен движению по веткам дерева…. Смело можно утверждать, что поиск критериев отсечения ветвей при построении признаков является одной из важнейших задач проблемы узнавания.»

Публикации

• Бонгард М. М. Проблема узнавания.— М.: Физматгиз, 1967.
• Бонгард М. М. Колориметрия на животных // Доклады АН СССР.— 1955.— Т. 103.— № 2.— С. 239—242.
• Бонгард М. М., Смирнов М. С. Сущность некоторых новых опытов по цветному зрению // Физика в школе.— 1961.— № 1.— С. 5-15.
• Бонгард М. М. Моделирование процесса узнавния на цифровой счетной машине // Биофизика.— 1961.— Вып. 4.— № 2.— с. 17
• Бонгард М. М. Моделирование процесса обучения узнаванию на универсальной вычислительной машине // Биологические аспекты кибернетики. Сб. статей.— М.: Изд. АН СССР, 1962.
• Бонгард М. М. О понятии «полезная информация» // Проблемы кибернетики. 9.— М., 1963.
• Бонгард М. М., Смирнов М. С. О «кожном зрении» Р. Кулешовой // Биофизика.— 1965.— Т. 10.— вып. 1.— С. 48-54.
• Бонгард М. М., Вайнцвайг М. Н., Губерман Ш. А. Извекова М. Л., Смирнов М. С. Использоание обучающейся программы для выявления нефтеносных пластов // Геология и геофизика.— 1966.— № 6.
• Бонгард М. М., Вайнцвайг М. Н. Об оценках ожидаемого качества признаков // Проблемы кибернетики.— 1968.— вып. 20
• Бонгард М. М., Голубцов К. В. О типах горизонтального взаимодействия, обеспечивающих нормальное видение перемещающихся по сетчатке изображений (моделирование некоторых функций зрения человека) // Биофизика.— 1970.— Вып. 2.— № 15.— с. 361—373.
• Адельсон-Вельский Г. М., Бонгард М. М., Лавров С. С. Эвристическое программирование // Вторая всесоюзная конференция по программированию (ВКП-2), Новосибирск.— 1970.
• Bongard M. M. Pattern Recognition.— New York: Spartan Books, 1970.
• Нюберг Н. Д., Бонгард М. М., Николаев П. П. О константности восприятия окраски // Биофизика.— 1971.— Т.16.— Вып. 2.
• Бонгард М. М., Лосев И. С., Смирнов М. С. Проект модели организации поведения — Животное // Моделирование обучения и поведения.— М.: Наука, 1975.
• Бонгард М. М., Лосев И. С., Максимов В. В., Смирнов М. С. Формальный язык описания ситуаций, использующий понятие связи // Моделирование обучения и поведения.— М.: Наука, 1975.

Ссылки

• [www.foundalis.com/res/bps/bpidx.htm Тесты Бонгарда]
• [lib.alno.name/vmk8/motp/motp.pdf Алгоритм «Кора» в лекциях академика РАН Ю. И. Журавлева, МГУ 2008 г.]
• [kunstkamera.livejournal.com/109610.html Воспоминания Смирнова М. С.]
• [infoscope.ws/AI/patt_rec/Bongard/Frumkina.html Воспоминания Фрумкиной Р. М. о Мике Бонгарде]
• [www.keldysh.ru/pages/mrbur-web/misc/mlb/ Сборник статей посвященный памяти М. М. Бонгарда]
• [www.iitp.ru/ru/researchlabs/233.htm Сайт Лаборатории обработки сенсорной информации ИППИ] (ранее Лаборатория переработки информации в органах чувств)

Отрывок, характеризующий Бонгард, Михаил Моисеевич

– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.