Бондарев, Гавриил Сергеевич

Гавриил Сергеевич Бондарев
Дата рождения	25 июля 1911(1911-07-25)
Место рождения	деревня Ветчанное, Рязанская губерния, Российская империя
Дата смерти	27 июня 1999(1999-06-27) (87 лет)
Место смерти	поселок Голованово, Клепиковский район, Рязанская область, Российская Федерация
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР Россия Россия
Род войск	инженерные войска
Годы службы	1933—1935 и 1941—1945
Звание	сержант
Часть	в годы Великой Отечественной войны: Северо-Западный фронт 348-й стрелковый полк 51-й стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Гавриил Сергеевич Бондарев (1911—1999) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии служил в 1933—1935 и 1941—1945 годах. Воинская специальность — сапёр. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание на момент демобилизации — сержант.

Биография

До войны

Гавриил Сергеевич Бондарев родился 25 июля (12 июля — по старому стилю) 1911 года в деревне Ветчанное Касимовского уезда Рязанской губернии Российской империи (ныне деревня Ветчаны Клепиковского района Рязанской области Российской Федерации) в крестьянской семье Сергея Григорьевича и Натальи Степановны Бондаревых. Русский. Окончил три класса начальной школы в 1921 году. До конца 1920-х годов помогал отцу вести крепкое крестьянское хозяйство.

Во время коллективизации в Ветчанах был организован колхоз, который, однако, функционировал лишь формально. Бондаревы, как и их соседи, фактически оставались крестьянами-единоличниками. В 1930 году вследствие ужесточения государственной политики в Тумском районе Рязанской области произошли крестьянские выступления против насильственной коллективизации, раскулачивания и закрытия церквей. Беспорядки коснулись и деревни Ветчаны. После усмирения бунта власти возбудили уголовное дело и начали следственные действия. Бондаревы среди активных участников волнений не значились, но Гавриил Сергеевич по настоянию родителей всё же покинул деревню. Около двух лет он жил в Коломне. Работал плотником на городских стройках. В 1932—1935 году проходил срочную службу в армии. После демобилизации вернулся на родину. До войны работал плотником в колхозе «Новая жизнь».

На фронтах Великой Отечественной войны

Вновь в Красную Армию Г. С. Бондарев был призван в июне 1941 года Тумским районным военкоматом Рязанской области. В боях с немецко-фашистскими захватчиками с октября 1941 года. До весны 1942 года воевал на Северо-Западном фронте. Из строя выбыл по болезни. После излечения по состоянию здоровья на некоторое время был переведён на службу в тыл. Весной 1943 года Гавриил Сергеевич был направлен в 51-ю стрелковую дивизию, формирование которой завершалось в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. К лету 1943 года он получил звание младшего сержанта и принял под командование отделение сапёрного взвода 348-го стрелкового полка.

Вновь в действующей армии Гавриил Сергеевич с июля 1943 года на Западном фронте. В августе — октябре он принимал участие в Смоленской операции. Осенью 1943 года 51-я стрелковая дивизия была переброшена на 1-й Прибалтийский фронт и 26 ноября включена в состав 4-й ударной армии. Части дивизии заняли позиции в Витебской области северо-западнее населённого пункта Сиротино. Младший сержант Г. С. Бондарев со своими бойцами работал на строительстве укреплений на участке своего полка, устанавливал инженерные заграждения, активно участвовал в минной войне, всегда в срок выполняя задания командования и демонстрируя образцы личного мужества и отваги. В ночь с 6 на 7 января 1944 года Гавриил Сергеевич в составе диверсионной группы ходил в тыл врага, где произвёл минирование объектов его инфраструктуры. Когда 3 марта сапёры противника проделали проход в минном поле на участке 8-й стрелковой роты, он, несмотря на сильный артиллерийско-миномётный и пулемётный обстрел, выдвинулся на передний край и заново произвёл минирование. 2 мая младший сержант Бондарев в районе деревни Ровное под шквальным ружейным огнём врага установил 58 фугасных мин перед оборонительными порядками своей пехоты, чем сорвал готовившуюся контратаку врага. Особенно Гавриил Сергеевич отличился при подготовке разведки боем, проведённой в конце мая 1944 года.

Орден Славы III степени

В преддверии крупномасштабного наступления Красной Армии в Белоруссии командование 6-й гвардейской армии, в состав которой с весны 1944 года входила 51-я стрелковая дивизия, активизировало разведывательные мероприятия на переднем крае противника. Силовую разведку решено было провести и на участке 348-го стрелкового полка в районе деревень Бочкны — Ясиневцы. Успешные действия стрелковых подразделений должны были обеспечить полковые сапёры, которым предстояло проложить путь своей пехоте к траншеям врага через систему своих и немецких инженерных заграждений. Ночь с 28 на 29 мая 1944 года выдалась напряжённой. Противник вёл интенсивный миномётный и пулемётный огонь по позициям полка, а когда отделение младшего сержанта Г. С. Бондарева уже выдвинулись на передний край, начался налёт немецких ночных бомбардировщиков. Но ни шквал огня, ни бомбёжка с воздуха не помешали сапёрам выполнить боевую задачу. При этом Гавриил Сергеевич со своими бойцами обезвредил 89 немецких мин и срезал несколько секций колючей проволоки. Через проделанный сапёрами проход штурмовой батальон полка сумел быстро достичь немецких позиций, и сняв боевое охранение врага, внезапно атаковал и взял штурмом его сильно укреплённые опорные пункты. За образцовое выполнение боевого задания командования приказом от 1 июня 1944 года младший сержант Г. С. Бондарев был награждён орденом Славы 3-й степени (№ 59849).

Орден Славы II степени

22 июня 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта перешли в наступление в рамках Витебско-Оршанской операции стратегического плана «Багратион». При прорыве обороны противника в районе населённого пункта Волотовки младший сержант Г. С. Бондарев со своим отделением разминировал три минных поля, обеспечив успешное наступление стрелковых рот своего полка без единой потери на инженерных заграждениях противника. На протяжении всей операции Гавриил Сергеевич со своими бойцами находился непосредственно в боевых порядках стрелковых соединений, умело организовывал работу своих подчинённых и способствовал быстрому продвижению вперёд пехоты и техники. Неоднократно под сильным огнём противника сапёры скрытно выдвигались к укреплениям немцев и проделывали проходы в проволочных заграждениях и минных полях. Осуществляя инженерное сопровождение частей дивизии, отделение Бондарева вело инженерную разведку местности, ремонтировало дороги, оборудовало объезды и переправы, восстановило два моста через водные преграды, чем обеспечило высокий темп и скорость наступательных действий. За отличие в Витебско-Оршанской операции приказом от 30 августа 1944 года Г. С. Бондарев был награждён орденом Славы 2-й степени (№ 29617). Вскоре Гавриилу Сергеевичу было присвоено звание сержанта.

Орден Славы I степени

Освободив северные области Белоруссии и восточные районы Литвы, 51-я стрелковая дивизия вступила на территорию Латвийской ССР и к началу сентября 1944 года вышла на подступы к городу Бауска. 2 сентября во время проведения разведки боем группа разведчиков обнаружила сосредоточение немецкой пехоты и танков в близлежащем лесном массиве. Стало ясно, что противник готовит контратаку на участке одного из батальонов 348-го стрелкового полка. Советские позиции ещё не были оборудованы в инженерном отношении, и отделение сержанта Г. С. Бондарева получило приказ заминировать танкоопасное направление. Передний край представлял собой открытую местность без единого естественного укрытия, по которой немцы вели интенсивный пулемётный и миномётный огонь. Действовать сапёрам пришлось днём на виду у противника. Выручали только высокая трава и редкий кустарник. Воодушевляя своих бойцов личным примером, Гавриил Сергеевич с восемью противотанковыми минами ползком выдвинулся на передний край, и прячась в высокотравье, быстро установил взрывные устройства. По примеру командира так же быстро и умело отработали сапёры его отделения. Задание было выполнено своевременно. Едва советские бойцы вернулись в свои траншеи, противник перешёл в контратаку. Несколько немецких танков на полном ходу устремились на позиции батальона, а за ними следовали цепи автоматчиков. Мин танкисты не опасались, так как местность, скорее всего, была предварительно обследована немецкими сапёрами. Поэтому подрыв двух головных машин стал для них полной неожиданностью. Противник пришёл в замешательство, а затем под шквалом артиллерийского и ружейно-пулемётного огня с советской стороны стремительно отступил на исходные позиции. Так благодаря героической работе сапёров были сорваны далеко идущие планы врага. За доблесть и мужество, проявленные при выполнении боевого задания, 9 сентября 1944 года командир 348-го стрелкового полка подполковник М. Т. Григорян представил сержанта Г. С. Бондарева к ордену Славы 1-й степени. Высокая награда была присвоена Гавриилу Сергеевичу указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года, но получить её на фронте сапёру было не суждено. В бою под Бауской он был тяжело ранен и контужен, и на фронт уже не вернулся. Орден Славы за номером 1853 нашёл героя только в 1946 году .

После войны

До лета 1945 года сержант Г. С. Бондарев лечился в госпитале. После выписки из лечебного учреждения в августе 1945 года он был демобилизован. Вернувшись на Рязанщину, Гавриил Сергеевич поселился в посёлке Голованово. С 1946 года работал лесником в Головановском лесничестве Тумского лесхоза. За многолетний добросовестный труд в 1970 году был награждён медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина». С 1973 года Г. С. Бондарев на пенсии. Умер Гавриил Сергеевич 27 июня 1999 года. Похоронен на кладбище посёлка Голованово Клепиковского района Рязанской области.

Награды

• Орден Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985)
• Орден Славы 1-й степени (24.03.1945)
• Орден Славы 2-й степени (30.08.1944)
• Орден Славы 3-й степени (01.06.1944)
• Медали, в том числе:

Медаль «За отвагу» (08.04.1944)

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (1970)

Память

• Имя Г. С. Бондарева увековечено на аллее Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы в городе Спас-Клепики и на воинском мемориале в посёлке Тума.
• Мемориальная доска в честь Г. С. Бондарева установлена на фасаде конторы Тумского лесхоза в посёлке Тума.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. Номера в базе данных:

[www.podvignaroda.ru/?n=1518233940 Орден Отечественной войны 1-й степени (архивный реквизит 1518233940)].

[www.podvignaroda.ru/?n=46570644 Орден Славы 1-й степени (архивный реквизит 46570644)].

[www.podvignaroda.ru/?n=46801369 Указ Президиума Верховного совета СССР от 24 марта 1945 года (архивный реквизит 46801369)].

[www.podvignaroda.ru/?n=46801764 Список награждённых указом Президиума Верховного совета СССР от 24 марта 1945 года (архивный реквизит 46801764)].

[www.podvignaroda.ru/?n=32543959 Орден Славы 2-й степени (архивный реквизит 32543959)].

[www.podvignaroda.ru/?n=33426595 Орден Славы 3-й степени (архивный реквизит 33426595)].

[www.podvignaroda.ru/?n=30291644 Медаль «За отвагу» (архивный реквизит 30291644)].

Литература

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/f6345e73.shtml Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — ISBN 5-203-01883-9.
• Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М.: Военное издательство, 1967. — С. 44-45. — 352 с.
• Батуркин П. А., Зарубин В. Ф. Кавалеры славы ратной. — М.: Московский рабочий, 1987. — С. 33—37. — 141 с.
• Навечно в сердце народном, 1941–1945 / авт. текста и сост. В. И. Микельсон. — Рига: Авотс, 1984. — С. 161. — 288 с.
• Наш земляк, полный кавалер ордена Славы — Бондарев Гавриил Сергеевич (1911-1999): 95-летию со дня рождения посвящается / сост.: Г. Н. Ликий. — Спас-Клепики, 2006. — 12 с.
• [library.ryazan.su/userfiles/kav.pdf Богатыри земли Рязанской: библиографический указатель. Часть 2. Полные кавалеры ордена Славы] / сост.: Безуглова В. В. и др.. — Рязань: Сервис, 2010. — С. 35—37. — 232 с. — ISBN 978-5-89403-045-6.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11072 Бондарев, Гавриил Сергеевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Бондарев, Гавриил Сергеевич

– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.