Бонги, Руджеро

Руджеро Бонги
Руджеро Бонги (фото 1875 года)
Род деятельности:	филолог переводчик публицист политик
Место смерти:	Торре-дель-Греко

Эта статья об итальянском учёном; о музыкальном инструменте см.: Бонги.

Руджеро Бонги (итал. Ruggiero Bonghi; 1826—1895) — итальянский учёный, филолог, философ, переводчик, публицист и политический деятель.

Биография

Руджеро Бонги родился 20 марта 1826 года в городе Неаполе.

Первоначально Р. Бонги посвятил себя филологии (его переводы Платона до сих пор ценятся очень высоко), но потом обратился к политике и основал во Флоренции газету «Il Nazionale». Возбудив против себя подозрение правительства участием в революционных движениях 1848—1849 гг., он бежал из Неаполя со многими единомышленниками в Пьемонт и до 1869 жил на Лаго-Маджиоре в тесной дружбе с поэтом Алессандро Манцони и философом Антонио Розмини-Сербати.

В течение всего этого времени Руджеро Бонги ревностно предавался изучению философии, плодом чего явились его превосходный перевод «Метафизики» Аристотеля и Платоновских диалогов, а также сочинение «Lettere critiche sul perché la letteratura italiana nonépopolare in Italia» (3 изд. Милан, 1873 год).

В 1859 он временно занимал кафедру философии в Павийском университете, в 1864 был профессором греческого языка в университете города Турина, с 1865 года профессором латинской литературы во Флорентийском университете, а с 1870 года преподавал историю в столичном университете.

Парламентская деятельность Бонги началась еще в 1860 году, а в 1874—76 он был в кабинете Марко Мингети министром народного просвещения Италии и своими широкими реформами научного образования в стране нажил себе массу врагов.

В конце XIX — начале XX века на страницах Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона говорилось, что Руджеро Бонги «один из самых трудолюбивых писателей Италии, человек с критическим и всесторонне развитым умом».

С 1867 он был руководителем миланской «Perseveranza» и с 1872 неаполитанской «Unita nazionale» и в 1881 году основал «Cultura»; кроме того, писал ежемесячную хронику для журнала «Nuova Antologia».

Руджеро Бонги скончался 22 октября 1895 года в городке Торре-дель-Греко на итальянском побережье Средиземного моря. После смерти Бонги, ему, в родном городе был установлен памятник.

Избранная библиография

Список трудов

• «Perché la letteratura italiana non sia popolare in Italia» (1856);
• «Storia della finanza italiana» (Флоренция, 1864—68);
• «Frati, papi e ré» (Неаполь, 1873, собрание речей и статей);
• «Bibliografia storica di Roma antica» (1879);
• «Pio IX e il Papa futuro» (3 из. 1888);
• «Leone XIII e l’Italia» (1878);
• «Ritratti contemporanei: Cavour, Bismarck, Thiers» (1878);
• «Disraeli e Gladstone» (1882);
• «Arnoldo da Brescia» (1884);
• «Storia di Roma» (том I 1884, т. II, 1888).
• «Vita di Gesù» (1890)
• «I fatti miei e i miei pensieri - pagine del Diario» (посмертное издание, 1927 год).

Литература

• Бонги, Руджеро // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бонги, Руджеро

– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.