Бондаренко, Дмитрий Васильевич

Дмитрий Васильевич Бондаренко
Дата рождения	20 мая 1923(1923-05-20)
Место рождения	хутор Малая Фёдоровка, Зверевский район, Донская область, РСФСР
Дата смерти	7 июля 1994(1994-07-07) (71 год)
Место смерти	пос. Глубокий, Каменский район, Ростовская область, Россия
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1941—1946
Звание	Старшина
Часть	936-й стрелковой полк 254-й стрелковой дивизии 52-й армии 2-го Украинского фронта
Сражения/войны	Великая Отечественная война:  • Битва за Днепр  • Кировоградская наступательная операция  • Корсунь-Шевченковская операция  • Уманско-Ботошанская операция  • Ясско-Кишинёвская операция  • Сандомирско-Силезская операция
Награды и премии
В отставке	юрист

Дми́трий Васи́льевич Бондаре́нко (20 мая 1923 — 7 июля 1994) — участник Великой Отечественной войны. Один из полных кавалеров ордена Славы, награждённых в годы войны четырьмя орденами Славы.

Биография

Бондаренко Дмитрий Васильевич родился 20 мая 1923 года на хуторе Малая Фёдоровка (ныне Красносулинского района Ростовской области) в крестьянской семье. Учился в школе села Зверево. Школу окончил в 1941 году.

23 августа 1941 года Зверевским РВК призван в армию, а в октябре 1941 года направлен на фронт.

В 1943 году окончил школу разведчиков, направлен в 936-й полк 254-й стрелковой дивизии 52-й армии 2-го Украинского фронта.

В январе-феврале 1944 года 936-й стрелковый полк 254-й стрелковой дивизии участвовал в Корсунь-Шевченковской операции.

25 февраля 1944 года за отвагу и мужество, проявленное в ходе операции, Бондаренко был награждён орденом Славы III степени. В наградном листе указанно:

«В боях с немецкими захватчиками проявил мужество и отвагу и умение бить врага. Действуя в разведгруппе по захвату контрольных пленных 3.2.44 в районе деревни Носачев первым, рискуя собственной жизнью, ворвался в траншею противника, гранатами и огнём автомата истребил пришедших в замешательство от неожиданности до 10 фашистов. При отражении контратаки фашистов в районе хутора Ленина 5.2.44 г. смело и решительно отстаивал занятый рубеж, отражая натиск превосходящих сил врага, перебил из автомата 4 солдат и 1 офицера, чем способствовал отражению контратаки частью».

— Из наградного листа Д.В. Бондаренко

С марта 1944 года Бондаренко участвовал в Уманско-Ботошанской операции. В ночь с 27 на 28 марта 1944 года его дивизия передовыми отрядами форсировала Прут и захватила небольшой плацдарм, отражала контратаки врага.

При форсировании реки Прут 28 марта 1944 года и в бою за высоту Безымянную 31 марта 1944 года Бондаренко проявил мужество и стойкость, дважды первым поднимался в атаку, увлекая за собой остальных бойцов, уничтожил до 9 румынских солдат.

22 апреля 1944 года за проявленное мужество в Уманско-Ботошанской операции награждён орденом Славы III степени.

5 июня 1944 года ранен.

29 сентября 1944 года Бондаренко награждён орденом Славы II степени за уничтожение в бою севернее города Яссы в мае-июне 1944 года 2 пулемётных точек, одного станкового пулемёта, 18 немецких солдат и пленение ещё 8 солдат.

В январе 1945 года принимал участие в Кировоградской наступательной операции, где в боях за город Хмельник и окрестные населённые пункты проявил инициативу и мужество, способствовал выполнению боевых задач своего подразделения, за что 10 апреля 1945 года был награждён орденом Славы I степени:

«В боях под г. Хмельник 13.01.45 г. под миномётно-пулемётным огнём подполз к пулемётной точке врага и гранатами уничтожил её вместе с расчётом. С фланга мешал продвижению нашей пехоты второй пулемёт противника. Тогда разведчик Бондаренко добровольно вызвался уничтожить его. За короткий промежуток времени пулемёт вместе с расчётом был захвачен.

В районе деревни Першку Бондаренко была поставлена задача уничтожить станковый пулемёт, установленный немцами на чердаке. Пулемёт был уничтожен, деревня взята.

В одном из населенных пунктов им были взяты в плен 3 немецких солдата с ценными документами».

— Из наградного листа Д.В. Бондаренко

19 апреля 1945 года дивизия, в которой служил Бондаренко, вышла к Бауцену, но город с ходу взять не удалось. Только 21 апреля 1945 года в результате ожесточённых двухдневных боёв Бауцен был взят.

В ходе сражения за город 21 апреля 1945 года Бондаренко, находясь в боевых порядках стрелкового батальона, отразил атаку противника и спас командира полка, уничтожив группу немецких фаустпатронщиков из 20 человек, забросав их гранатами и расстреляв из автомата.

За мужество и отвагу, проявленные в сражении за город Бауцен, 18 мая 1945 года был награждён Орденом Отечественной войны II степени.

В 1946 году демобилизовался и вернулся в Ростовскую область.

В 1956 году поступил на юридический факультет Ростовского государственного университета. После окончания университета в 1961 году работал юристом в Каменской юридической консультации.

К 40-летию Победы награждён Орденом Отечественной войны I степени.

Умер 7 июля 1994 года в посёлке Глубокий Каменского района Ростовской области.

Память

В память о Д. В. Бондаренко установлена мемориальная доска на доме, где он жил.

Примечания

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=17579 Бондаренко, Дмитрий Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Бондаренко, Дмитрий Васильевич

Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.