Бондарев, Андрей Леонтьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Леонтьевич Бондарев
Дата рождения

20 августа 1901(1901-08-20)

Место рождения

хут. Бондарев, Новооскольский уезд, Курская губерния, Российская империя

Дата смерти

23 сентября 1961(1961-09-23) (60 лет)

Место смерти

с. Борово-Гринев, Новооскольский район, Белгородская область, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

1921—1956

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

43-я стрелковая дивизия;
168-я стрелковая дивизия;
8-я армия;
Невская оперативная группа;
17-й гвардейский стрелковый корпус;
101-й стрелковый корпус;
37-й гвардейский воздушно-десантный корпус

Сражения/войны

Гражданская война в России
советско-финская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды

В отставке

председатель колхоза

Андре́й Лео́нтьевич Бо́ндарев (20 августа 1901, хут. Бондарев, Курская губерния — 23 сентября 1961, с. Борово-Гринев, Белгородская область) — советский военачальник, гвардии генерал-лейтенант (1943), Герой Советского Союза (16 октября 1943 года).





Биография

Родился на хуторе Бондарев (ныне Новооскольского района Белгородской области) в крестьянской семье. Украинец. Образование начальное. Работал секретарём Бондаревского сельсовета.

В Красной Армии с января 1921 года. В 1922 году по окончании обучения на 52-х Кременчугских командных пехотных курсах, направлен проходить службу в 74-м стрелковом полку. Исполнял должности командира отделения, помощника командира и командира взвода. Участвовал в боевых операциях против остатков Революционной повстанческой армии Украины Н. И. Махно.

В межвоенный период с августа 1925 года на учёбе в Киевской объединённой военной школе, затем с августа 1927 года служил в Ленинградском военном округе в 166-м стрелковом полку — командир взвода, политрук, командир роты, начальник штаба батальона, помощник начальника штаба полка. С марта 1934 года начальник штаба и временно исполняющий должность командира учебного батальона 167-го стрелкового полка, с февраля 1935 года начальник штаба 12-го Туркестанского стрелкового полка, с июля 1937 года командир 31-го стрелкового полка. С апреля 1938 года командовал сначала 43-й, затем с августа 1939 года 168-й стрелковыми дивизиями. В этой должности участвовал в советско-финской войне. С ноября 1940 года на учёбе на курсах усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе.

С началом Великой Отечественной войны полковник А. Л. Бондарев продолжал командовать 168-й стрелковой дивизией, которая входила в состав 7-й, а в августе 1941 года — 23-й армий Северного фронта, дислоцировалась в районе города Сортавала и приняла на себя основной удар Финских войск. 45-дневные бои дивизии под командованием А. Л. Бондарева ознаменовались стойкостью и мужеством личного состава. Части дивизии в условиях лесисто-болотистой и сильно пересечённой местности самоотверженно отражали атаки превосходящих сил противника и постоянными контратаками наносили ему значительные потери. В конце августа 1941 года дивизия оказалась в полуокружении вследствие отступления 7-й, а затем и 23-й армий, и только решительные и грамотные действия А. Л. Бондарева позволили частям дивизии организованно со всей материальной частью форсировать Ладожское озеро и сосредоточиться на острове Валаам. 7 октября 1941 года А. Л. Бондареву было присвоено звание генерал-майор. В конце октября 1941 года дивизия была переброшена к Невскому плацдарму и в составе 8-й армии Ленинградского фронта вела наступление на Синявино навстречу войскам 54-й армии. Однако после 10-дневных боёв дивизия успеха не имела и вынуждена была перейти к обороне. С ноября 1941 года генерал-майор А. Л. Бондарев — командующий 8-й армией и в течение месяца проводил тщательную подготовку войск армии к наступлению. А. Л. Бондарев лично находился в боевых порядках частей дивизии, проводил рекогносцировку, вскрывал места расположения основных средств противника, определял основные пути подхода танков на исходные позиции. Однако наступление войск армии, начатое 22 ноября 1941 года с задачей форсировать реку Неву по льду и во взаимодействии с другими частями фронта окружить и уничтожить противника в районе № 1 и № 2 Рабочих посёлков, успеха не имело. Безуспешные наступательные бои велись на Невском плацдарме в течение всего декабря, и в конце месяца войска были вынуждены перейти к обороне. В апреле 1942 года был освобождён от должности как не справившийся. Затем, назначен командующим Невской оперативной группы войск Ленинградского фронта и вновь освобождён от должности за неумение организовать взаимодействие войск. После этого А. Л. Бондарев был направлен на учёбу в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова. После окончания обучения 17 апреля 1943 года назначен командующим 17-м гвардейским стрелковым корпусом, входившим в состав 1-й гвардейской, 13-й, 70-й, 60-й, 38-й армий Центрального, Воронежского и 1-го Украинского фронтов. 28 апреля 1943 года А. Л. Бондареву было присвоено звание генерал-лейтенант. Корпус участвовал в Курской битве. За успешное ведение корпусом оборонительных боёв в период Курской битвы А. Л. Бондарев был награждён орденом Кутузова 2 степени. В последующем корпус участвовал в Черниговско-Припятской, Киевских наступательной и оборонительной, Житомирско-Бердичевской наступательной операциях. За успешное форсирование корпусом рек Днепр и Припять А. Л. Бондареву 16 октября 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза. С декабря 1943 года по январь 1944 года корпус под командованием А. Л. Бондарева освободил более 300 населённых пунктов, за что он был награждён орденом Ленина. 28 мая 1944 года назначен командиром 101-го стрелкового корпуса 38-й армии. Корпус участвовал в освобождении городов Львов, Бобрка в ходе Львовско-Сандомирской операции, городов Ясло и Вадовице в ходе Западно-Карпатской операции и чехословацкого города Моравска-Острава в ходе Моравско-Остравской наступательной операции. За успешные боевые действия корпус был награждён орденами Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени.

24 июня 1945 года в составе сводного полка 4-го Украинского фронта принимал участие в историческом Параде Победы. После войны генерал-лейтенант А. Л. Бондарев продолжал службу в армии, командуя корпусом. С 1946 года преподавал в Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова. C 1947 года командовал 37-м гвардейским воздушно-десантным корпусом. С 1950 года — помощник командующего 7-й гвардейской армии — он же начальник отдела боевой подготовки. С 30 октября 1955 года в отставке по болезни. В 1960 году избран председателем колхоза «Память Ленина» Новооскольского района Белгородской области. 23 сентября 1961 года скончался в селе Борово-Гринев Новооскольского района Белгородской области от кровоизлияния в мозг. Похоронен в селе Боровки того же района.

Имя А. Л. Бондарева носят улицы в городах Новый Оскол и Сортавала.

Воспоминания современников

" Подтянутый, собранный, быстрый в движениях, он располагал к себе с первого взгляда, умел глубоко вникать в любое дело и решал все вопросы смело, без оглядки на инстанции. Наделённый живым, беспокойным умом, Андрей Леонтьевич быстро подхватывал всякую разумную инициативу и ценил людей «не по званиям, а по знаниям», что так же являлось без сомнения качеством положительным. Ко всему прочему комкор обладал весёлым, бодрым характером, вследствие чего оставался уравновешенным и несколько ироничным в любых ситуациях. "

— Герой Советского Союза генерал армии П.Н.Лащенко. Из боя – в бой. - М.: Воениздат, 1972. С.86-87.

Награды

Иностранные ордена

Напишите отзыв о статье "Бондарев, Андрей Леонтьевич"

Литература

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5427 Бондарев, Андрей Леонтьевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Бондарев, Андрей Леонтьевич

Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…